Призрачные Волки

Конфликт поколений

– Кхров, – сказал он. – Кхров из Тысячи Сынов. Потомок Магнуса. Сын... но действительно ли ты сын Просперо? Или ты, как все остальные, поздний птенец? Но говори свой рассказ, говори. Если твоя история окажется славной, то, может быть, она даже достаточно смягчит меня, чтобы выслушать, что поставило на кон это так называемое Дитя Императора.

Медленно и тихо Кхров вышел на середину круга и постоял там несколько секунд. Потом он испустил крик и ударил по каменным плитам концом посоха, и тут же его окутало шипящее пламя розового и голубого цвета, такое яркое, что рабыня Эммеш-Аийе зажмурилась от боли. Кхров ударил снова, и пламя опало с его тела, растеклось и превратилось в клубящийся у земли туман. Чародей поднялся в воздух на пьедестале из разноцветного огня. Он указывал посохом вниз, и куда бы он не ткнул острием, бурлящее многоцветье под ним начинало смешиваться и искажаться.

Без всякой преамбулы, не считая этой причудливой колдовской демонстрации, Кхров из Тысячи Сынов начал свой рассказ.

– Нет, – сказал он, кивнув Ченгрелу. – Нет, я не из первых легионеров, как ты, почтенный господин Ченгрел. Я никогда не видел лик живого Императора. Я не взирал на Терру и не ступал на Просперо. Я вырос среди нищенствующих логиков Преки Магна, которые странствуют по дорогам между центральными городами Университариата, ищут математические закономерности в формулировках имперских писаний и предлагают извлеченные уроки молодым ученым и рабочим в обмен на подаяние. Когда мы встречались с путниками у космопортов, то менялись с ними трактатами и научными трудами, и так моя семья завладела эзотерическими книгами, которые нам передали втайне, шепча об истинах, что известны самым выдающимся ученым, но при этом не доверяются никому, кроме их собственных фаворитов и льстецов. Мы применили наши расчеты к этим новым текстам и погрузились в чудесные и ужасающие откровения. Понимание пришло так легко, что это было все равно что подобрать сокровище с земли, проведя целую жизнь в попытках взломать запертые хранилища.

Пока Кхров говорил, туман и огонь под ним образовывали живые картины, отображающие все, что он описывал.

– Мы считали себя лишь учениками, вечно ищущими объяснений, но пока мы предавались изучению, нас тоже, в свою очередь, изучали. Эти уроки разжигали свет моего собственного спящего дара, и, когда Тысяча Сынов заметила меня, они начали действовать.

Это был не настоящий легион Магнуса, хотя я и не знал этого, когда они появились среди нас. Несмотря на внушаемый ими ужас и гордое поведение, они были лакеями Аримана-библиария, этого всюду вмешивающегося изгнанника, которого Магнус едва сберег от смерти. Они без единого слова увели меня. Это было на самой заре сорок первого тысячелетия.

Началось мое настоящее обучение, выстроенное на фундаменте, заложенном тайными трактатами. Я научился управлять страстью и иллюзией и повелевать Океаном при помощи лишь воли и интеллекта. Жаждая знания, я начал развивать принципы своих повелителей своими собственными способами, и каждый момент моего бодрствования был наполнен озарениями и возможностями.

Ариман не навсегда стал моим господином. Один из странствующих магистров из ядра Тысячи Сынов атаковал нас на северо-востоке галактики. Я не принимал участия в той битве, но чувствовал, как они сражаются оружием и силой воли на безымянном мире, куда Ариман приземлился в поисках чего-то, что мне до сих пор неизвестно. Их прогнали с того камня, прежде чем удалось это найти, а меня забрали в качестве трофея и увезли ко двору Магнуса Красного.

