Честь и огонь

An Eldar Banshee dispatches a group of Dark Eldar Incubi...

Запись тестового забега 19.09

Итак, Ксеносы и Господа, представляю вам запись сегодняшнего ролеплея.


Теперь уже это действительно был более ролеплей, чем вчера.
Все свои неприязни оставлю при себе, но скажу только одно- Ксанд, я снимаю перед Вами шляпу. Теперь, наверное, со мной даже водиться не будут. Ваше ГМство было намного более высокого уровня, сразу видно человека с опытом.

Минутка социальной рекламы, да.

Попалась мне тут картиночка с корабликами баянометр говорит не было, так что теперь пусть будет. Масштаб 1км. Картинка кликабильна.

Отрывки из рассказа Джеймса Сваллоу "Покои в конце памяти". Разговор Дорна и Малкадора про потерянных примархов и судьбы их легионов.

Когда всё закончилось Дорн направился дальше, но Массак задержался. Библиарий подходил к каждой исходной точке пси-форм и проводил силовым мечом по вырезанным иероглифам, чтобы они не смогли восстановиться. Догнав своего господина, Массак услышал рокот его слов, прорубавших воздух.


– Я знаю эти покои, – размышлял примарх, когда они дошли до палаты перед двумя большими дверями. – Я помню их… Они были в другой части Дворца.


– Как это возможно? – спросил Массак. – Как…?


Его слова превратились в пепел, когда ужасающая тишина стиснула его. На библиария обрушились психические ощущения. Не только муки недавно погибших и пытки, которые претерпевали их духи, не только ненавистные отголоски пси-форм, но и тень гигантского психического присутствия. Разум хитроумного смертоносного великолепия, поступь которого невидимо окрашивала стены, и только такие, как Массак могли почувствовать её.


Вся мощь была сконцентрирована на дверях. Справа на медном портике красовалась вырезанная на старый манер цифра II. Слева на точно таком же входе в стали была выгравирована цифра XI. Массак не мог оторвать взгляда от этих злосчастных символов, и генетически изменённая кровь в его венах застыла.


– Второй и Одиннадцатый, – еле сумел произнести он. Говорить о них было запрещено осуждением самого Повелителя Человечества. Каждый сын каждого легиона, верный или предатель, знал слухи о двойной трагедии потерянных титанов, правда же об их утрате была навечно скрыта и непостижима.


Некогда Император создал двадцать сыновей, аспектов своей сущности, Рогал Дорн был одним из самых могучих среди них. Но двух примархов вычеркнули из списков чести задолго до восстания магистра войны, каждого поглотила катастрофа такого масштаба, что мало кто знал её подлинные размеры. Массак мог добавить только слухи и полуправду к своим знаниям, но глядя на лицо генетического отца, он понял, что Дорн глубоко в своих сердцах хранил суровую память об этой катастрофе.


– Мои братья… – примарх убрал оружие и направился к дверям. Дорн протянул обе руки и коснулся металла пальцами в бронированных перчатках. Псайкер редко видел такое почтение, такое сомнение в действиях Кулака.


– Если вы были бы сейчас здесь, что изменилось бы? – спросил Дорн холодный кисловатый воздух, словно забыл, что Массак ещё рядом. – Как изменился бы ход этой войны, если вы были бы вместе с нами? Или с ними? – Он покачал головой. – Хотел бы я знать.


Наконец Дорн убрал руки и оглянулся на сына-воина:


– Хотел бы я знать, что скажут о них в далёком будущем. Их будут помнить, Массак? Мы будем их помнить?


Вопрос казалось причинял Дорну физическое неудобство, и Массак видел, как мышцы напряглись на запавших щеках его повелителя.


– Что это за место? – осмелился спросить библиарий. – Сам воздух насыщен псионической силой.


– Это покои моих утраченных родственников, – ответил Дорн. – У меня есть такие же покои во владениях Дворца, как и у всех сыновей моего отца. Они редко используются, но поддерживаются в хорошем состоянии на случай необходимости. Принадлежавшие предателям закрыли с началом мятежа… – Он замолчал и нахмурился, когда оглянулся на двери. – Но эти… они должны находиться в другом месте.


Медленно и неумолимо поднимались мысли в разуме Массака, когда воспоминания связали здешний психический след с исходной точкой. Он вспомнил. Он узнал телепатическую подпись. Он знал, кому она принадлежала.


Много лет назад Массак стоял в присутствии автора этих хитроумных ловушек во время Улланорского триумфа. Психическая аура была такой же сильной и различимой, как и тогда, задержавшись в эфире шёпотами неземной мощи.


– Сигиллит, – прошептал Массак. – Это – его работа. Ловушки, дверь, печати. Милорд, это настолько очевидно, как если он вырезал бы своё имя на стенах!


– Ты прав, – произнёс Малкадор, его одежды шелестели, когда он вошёл в приёмную из коридора позади них. Чёрный металлический посох звенел об испачканные кровью плиты пола. Ледяная иссушающая ярость сверкала в глазах старика, и Массак почувствовал, как колоссальное давление разума Сигиллита сдавило его. – Вы не должны находиться здесь, Рогал.


– Я знаю это место, – возразил Дорн. – Или нет? Воспоминания туманны. Они нечёткие. Как такое возможно! – прокричал последние слова примарх, его голос гремел. – Отец создал нас с идеальной памятью! Мы ничего не забываем! И всё же… – Он взмахнул рукой.


Малкадор посмотрел на Массака и кивнул дальше по коридору:


– Оставь нас. Ты не должен слышать о чём мы будем говорить.


Библиарий попытался открыть рот, чтобы возразить, но не смог. Двигаясь без сознательного контроля – борясь, но не в силах управлять собственным телом – Массак повернулся и направился по коридору к далёкому свету.




– Как ты посмел, Сигиллит. – В другое время Дорн соблюдал бы приличия и не позволил бы себе показать ярость, которая текла в нём, словно расплавленная сталь. Но наедине со стариком не было никакого смысла в подобном проявлении вежливости. – Мои сыновья не игрушки, чтобы ты играл с ними из прихоти!


– Ему нельзя позволить вспомнить то, что он увидел здесь. Ради общего блага он должен забыть.


Гнев Дорна вспыхнул:


– Вы непочтительно относитесь к моему легиону. Вы непочтительно относитесь ко мне!


– А Имперские Кулаки всегда почтительно относятся к регенту Терры, – язвительно возразил Малкадор.


– Я глубоко уважаю занимаемую вами должность, – не согласился Дорн.


– Но не занимающего её человека? – Горько усмехнулся Малкадор, но мгновение спустя смех исчез. – Вам не следовало входить в коридор, Рогал. Я говорил вам держаться подальше от этих зданий! – Он мрачно посмотрел на кровь на стенах. – Теперь вы понимаете почему. Это вторжение необходимо исправить. Оно будет вычеркнуто из истории, словно никогда не происходило… Я позабочусь об этом.


– Вы солгали мне об этом месте, – ответил Дорн, разочарование читалось на его лице. – Вы по-другому не можете, Малкадор? Даже в самых простых ваших словах всегда должна присутствовать ложь? – Он кивнул на обгоревшие останки. – Смерти эти верных имперских граждан на вашей совести, а не на моей. Но сомневаюсь, что вы даже заметили их.


Если в старике и было сожаление, то Дорн не увидел его. Сигиллит не стал отвечать на его высказывание, а вместо этого произнёс собственное:


– Могу представить, что вы сейчас думаете. Мне не нужно даже читать ваши мысли. Вы думаете о том, предатель ли я… Ни такой, как ваш брат Гор, хватающийся за голую власть и черпающий силы из злобы, а человек, который сам за себя. Интриган и игрок.


– Вы считаете себя верным, – прорычал Дорн. – Не сомневаюсь, что вы можете оправдать каждый свой кровавый поступок. Но кое-что из этого в вас есть. – Он отвёл взгляд. – Сигиллит играет галактикой, словно доской для регицида. Это место? Ваш очередной запутанный гамбит, очередная похороненная тайна. Я знаю это.


– Я делаю то же что и вы! – не сдержался Малкадор, и плазматическое пламя в железной корзинке на конце его посоха яростно вспыхнуло. – Я всегда делал только то, что мне поручили делать!


– Ещё одна ложь? – Дорн посмотрел на двойные двери, словно мог увидеть сквозь них силой воли. – В лучшем случае полуправда?


Что он нашёл в этих покоях, если бы вошёл? Какие ответы получит, какие наставления могут быть сокрыты внутри? Говорили, что трагедии утраченных примархов стали предвестниками раскола, с которым сейчас столкнулся Империум. Неужели это правда?


– Я никогда не лгал вам, – упорствовал Малкадор. – Скрывал кое-что от вас? Да. Переключал ваше внимание на что-то другое? И это так. Но в наших отношениях всегда была правда. Можете не верить мне, но знайте это. Из всех ваших родственников, Рогал, вы тот, кем я восхищаюсь сильнее всего.


– Не льстите мне, – резко ответил он. – Меня не волнуют такие вещи. Мне нужны ответы, старик! Вы отослали Массака, остались только мы двое. Говорите!


– Это место сокрыто по серьёзной причине. Наследие потерянных хранит в себе слишком много сомнений, слишком много горьких истин, которые только пошатнут равновесие нашего драгоценного Империума. Сейчас не время тянуть за эти нити. Сын Инвита!


– Если не сейчас, то, когда? – не уступал Дорн. – Что если там есть ответ, способ…


– Способ закончить войну? – Малкадор покачал головой. – Это слова человека, проклятого надеждой! Я говорю вам: за этими барьерами нет ничего кроме горя, – вздохнул он. – Возможно, когда весы снова обретут равновесие и Гора поставят на колени, эти вопросы можно будет задать. Но только тогда!


– Я знал их, – Дорн сделал ещё шаг к дверям, молча пытаясь погрузиться в воспоминания о двух братьях. Не все примархи могли сказать, что дышали одним воздухом с утраченными сыновьями, но Дорн был одним из немногих. Он был с ними, пусть и не долго.


– Вы когда-нибудь задумывались, почему никто не говорит о них? – спросил Сигиллит. – Конечно, всем, кто знает о потерянных, запрещено открыто говорить об их существовании. Однако при отсутствии фактов люди всегда начинают строить предположения. Но не вы. Примархи никогда не говорят о своих потерянных родственниках иначе, чем в самых расплывчатых выражениях. Вы когда-нибудь задумывались почему?


– Как вы уже сказали, нам запретили говорить.


– Даже когда вы вдали от взора вашего отца? Даже когда никто не узнал бы о таком разговоре? Спросите себя, почему ваши мысли всегда соскальзывают и проходят мимо. – Малкадор наклонил голову. – Как их звали, Рогал? – Сигиллит казался почти печальным, когда спросил его. – Ваших исчезнувших братьев. Назовите их имена и титулы.


Дорн попытался ухватиться за смутное воспоминание, сформулировать мучившие его вопросы, но снова совершенная эйдетическая память подвела его. Он видел только фантомы тех моментов. Удержать их было всё равно что пытаться схватить пальцами дым.


– Их звали… – его могучий голос дрогнул. Он разочаровано нахмурился. – Они…


К своему ужасу Дорн понял, что он не знает. Осведомлённость была: он почти видел очертания знания на далёком горизонте своих мыслей. Но оно отступало ото всех попыток рассмотреть его тщательнее. Каждый раз, когда он пытался создать воспоминание о потерянном, это было похоже на борьбу с приливной волной. Всё остальное ясно, но они – призраки в моём разуме.


Имперский Кулак испытывал невозможное. Каждое известное событие его жизни было открыто для него, словно страницы огромной книги.


Но не эти события.


– Со мной что-то сделали. – В груди снова зародилась ярость, вскипая от осознания подобного оскорбления. – Вы стоите за этим! – Дорн повернулся, и взмахнул цепным мечом, устремив сияющую дугу смертоносного металла в сгорбленную и прикрытую плащом фигуру Малкадора. – Вы окутали мою память! Вы вторглись в мой разум… Я должен зарубить вас за это!


Сигиллит никак не отреагировал на угрозу.


– Не только в ваш. Жиллимана и остальных, кто встречал их. – Он дал время осознать свои слова. – Воспоминания чрезвычайно трудно извлечь, – продолжил Малкадор. – Даже у обычного человека. Для мозга же настолько сложного и отлично спроектированного, как у примарха, задача становится во истину титанической. Представьте дерево в земле, растущее из паутины корней. Как можно удалить его, не потревожив ни единого атома почвы? Память нельзя вырезать и исправить, как мнемоническую катушку. Она существует, как голографическая проекция, во множестве измерений. Но её можно подправить.


– Отец позволил это? – Меч Дорна не дрогнул.


– Он не стал останавливать вас.


– Останавливать меня? – прищурился примарх.


Малкадор медленно попятился, подальше от смертоносной дуги искусно украшенного меча.


– Потеря Второго и Одиннадцатого стала тяжёлой раной для нас и угрожала идеалам, лежавшим в основе Великого крестового похода. Она разрушила бы всё, что мы построили в стремлении воссоединить человечество и изгнать врагов. Необходимо было что-то предпринять. – Он встретил пристальный взгляд Дорна. – Оставленные ими легионеры, лишившиеся лидеров и покинутые, являлись слишком ценным ресурсом, чтобы от него отказаться. Они не разделили судьбу своих отцов. Вы и Робаут выступили на их стороне, но не помните этого. – Малкадор кивнул сам себе. – Мне выпал жребий наблюдать, как они приспосабливаются к новым обстоятельствам.


– Вы отняли у них воспоминания.