И теперь двери познания действительно распахнулись передо мной. Я сделал услугу для колдуна Абхенака, вычислив семь слогов семи истинных имен князя демонов Нургла Фоэтра Гнилодушителя, и тогда он передал меня в услужение Сулабхею Архинвокатору, который приставил меня к работе над оттачиванием принципов, по которым строились его защитные и призывающие печати. Мои результаты столь увеличили его могущество, что он назвал меня первым среди своих адептов и научил Третьей и Пятой конкатенациям, посредством которых мы можем противодействовать восьми фундаментальным темпераментам имматериума. В состязании с Ксердионом из Девяти Башен он приказал мне изобрести и исполнить ритуал, в котором варп-излучение человека-псайкера, каковое определяется в трудах Карракона Старшего, привязывается через три вторичных нюанса характера к вспышкам бурь, описанных в посланиях Гхелла. После моего успеха Ксердион признал превосходство адептов Сулабхея, и, когда я использовал элементы этого ритуала для того, чтобы связать и узнать происхождение демона Геракдола, меня снова привели к Магнусу и облачили в одеяние мага-соискателя.

Огненные марионетки Кхрова в светящемся тумане под ним сделали жесты и написали знаки, от которых воздух застенал и заискрился.

– Теперь меня обучили военному делу. Мои дары и заклинания были отточены для битвы, и я овладел более примитивными, материальными видами оружия Легионес Астартес. Я мог выпустить меткую очередь из болтера, фехтовать цепным мечом, командовать одной из древних машин легиона, отправиться на бой с одним из моих братьев или с сотней и знал, что ожидается от меня, не задавая вопросов и не требуя новых приказов. Я переписал доктрины моих солдат пламенными умениями мага.

На каждой стадии меня проверяли. Я помню битву, которая длилась сто шестьдесят два часа под небом, загроможденным серебряными башнями, битву с двумя главарями, подчиненными Магнусу. Один подобрал с равнины камни и кости и отправил их в нас на стремительных потоках мысли, пронизанных алыми искрами. Другой распустил прочную ткань пространства-времени и послал ползучие трещащие руны, чтобы они разорвали связь между нашими сознаниями и чувствами. Только я остался хозяином своим мыслям и телу и командовал остальными в гуще боя. Когда проверка закончилась и башни заговорили друг с другом голосами своих повелителей, они признали меня, объявили не соискателем, но адептом, и отдали мне других выживших в качестве ядра для моего первого ковена.

Мне принесли боевое облачение – пустой доспех давно умершего брата-легионера. Я перековал его с помощью лучших магов-кузнецов Легиона, покрыл его варп-гравировкой, так что теперь он пылал живым эфирным огнем вместо простых энергий, что прежде скрывались в его реакторе. Когда я надел доспехи, то взмыл с пола цеха и повис в помещении из сложенного пространства, пока оружейники атаковали возведенную мной защиту. Они испытали мое кузнечное умение, мои колдовские руны, связь моего духа с анимой доспеха и хищных, живущих инстинктами духов, лишь немного недотягивающих до разумов, которых я вплел в каждый зубец своего цепного меча и в каждый снаряд, загнанный в магазин пистолета. Такова была мощь оружейников, что всего лишь их простое внимание обжигало мои тело и душу, но, хотя они разобрали на части мои проекты и рассмотрели их со всех углов в четырех измерениях, не нашли ничего, что вызвало бы неудовольствие, и я спустился со Зрячей горы, чтобы начать свои исследования с...

Но тут Кхрова, как Эммеш-Аийе до него, оборвала ярость слушателя.

– Замолчи, Кхров! Замолчи! Замолчи, Сын Тысячи! – ибо Кхров все еще пытался говорить. Когда колдун понял, что Ченгрел не потерпит продолжения, он пожал плечами и плавно опустился на землю. Призрачная пантомима провалилась обратно в светящийся туман, который взбился вокруг ног Кхрова, взметнул движущийся край его накидки и исчез.

На этот раз дредноут не задвигался, но позади него, в тенях, раздался скрежет металла по камню.

– Хватит, Кхров, – повторил он. – Хватит слушать вас всех. Покиньте это место. Уходите к своим товарищам. Я дам вам весть при свете дня.

Ченгрел развернул свое вместилище и с неожиданной для таких коротких толстых ног скоростью начал удаляться. Двое терминаторов уже ушли, подобрав сумку с камнями.