– Я даровал им милосердие! – оскорбился Малкадор. – Второй шанс!


– Какое милосердие может быть во лжи? – громко возразил Дорн.


– Спросите себя! – Сигиллит ткнул горящим навершием посоха в сторону примарха. – Хотите знать правду, Рогал? Вы сами приказали окутать вас! Вы сказали мне сделать это. Вы с Робаутом придумали этот план и дали мне разрешение!


Дорн нахмурился ещё сильнее:


– Я никогда не одобрил бы подобного.


– Неправда! – Малкадор ударил основанием посоха в пол, лязгом металла подчёркивая сказанное. – Судьба потерянных была такой, что вы охотно позволили это. Вы стремились спрятать подобное знание.


Новое опровержение сформировалось в горле Дорна, но он сдержал его. Он отбросил гнев и изучил возможность отрешённым холодным взглядом Преторианца.


Мог ли я пойти на такое? Если дело было достаточно серьёзным, стал бы я настолько прагматичным и бесчувственным, чтобы отдать такой приказ?


Дорн инстинктивно знал ответ. Безусловно, да.


Если Империум окажется под угрозой, он отдаст за него жизнь. Стоимость некоторых воспоминаний, кусочек его чести, являлись той ценой, которую он вполне готов заплатить.


Малкадор подошёл к нему, оставив посох на месте. Костлявая рука с длинными пальцами показалась из широкого рукава его монашеских одежд, и Сигиллит протянул её, остановив перед лицом Дорна. Вспыхнули искры сверхъестественного света.


– Я покажу вам, – сказал псайкер. – Ненадолго я позволю вам вспомнить. Вы узнаете, почему потерянное должно оставаться тайной.


Дорн закрыл глаза и ледяной огонь вспыхнул позади них. У него перехватило дыхание, когда глубоко внутри на мгновение рассеялась тень.



Он шёл по запачканному кровью коридору и с каждым шагом вновь пробуждённая память отступала всё глубже во мрак.


Дорн чувствовал, как она исчезала. Он знал, что к тому времени, как достигнет выхода, от неё не останется ничего. Правда, которую он мельком увидел, скрытая, показанная, а теперь скрытая снова, становилась преходящей и эфемерной.


Он не сомневался в показанном Малкадором. Дорн достаточно хорошо знал собственный разум и был вполне уверен, что Сигиллит не спроецировал какую-то колдовскую иллюзию в его мысли. Примарх пробудился от навеянного забытья считанные секунды спустя, но он чувствовал на себе бремя нескольких дней. Когда он открыл глаза, то не увидел ни малейших следов присутствия Сигиллита.


Имперский Кулак не принимал многое из того, что говорил и делал псайкер, и несмотря на утверждение Малкадора, что тот был искренен с ним, у Дорна оставались сомнения, которые никогда не развеются.


Но не в этом случае. В этом он был уверен.


Потерянных больше не было и хорошо, что их больше не было. Постигшие их великие неудачи разрушились в уме Дорна, но оставили после себя уверенность.


Произошедшее могло бросить тень на всё. Теперь Дорн знал это. Кровоточащая и ненавистная правда ясна для меня. Если они сейчас были бы с нами… Мы уже проиграли бы эту войну.


Он вышел под искусственный дневной свет и обнаружил ожидавшего его Массака. Позади легионера на расстоянии держались спасательные бригады и арбитры, зная, что произошедшее в башне не являлось их делом. К завтрашнему дню никто из них не вспомнит о том, что увидел.


– Милорд… – начал Массак. – Простите, меня вынудили…


Дорн отклонил извинения:


– Ты исполнил свой долг, Йоред.


Массак принял сказанное, склонив голову, и затем посмотрел на зиявшую в стене минарета трещину:


– Что с покоями? Какие ваши приказы?


Примарх на мгновение задумался, ища в своих мыслях вопросы, на которые не получил ответов. Воспоминания о разговоре внутри минарета уже поблекли, превратились в ничто. Он нашёл только твёрдую, как гранит решительность в том, что должно было быть сделано.


– Похороните это место, – сказал он Массаку. – Теперь это только гробница. Оно будет забыто.

Если и есть что-то правдивое в той смеси набожной брехни и задним числом прописанных оправданий, которая именуется моей автобиографией, то это последние четыре слова данного абзаца. Когда я оглядываюсь на сотню лет трусости, извращения правды, выворачивающего кишки ужаса и тупого везения, каким-то образом забросивших меня на головокружительную высоту звания Героя Империума, я со всей ответственностью могу сказать, что именно эта мелкая грязная резня на Императором забытом шахтерском мирке и сделала меня тем, кто я есть.
Когда я прибыл на Дезолатию IV, то был полноправным комиссаром уже почти восемь недель (семь из которых я провел, путешествуя в варпе), и могу точно сказать, что мое новое подразделение не было очень уж счастливо получить меня. Когда я сошел с шаттла, у края посадочной площадки меня ожидала одинокая Саламандра, среди остатков содранной песком камуфляжной окраски на ее борту виднелась эмблема 12 – го Валгалльского полка Полевой Артиллерии. Старших офицеров, обязанных встречать новоприбывшего комиссара согласно устава, не было видно. Вместо них в жалкой тени от припаркованной машины расположился единственный солдат, раздетый до единственного предмета, с натяжкой способного символизировать военную форму. При моем появлении он оторвался от своего планшета с «художественными изображениями» и потащился примерно в моем направлении, поднимая ботинками в воздух облачка обжигающей желтой пыли.
– Поднести вашу сумку, сэр? – он даже не попытался отдать честь.
– Спасибо, – поспешно ответил я, – она не тяжелая.
Тяжкий телесный дух окружал солдата, как личное силовое поле. До того, как совершить приятное путешествие на транспортнике, чья команда до сих пор ошибочно считает, будто азартные игры имеют что-то общее с удачей, я заглянул в планшет с данными о своем назначении. Там упоминалось, что валгалльцы – жители ледяного мира, неудивительно, что обжигающее солнце Дезолатии могло заставить их пропотеть. Но я едва ли ожидал встретить ходячее биологическое оружие.
Я подавил рвотный рефлекс и изобразил дружественное выражение – бесчисленное количество раз выручавшее меня из неприятностей в схоле – настолько, насколько вообще был способен:
– Комиссар Кайн, – сказал я. – А вы?…
– Артиллерист Юрген. Полковник шлет свои извинения, но он занят.
– Несомненно, – ответил я.
Команда портовых грузчиков начала свою работу. Безымянные ящики и детали шахтерского оборудования высотой более моего роста плыли позади нас на своих поддонах. Шахты и были причиной нашего нахождения на планете; необходимо было обеспечить непрерывный поток того и сего на миры-кузницы Империума, несмотря на присутствие бродячей банды орков, которая была неприятно удивлена, встретив по прибытии на орбите корабль Имперской Гвардии, пережидавший небольшой варп-шторм. Информация о том, что конкретно мы охраняли от наших быстро уменьшающихся в числе врагов, содержалась где-то в моем планшете. Наверное.
Шахтерские поселения виднелись над нами, они цеплялись за склоны горы, как лишайник, жители выкапывали свои дома вглубь. Для меня, жителя города-улья в прошлом, они выглядели ностальгически-приятными, хотя и тесноватыми. Общее число жителей, включая стариков и детей, составило всего пару сотен тысяч – фактически деревня по имперским стандартам.
Я последовал за Юргеном к Саламандре, продираясь сквозь толпу рабочих; он шел беспрепятственно – миазмы, источаемые немытыми носками, расчищали путь с тем же эффектом, что и цепной меч. Погрузив свой багаж, я погрузился в размышления, не было ли мое прибытие большой ошибкой…
Путь не поражал разнообразием, ничего не нарушало монотонности пустынной дороги, просто горы сзади постепенно уменьшались в размере, пока не превратились в дымку на горизонте. Единственной время от времени встречавшейся достопримечательностью были редкие выгоревшие корпуса боевых машин орков.
– Вы, наверное, мечтаете скорей убраться отсюда, – заметил я, наслаждаясь ощущением ветра, разметавшего волосы, и радуясь тому факту, что сидя за щитком стрелка я был милосердно огражден от аромата Юргена. Он пожал плечами:
– Все в воле Императора.
Сказано было сильно. Я начал понимать, что его разум воспринимал имперские доктрины с той степенью буквальности, которая заставила бы моих старых наставников плясать от радости. Конечно, если бы им вообще пришло в голову сделать что-либо настолько недостойное.
Постепенно в жарком мареве начали проступать очертания артиллерийской базы. Она была расположена с подветренной стороны небольшого утеса, который выступал из песка подобно острову в сухом море. Валгалльцы без особого труда перенесли свою инстинктивную оценку снежных буранов на песчаные бури, более частые здесь. Расчищенные выступы расходились от скалы, формируя оборонительный периметр в виде ровного полукруга укреплений из набитых песком мешков, соединенных ходами сообщения.
Первым, что я заметил, были Сотрясатели. Даже с такого расстояния они заметно превосходили надувные палатки лагеря, которые стояли по несколько штук, как некие грибы в камуфляжной окраске. Когда мы подъехали ближе, я заметил и батареи Гидр, аккуратно расставленные вдоль периметра, чтобы обеспечить максимальное прикрытие от атак с воздуха.
Несмотря на свои недавние мысли, я оказался впечатлен; полковник Мострю явно знал свои обязанности и не собирался позволить отсутствию врага в пределах видимости вызвать у себя чувство мнимой безопасности. Я отправился на встречу с ним.
– Значит, это вы новый комиссар? – он поднял взгляд от стола, рассматривая меня, словно что-то, обнаруженное прилипшим к подошве ботинка. Я кивнул, изображая вежливый нейтралитет. Мне приходилось встречать подобных ему раньше, и мой обычный легкий шарм с ним не прокатит. Командиры Имперской Гвардии обычно не доверяли назначенным политофицерам, и часто – не без причины. По большей части все, на что ты можешь рассчитывать для создания нормальных рабочих отношений – не слишком часто наступать на чужие мозоли. У меня это сработало; даже тогда я понимал, что слишком зарывающиеся комиссары очень уж часто героически умирали за Императора. Даже если враг в это время был очень далеко.
– Кайафас Кайн, – представился я с уставным поклоном и постарался не трястись. Воздух в палатке был морозным, несмотря на палящий зной снаружи, в этот момент я неожиданно порадовался, что в мою форму входит шинель. Следовало предположить, что валгалльцы предпочтут включить кондиционер на такую температуру, при которой изо рта с дыханием валит пар. Мострю же в то время, когда я пытался не дрожать, сидел в шортах.
– Я знаю, кто вы, комиссар, – его голос был сух, – я хочу знать, что вы тут делаете?
– Я иду, куда пошлют, полковник.
И это было в достаточной мере правдой. О чем я не упомянул – так это о значительных проблемах в поиске чиновника Администратума со слабостью к картам и неспособностью распознать крапленую колоду. Подобное сочетание можно считать истинным подарком Императора; после нескольких вечеров приятного общения чиновник позволил мне выбирать для службы практически любую часть Гвардии.
– Нам раньше никогда не присылали комиссара.
Я попытался выдать выражение растерянного недоумения:
– Вероятно, потому что он вам был не нужен. Показатели вашего подразделения можно ставить в пример. Могу только предположить… – я изобразил сомнение достаточно сильно, чтобы привлечь его интерес.
– Предположить что?
Я симулировал плохо скрытое смущение:
– Если можно быть честным, полковник?…
Он кивнул.
– Я вряд ли был самым прилежным студентом схолы. Слишком много времени на площадке для скрамбола, слишком мало в библиотеке, откровенно говоря…
Он снова кивнул. Я решил, что не стоит упоминать другие виды деятельности, поглощавшие большинство времени, предназначенного для учебы.
– Мои выпускные оценки были на самой грани. Я предполагаю, что это назначение имело своей целью… облегчить мне службу отсутствием многих проблем.
Сработало просто волшебно. Мострю был успокоен замечанием, что его подразделение было признано достаточно благополучным, чтобы заслужить благосклонное отношение Комиссариата; теперь он если и не был сильно уж рад моему появлению, то и не испускал флюиды плохо скрытого подозрения и возмущения. Причем сказанное было почти правдой, одна из причин моего выбора 12 – го полка Полевой Артиллерии заключалась именно в том, что здесь мне не светило перенапрягаться с обязанностями. Впрочем, главная причина заключалась в том, что артиллерия воюет за линией фронта. Причем далеко за ней. Никаких тебе блужданий по джунглям или городским улицам в ожидании лазерного заряда в спину, никаких стычек на баррикадах лицом к лицу с полчищами вопящих орков, только удовольствие от распыления врага на атомы с безопасного расстояния и попивания рекафа в коротких промежутках между залпами. Как раз для меня.
– Мы постараемся не загружать вас работой, – Мострю слегка улыбнулся, легкая тень вежливого самодовольства промелькнула по его лицу. Я тоже улыбнулся. Достаточно позволить противнику ощутить свое превосходство – и манипулировать им становится проще, чем ребенком.
– Артиллерист Эрлсен. Стоя на посту, не соблюдал уставную форму одежды, – Торен Дивас, заместитель Мострю, уставился на последнего неудачника, имевшего счастье нервно таращиться на меня с покрасневшим лицом. За время, прошедшее с моего прибытия, я смог наладить отношения, сколько-нибудь напоминающие дружбу, только с Дивасом. Дружелюбный человек, он был только счастлив передать обязанности по поддержанию дисциплины среди личного состава комиссару – раз тот уже появился в полку.
– А кто не разденется, на такой-то жаре? – я сделал вид, что прочел рапорт, и поднял взгляд от бумаг. – Однако, несмотря на явные смягчающие обстоятельства, следует соблюдать хоть какие-то приличия. Пять нарядов на кухне. И наденьте штаны.
Элрсен отдал честь, заметно обрадованный возможностью избежать порки – стандарного наказания за свое нарушение – и удалился вместе с конвоем, отсвечивая содержимым криво заштопанных трусов.
– Должен сказать, Кай, ты – не совсем то, что я ожидал увидеть, – Эрлсен был последним из сегодняшних подсудимых, и Дивас начал собирать свои документы, – когда нам сказали, что прибывает комиссар…
– То народ ударился в панику. Сожгли все колоды карт, разобрали самогонные аппараты, а склады заполнились имуществом под завязку впервые на памяти человечества, – засмеялся я, легко надевая маску любезности, которую носил для удобства окружающих. – Не все из нас – помешанные на служении Императору маньяки-убийцы.
Барак затрещал, когда один из Сотрясателей снаружи подтвердил свое название делом. После месяца пребывания здесь я почти не обратил на это внимания.
– Конечно, тебе это ремесло знакомо больше, чем мне, – нерешительно сказал Дивас, – но ты не думаешь, что ты немного… э-э-э…
– Слишком терпим? – я пожал плечами, – возможно. Но ведь всем тяжело переносить жару, и они заслуживают немного снисхождения. Это помогает поддержать боевой дух.
Правда же состоит в том, что в жизни (в отличие от голографических постановок) харизматичные комиссары, которых любят и уважают солдаты, встречаются так же часто, как балерины у орков. И будет лучше прослыть мягкотелостью, если это делает тебя наилучшим выбором из всех возможных комиссаров и обеспечивает поддержкой и защитой твоих солдат в бою.
Мы вышли наружу, и от жары у меня, как обычно, прехватило дыхание. Мы прошли уже половину пути до офицерского клуба, пока тревожащее ощущение тишины не пробилось внезапно с задворок сознания вперед: пушки больше не стреляли.
– Я думал, что мы будем поддерживать заградительный огонь до конца дня, – сказал я.
– Так и есть, – Дивас повернулся в сторону Сотрясателей. Вспотевшие и полураздетые расчеты приводили орудия в походное состояние, явно довольные, что больше стрелять не придется. – Что-то…
– Сэр! Комиссар! – чтобы узнать говорившего, смотреть было необязательно. Уникальный телесный запах Юргена оповещал о его приближении, как свист снаряда – о скором взрыве. Солдат бежал к нам со стороны бараков командования. – Полковник хочет видеть вас немедленно!
– Что случилось? – спосил я.
– Ничего, сэр, – он небрежно изобразил отдание чести, более адресованное Дивасу, чем мне. Широкая усмешка разделяла лицо Юргена пополам. – Нас выводят.
– Да, это правда, – Мострю выглядел таким же довольным новостями, как и все вокруг. Он ткнул в голографический дисплей. – Шестой Бронетанковый полк подавил этим утром последний очаг сопротивления. Они завершат зачистку всей планеты к закату.
Я изучал изображение с интересом, впервые увидев полную картину расположения наших сил. Основная масса войск в данном полушарии располагалась далеко на востоке, между ними и шахтами на карте на экране имелась мелкая отдельная пометка. Это мы. Орки были отброшены назад дальше и быстрее, чем я ожидал, и я начал осознавать, насколько правдивой была репутация валхалльцев, как элитных ударных подразделений. Даже сражаясь в настолько неблагоприятных для себя условиях, они смели с лица земли упорного и злобного врага всего за несколько недель.
– Ну, и куда теперь? – спросил я, мгновенно пожалев об этом. Мострю обратил на меня свой холодный взгляд, в точности, как мой старый преподаватель в схоле, когда тот был уверен в моей виновности, но не мог ее доказать. Что по чистой случайности имело место практически всегда, но я отклонился в сторону…
– Сначала – на взлетное поле, – полковник повернулся к Дивасу. – Необходимо подготовить Сотрясатели к перевозке.
– Я займусь этим, – Дивас умчался.
– Затем, – продолжил полковник, переключая изображение на дисплее, – мы присоеденимся к Кеффийской группе войск.
Армада из более тысячи космических кораблей направлялась в систему Дезолатии. Я был впечатлен. Новости о восстании на далекой сельскохозяйственной планете только начали поступать в Комиссариат, когда я отбывал к месту службы. Похоже, Флот в последние три месяца был сильно занят.
– Не слишком ли много войск для кучки повстанцев? – заметил один из офицеров.
– Хорошо, если это так, – заметил я, уловив неплохой шанс для перехвата инициативы. Мострю снова посмотрел на меня с выражением явного удивления на лице – он был уверен, что смог поставить меня на место при предыдущей попытке нагло перебить его речь.
– Вам известно что-то, чего не знают остальные, комиссар? – он продолжал произносить мое звание, словно я был разновидностью грибкового заболевания; но, по крайней мере, он притворялся, что признает мою должность. Это было только началом…
– Ничего конкретного, – сказал я, – но я вижу признаки…
– Не относящиеся к размеру флота, надеюсь? – сарказм Мострю вызвал приступ сдавленного смеха у некоторых офицеров, когда он отвернулся, уверенный в том, что раскрыл мой блеф.
– Ну, вообще-то, это только слух, – начал я, позволяя ему тешить себя призрачным триумфом еще пару секунд, – но мой друг в штате Мастера войны…
Внезапное молчание было воистину радующим. То, что этот “друг” – не более, чем мелкая сошка со слабостью к симпатичным молодым мужчинам в форме, а ее работа заключалась в сортировке файлов и заваривании рекафа, я оставил при себе. Я продолжил, сделав вид, что не замечаю внезапной всеобщей задержки дыхания:
– Кеффия может быть заражена генокрадами.
Молчание сохранялось, пока все переваривали полученные сведения. Все знали, что означали эти слова. Долгую и кровавую кампанию по очистке планеты метр за метром. Вирусная бомбардировка с орбиты оставалась последним средством по отношению к сельскохозяйственному миру, который перестал бы иметь ценность для Империума после разрушения его экосистемы.
Иными словами, годы во втором эшелоне войны, в умеренном климате, забрасывая врага взрывчаткой без малейшего намека на ответный удар. Я не мог дождаться подобной возможности.
– Если это так, – сказал Мострю, с настолько потрясенным видом, какого я не видел у него прежде, – не следует терять времени, – и он начал раздавать приказы подчиненным.
– Я согласен, – заметил я. – Сколько осталось до прибытия флота?
– День, возможно, два, – пожал плечами полковник. – Астропаты штаба полка потеряли связь с ним вчера.
– С целым флотом? – я ощутил неприятное покалывание в ладонях. Это чувство возникало у меня впоследствии неоднократно – и никогда не было добрым предзнаменованием. Конечно, для офицера Имперской Гвардии нет причины считать потерю контакта зловещим признаком. Они считают варп и его содержимое вещами, о которых лучше не думать лишне, но комиссары обязаны знать об основных обитателях Хаоса больше, чем нам хотелось бы. Мало кто способен отбросить в варпе настолько мощную тень, чтобы прервать сообщение с целым боевым флотом – и от любого подобного существа я желал бы находиться на расстоянии дюжины субсекторов. – Полковник, я настоятельно рекомендую вам отменить только что отданные приказы.
Он посмотрел на меня, как на умалишенного:
– Сейчас не время для шуток, комиссар.
– Хотелось бы, чтобы это была шутка, – ответил я. Вероятно, часть моего беспокойства отразилась на лице, так как он внезапно прислушался ко мне. – Поднимайте тревогу по всем батареям, особенно оснащенным Гидрами. Вызовите штаб полка и потребуйте сделать то же самое. “Нет” – не ответ в данной ситуации. И включите каждый доступный ауспекс противовоздушной обороны.
– Что-нибудь еще? – спросил он, все еще сомневаясь, принимать ли меня всерьез.
– Да, – ответил я. – Молитесь Императору, чтобы я ошибался.
К сожалению, я был прав. Я находился в штабе, разговаривая с капитаном рудовоза, прибывшего на орбиту тем утром, когда сбылись мои наихудшие опасения. Капитан был мужчиной цветущего здоровья, слегка склонным к полноте, ему явно не доставляло удовольствия разговаривать с имперским офицером, даже таким мелким, как я.
– На орбите находится только наш корабль, – сказал он, явно в недоумении по поводу моего вопроса. Я просмотрел расписание полетов, конфискованое у равным образом недоумевающего менеджера шахты.
– Вас не должно быть тут еще неделю.
Капитан пожал плечами:
– Нам повезло. Потоки варпа были сильнее обычного.
– Или что-то очень большое их растревожило, – предположил я, сразу прокляв себя за это. Капитан не был дураком.
– Комиссар? – позвал он, явно рассмотрев большинство тех же возможностей, что и я. И раздумывая, есть ли еще возможность сбежать.
– Прибывает крупный военный флот, они собираются забрать нас, – уверил я его, использовав половину правды.
– Ясно, – он явно не настолько поверил мне, чтобы послать грузовой челнок, вот же чувствительный какой! Он хотел сказать что-то еще, когда его навигатор вклинился в разговор.
– На экранах порталы варпа. Их десятки!
– Это флот? – с надеждой спросил Дивас из-за моего локтя. Мострю с сомнением покачал головой.
– Отметки ауспекса какие-то неправильные. Совсем не похожи на корабли.
– Биокорабли, – сказал я. – Без металла в корпусе.
– Тираниды? – лицо Мострю стало серым. Мое, вероятно, тоже, хотя у меня было больше времени свыкнуться с этой мыслью. Как я уже говорил, мало что способно отбросить в варпе тень такого размера, а наличие генокрадов неподалеку… Не нужно быть Инквизитором Криптманном, чтобы сделать вывод. Я снова обратился к капитану рудовоза, пока он не отключил связь:
– Капитан, – быстро сказал я, – ваш корабль реквизирован Комиссариатом. Вы не должны покидать орбиту до получения иных инструкций. Ясно?
Он кивнул и повернулся раздать приказы команде корабля.
– Зачем вам рудовоз? – глаза Мострю сузились. – Хотите покинуть нас, комиссар?
Конечно, я хотел именно этого, но я слегка улыбнулся, сделав вид, что принял его высказывание за черный юмор.
– Не соблазняйте меня, – сказал я, – но боюсь, что мы застряли здесь.
Я включил тактический дисплей. Снаружи послышалось барабанное стаккато Гидр, выцеливающих первые споры, достигшие атмосферы. На голоэкране расцвели красные точки, обозначающие очертания первых плацдармов. К своему облегчению (и согласно своих ожиданий) я отметил, что тираниды нацелились на наибольшее видимое скопление биомассы – основные силы полка. Это должно было дать мне немного времени.
– Откуда они прибыли? – с нотками паники в голосе спросил Дивас. Я принял роль успокаивающего и поддерживающего боевой дух комиссара, мое обучение начало приносить свои плоды:
– Один из отколовшихся при Макрагге флотов.
Сегмент был полон ими, остатками после героической победы Ультрамаринов над флотом-ульем Бегемот почти десять лет назад. Жалкие остатки, только подобие той угрозы, которую они когда-то представляли, тираниды флотов-осколков все еще были достаточно сильны для захвата слабозащищенных миров. Таких, как эта планета.
– Мелкий. Слабый. Легкая добыча, – я ободряюще похлопал его по спине, излучая уверенность, которой сам не чувствовал, и указал на строки данных из навигационного ауспекса рудовоза. – менее сотни кораблей.
Каждый из которых мог содержать достаточно биоконструктов, чтобы поглотить все живое на планете, но сейчас мне не сильно хотелось об этом думать.
Мострю изучал дисплей, задумчиво кивая:
– Так вот зачем вам был нужен этот рудовоз. Чтобы оценить общую картину происходящего, – большая часть сенсорной сети полка была обращена в сторону поверхности планеты. – Неплохо придумано.
– Частично, – ответил я, отслеживая отметки на поверхности. Наши средства ПВО выполняли свою задачу, но значительное число спор остановить не получилось. Красные метки на поверхности сделали полушарие похожим на лицо больного оспой Ульрена. – Но он нам понадобится и для эвакуации.
– Эвакуации кого? – подозрительное выражение вернулось на лицо Мострю. Я указал на шахтерский поселок.
– Я уверен, что вы не забыли о четверти миллиона гражданских, находящихся как раз возле взлетного поля, – мягко отметил я. – Тираниды пока их не заметили, слава Императору за то, что поселения подземные. – Дивас склонил голову при упоминании Святого Имени, с видимым трудом приходя в себя. – Но когда заметят, то посчитают, что все это – накрытый для них шведский стол.
– А хватит одного рудовоза? – спросил Дивас.
– Должно хватить, – ответил я. – Будет тесно и неудобно, это точно, но это лучше, чем стать гормагонским обедом. Вы можете начать эвакуацию?
– Прямо сейчас, – когда у Диваса появилось занятие, его уверенность в себе вернулась. Я еще раз похлопал его по спине, когда он выходил.
– Спасибо, Торен. Я знаю, что могу положиться на тебя.
Этого должно хватить. Теперь бедолага способен скорее выйти против карнифекса с отломанной ножкой от стула, чем подвести меня. Оставался Мострю.
– Нам потребуется отвоевать некоторое время, – сказал я, как только молодой офицер вышел. Полковник уставился на меня, удивленный переменой в моем поведении. Но я знал его хорошо, спокойный разговор подействует на него лучше.
– Ситуация хуже, чем вы заявили, верно? – спросил он. Я кивнул.
– Я не хотел обсуждать это при Дивасе. Ему и так досталось. Но… Да, – я снова обратился к тактическому дисплею. – Даже задействовав все шаттлы, потребуется не менее дня для погрузки всех на корабль, – я указал на продвижение сил тиранидов. – Сейчас они здесь, атакуют наши основные силы. Когда они узнают о колонии…
– Или уничтожат полк, – Мострю разбирался в ситуации на экране так же, как и я.
Я кивнул:
– Они отправятся на запад. И в этом случае нам придется сдерживать их как можно дольше.
Иными словами – пока мы все не погибнем. Мне не пришлось произносить это вслух. Мострю кивнул с мрачным видом. Когда Сотрясатели проснулись, мелкие кристаллы инея посыпались с потолка. К моему удивлению, он протянул свою руку, ухватил мою и твердо пожал.
– Вы хороший человек, комиссар, – сказал он. Что точно показывает, насколько плохо он знал людей.
Теперь, когда я заставил все колеса вращаться, мне оставалось только сидеть и ждать. Я немного поторчал в штабе, наблюдая за красными точками в пустыне на востоке от нас и удивляясь стойкости наших основных сил. Я предполагал, что их уничтожат за несколько часов, но они удерживали позиции, в некоторых местах даже продвигаясь вперед. Но при наличии потока спор, подвозящих все новые подкрепления, все усилия только откладывали неизбежный исход. Мострю смотрел напряженно, когда он заметил мое присутствие, то отступил в сторону, дав лучший обзор. В другой ситуации я бы тихо позлорадствовал по поводу моей внезапной популярности, но теперь я был слишком занят подавлением насущной потребности убежать в туалет.
– Это вас следует поблагодарить за это, – сказал полковник. – Без вашего предупреждения нас бы уже смяли.
– Уверен, что вы бы справились, – ответил я и обратился к Дивасу. – Как проходит эвакуация?
– Медленно, – отметил он.
Я сделал вид, что изучаю его данные, и ободряюще улыбнулся:
– Быстрее, чем я ожидал.
Я солгал. Но скорость была достаточно высокой. Если я собирался присоединиться к отбывающим, сейчас было самое время. Дивас выглядел довольным.
– Думаю, здесь я ничего больше сделать не смогу, – обратился я к Мострю. – Остались только задачи для настоящих солдат, – я дал ему мгновение оценить комплимент, – пойду позанимаюсь с личным составом. Позанудствую с целью поднятия боевого духа.
– Для этого вы и присланы к нам, – ответил он, имея в виду: “Вали к чертям и дай мне заняться делом!”. Я так и сделал.
Ночь наступила уже несколько часов назад, и температура опустилась до значений, почти подходящих для валгалльцев. Так что гвардейцы выглядели довольными, даже ввиду неминуемого сражения. Я переходил от группы к группе, отпуская несколько шуток, снимая напряжение, наполняя их уверенностью, которой совершенно не испытывал. Несмотря на личные недостатки (а я сам первым признаю, что их у меня много), в своем деле я хорош. Поэтому меня, собственно, и избрал Комиссариат.
Постепенно, не выказывая своими передвижениями какой-то определенной цели, я продвигался к транспортному парку. Я почти достиг своей цели, когда мое время вышло.
– Они уже здесь! – завопил кто-то, открывая огонь из лазерного ружья. Я обернулся на треск ионизированного воздуха как раз вовремя, чтобы увидеть солдата – я не узнал его – падающего под ударом темного кошмарного существа, упавшего с неба, как стервятник. Я не узнал солдата по той причине, что его лицо отсутствовало, съеденное Пожирателем, который держало существо.
– Гаргульи! – заорал я, хотя предупреждение вряд ли было слышно из-за жуткого вопля, предварявшего атаку биоплазмы. Я отпрыгнул в сторону достаточно быстро, чтобы избежать попадания кипящей струи первичной материи, которую изрыгнул крылатый кошмар, летящий в моем направлении. Я ощутил лицом жар в момент, когда заряд пролетел мимо, взорвавшись в нескольких ярдах неподалеку и поджигая палатку. Не задумываясь, я достал цепной меч, включил его на полную силу и взмахнул над головой, присев. Удача мне не изменила, и я был вознагражден потоком вонючей грязи, пролившимся за воротник моей рубашки.
– Осторожно, комиссар!
Я развернулся, наблюдая, как тварь снова летит ко мне в свете пожара, злобно крича, ее разорванные внутренности развевались, как знамя. Эрлсен в положении с колена выцеливал существо не спеша, словно развлекаясь в тире. Я упал наземь в тот самый момент, когда он надавил спуск, и голова твари взорвалась.
– Спасибо, Эрлсен, – я помахал рукой, встал и достал лазерный пистолет левой рукой. Он ухмыльнулся и начал выцеливать очередную мишень.
Я решил, что пришла пора оказаться где-нибудь подальше, и побежал изо всех сил в транспортный парк. По пути я часто стрелял и крутил мечом, выполняя все защитные движения, которые мог вспомнить. Попал ли я в кого – знает только Император. Вероятно, я представлял собой пример истинного героизма, а вопли мои были приняты за воодушевляющий воинский клич, а не панические крики ужаса. Все это несомненно добавляло гвардейцам мужества.
Теперь Гидры стреляли беспрерывно, наполняя небо над лагерем трассами снарядов, выглядевшими настолько плотными, что, казалось, по ним можно было ходить. Однако гаргульи были мелкими и быстрыми, так что могли уклониться от большинства снарядов. Вертя головой в поисках вероятных угроз, я увидел, что большинство гвардейцев стараются найти любое возможное укрытие; те, кто оставались на открытом месте не имели шансов выжить под огнем Пожирателей и потоками биоплазмы, стекавшими дождем с небес. Я отвлекся и упал на что-то, что издало проклятие и попыталось вышибить мне мозг прикладом лазерного ружья.
– Юрген! Это я! – заорал я, блокируя удар рукой, пока он не расколол мне череп. Даже учитывая вонь от кишок гаргульи, я мог не глядя сказать, кто был рядом. Он залег между гусениц Саламандры, защитив себя от падающей с неба смерти слоем брони.
– Комиссар! – на лице его было написано облегчение. – Что нам делать?
– Заведи машину, – ответил я. Кто-либо другой возразил бы, но собачья преданность Юргена начальству выгнала его наружу без волнения. Я почти ожидал услышать вопль и влажный шлепок от попадания Пожирателя, но через мгновение двигатель ожил. Я сделал глубокий вдох, затем – еще один. Покинуть безопасное укрытие под броней Саламандры для того, чтобы попасть на открытую площадку не имеющей крыши разведывательной машины – это казалось практически самоубийством, но оставаться здесь в ожидании основного нападения могло быть еще хуже.
С большим количеством силы воли, чем я рассчитывал у себя обнаружить, я опустил пистолет в кобуру, сжал в руке цепной меч и выкатился на открытое пространство.
– Сюда, сэр! – Юрген протянул грязную руку, за которую я ухватился с благодарностью, и занял место за автопушкой. Что-то хрустело под подошвами моих сапог: мелкие каплевидные предметы, их были тысячи, снарядов Пожирателей гаргулий. Я рефлекторно передернулся, но они были мертвы, не найдя живой плоти, чтобы сожрать, за тот короткий спазм существования, что был им отпущен.
– Гони! – заорал я, и почти свалился с ног, когда Юрген прибавил газу. Я скорчился за щитком стрелка, бросил меч и открыл огонь. Естественно, большого эффекта не добился, но выглядело это замечательно, и любой, кто нас видел, предположил бы, что истинной причиной моего нахождения на борту Саламанды была попытка увеличить плотность огня. Через несколько мгновений мы оказались за пределами периметра, и Юрген начал тормозить.
– Продолжай! – приказал я.
Он выглядел обескураженным, но снова прибавил газу.
– Куда, сэр?
– На запад. К шахте. Как можно быстрее.
Вот, снова. Я ожидал вопросов, сомнений, и любой другой солдат выказал бы их. Но Юрген, благослови Император его память, просто повиновался без возражений. Впрочем, на его месте я сделал бы то же самое, с чувством облегчения от того, что приказ уводит меня с места сражения. Постепенно шум и вспышки огня позади начали ослабевать. Я даже начал расслабляться, представляя себе, сколько осталось до безопасного места, когда Саламандра резко затряслась.
– Юрген! – завопил я. – Что происходит?
– Они стреляют по нам, сэр, – он выглядел не более озабоченным ситуацией, чем обычным нарядом по чистке сортира. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что он считает меня способным управиться с любой напастью, которую мы встретим. Я выглянул, чтобы осмотреться из-за щитка стрелка – и мои кишки сдавило.
– Поворачивай! – заорал я, когда второй выстрел из ядовитой пушки попал в броню на расстоянии пары сантиметров от моего лица. – Назад в лагерь!
Даже теперь, спустя более века, я просыпаюсь весь в поту, когда мне снится этот момент. В предрассветном сиянии равнина перед нами двигалась, как огромный серый океан, мягко покачивающий волнами. Но вместо воды было море хитина, испещреное зубцами и клыками вместо пены, неотвратимо накатывающее на маленький островок артиллерийского лагеря. Я был бы охвачен разочарованием, если бы не был уже испуган настолько, что для других эмоций места не оставалось.
Тираниды перехитрили меня, окружив позиции и отрезав мне путь к спасению.
Я ударился о броню корпуса и тяжело упал в кабину, когда Юрген врубил реверс на одной из гусениц и развернул нас на пятачке не более монеты в диаметре. Моя голова сильно ударилась обо что-то твердое. Я проморгался и опознал данный предмет как вокс-передатчик. Что-то, похожее на надежду, снова ожило во мне, и я схватил микрофон.
– Кайн вызывает командование! Отвечайте! – орал я панически. В течение мгновения было слышно только шипение статического электричества.
– Комиссар? Где вы? – ответил спокойный и уверенный голос Мострю. – Мы искали вас с тех пор, как отбили нападение.
– Это была диверсия! – завопил я. – Основные силы подходят с запада! Если вы не перезарядите орудия – мы все мертвы!
– Вы уверены? – с сомнением спросил полковник.
– Я прямо сейчас здесь, и у меня на заднице висит пол-улья! Этого достаточно, чтобы быть уверенным?
Я так и не услышал ответа, так как антенна расплавилась от выстрела из биоплазменной пушки. Саламандра опять затряслась, и двигатель взвыл, когда Юрген выжал из него скорость, которую не закладывали в свое изделие производители машины. Несмотря на ужас, я не мог не оглядываться с осторожностью через край бронеплиты.
Милосердный Император, мы отрывались! Огонь по нам становился все менее точным, когда преследующая нас орда начала уменьшаться в объеме. Воодушевленный, я развернул установленный на оси болтер и начал стрелять в компактную массу бурлящего извращения. Целиться не приходилось, промахнуться было практически невозможно, так что я просто направлял ствол в сторону самой большой твари, которую замечал. Как правило, чем крупнее создание, тем более высокое звание в иерархии улья она занимает. И тем важнее ее присутствие для управления роем. А рассеивающийся рой, как я с трудом припомнил из давно забытой лекции по ксенобиологии, содержит мало подобных особей. Я промахнулся по тирану, в которого целился, но один из его охранников упал, мгновенно превратившись в кашу под весом прошедшего по нему роя.
Теперь можно было видеть лагерь, видны были солдаты размером с муравьев и, благословение Императору, Гидры, направлявшиеся к позициям для их защиты, их четырехствольные автопушки были направлены в сторону надвигающегося прилива смерти. Я начал думать, что у нас может получиться.
Когда наш воющий двигатель замолк с громким треском и визгом изношенного металла, похоже было, что нам придется заплатить своими жизнями за то, что Юрген выжал из машины слишком много. Саламандра покачнулась, съехала боком и развернулась, прежде, чем остановиться, подняв веер песка.
– Что будем делать теперь, сэр? – спросил Юрген, выбираясь с места водителя.
Я подхватил свой цепной меч, подавляя в себе желание испробовать его на Юргене; тот все еще мог оказаться полезным.
– Бежать, как проклятые! – ответил я, указывая направление. Мне не пришлось бы бежать быстрее тиранидов, достаточно было бежать быстрее Юргена. Я мог слышать, как его ботинки взрывают песок за моей спиной, но не оборачивался – это бы моментально замедлило мой бег. Да и не хотел я знать, насколько близко был рой.
Гидры открыли огонь, стреляя позади нас, образуя дыры в накатывающей стене смерти, но лишь едва замедляли ее. Затем началась стрельба из лазерных ружей. Хотя их огонь на данном расстоянии не дает полного эффекта, все это помогало мне. Ответный огонь нападавших был редким и направлялся в сторону укрывшихся за баррикадами гвардейцев, а не по нам – вероятно, коллективный разум улья решил, что наша смерть не была достойна отдельного внимания. Меня это устроило.
Я почти достиг укреплений, воодушевляющие крики обороняющихся звенели у меня в ушах, когда я услышал крик позади себя. Юрген упал.
– Комиссар! Помогите!
Ни за что, подумал я, намереваясь добраться до безопасности за баррикадами, когда мое сердце замерло. Передо мной, отрезая нас от остальных, возникла огромная туша тирана улья, окруженного телохранителями. Он зашипел, разевая рот, и я упал в сторону, ожидая уже знакомый поток биоплазмы, но вместо этого на том месте, где я стоял до этого, разорвался всепожирающий заряд чистой энергии. Я перекатился направо, пытаясь