Эммеш-Аийе сидел, опустив голову, и не сделал ни движения. Драхмус наклонился к Ходиру, как будто хотел что-то сказать, но тот повернулся спиной к остальным собравшимся и встал на ноги. Кхров, однако, не сдвинулся с места в центре каменного круга. Он тихо сказал:

– Я не закончил говорить, сэр.

Остальные трое повернулись и посмотрели на него, но Кхров продолжал пристально смотреть на Ченгрела и его свиту. Топот бронированных ног в темноте прекратился. Эммеш-Аийе сомкнул губы вокруг растянутого языка, чтобы увлажнить их. Ходир и Драхмус переглянулись и быстро, целеустремленно двинулись вперед, чтобы встать по бокам от Кхрова.

На миг повисла тишина.

– Мой рассказ не закончен, – проговорил Кхров. – Я так понял, что мы будем относиться друг к другу как к равным, как к товарищам, с уважением. Я думал, что каждый из нас представит тебе свою ставку, и даже те истории, которые ты счел нужным требовать от нас, и будет услышан. Я прибыл сюда, готовый благосклонно примириться с любой ставкой, которая окажется лучше моей, и удалиться, даже не получив иной награды, нежели чувство содружества с ними и с тобой. Но мне отказали в этом. Ты не выслушал мой рассказ и не узнал, что я предлагаю в качестве ставки. Господина Эммеш-Аийе ты также не дослушал. Ты скверный хозяин, господин Ченгрел. Мои товарищи и я заслуживают большего уважения, чем то, что ты нам продемонстрировал.

Вдали в тенях появился движущийся источник света. Это было окошко в передней части дредноута, которое стало видно, когда он развернулся. Зеленовато-белое свечение внутри резервуара становилось ярче по мере того, как он стремительно приближался.

– Уважение? – взревел он. – Уважение к тебе, ты, бесполезный, бескровный потомок инцеста? К тебе, позору генов Магнуса! Если бы ты имел хоть какое-то представление об уважении, то уже простирался бы на камнях и молил меня о прощении!

Набор болтеров, крест-накрест установленных на бронированной громаде Ченгрела, залязгал. Стволы поднялись на шестьдесят градусов и с ревом выпустили залп в переплетение ветвей наверху.

– Это подлое предательство! – прокричал он, заглушая треск горящих обломков, падающих вокруг. – Я выслал более чем сто герольдов, и где уважение ко мне? Четыре слабака? Мы – Легионес Астартес! Мы шагали средь крови и огня, мы были живыми богами войны для человечества! И мы ведем Долгую Войну, чтобы расколоть галактику на куски и переделать ее заново, чтобы Империум возрыдал, оплакивая день, когда обманул нас!

По обоим сторонам от Ченгрела появились, тяжко топая, два «Осквернителя», и со всех сторон от озаренного фонарями круга площади задвигались силуэты.

– Но теперь я вижу подлинную измену! – продолжал Ченгрел. – Кучка безмозглых младенцев, которые не понимают ответственность, возложенную на них геносеменем! Я ждал рассказов об ударах, нанесенных имперцам, о сожженных мирах, поверженных лордах и генералах, о возмездии легионам, которые не подняли вместе с нами праведное восстание. Историй о том, как вы исполняли цель, ради которой гены примархов были внедрены в ваши презренные неблагодарные тела! И что я услышал?

От тебя, Ходир, я узнал, что дети Кёрза настолько разобщены, что ты хвастаешься тем, как тебе удалось общипать жирный конвой снабжения, и вынужден выпрашивать у меня помощь для атаки на имперскую крепость. Драхмус, ты рассказал мне, как твои Несущие Слово едва смогли удержаться против имперского вторжения. Кхров, твой легион должен сильнее всех пылать добела раскаленной ненавистью к Императору, но вместо этого, словно сожжение Просперо для тебя ничего не значит, ты брешешь о вспышках бурь, конкатенациях и фундаментальных темпераментах. Расскажи мне о бурях, которые ты обрушил на былых братьев по оружию! Расскажи, как эти твои «конкатенации» помогли оборвать хотя бы одну жизнь в Империуме! Ты не можешь! Ты предал свое наследие и бесполезно растратил себя!

А ты, Эммеш-Аийе, – Ченгрел больше не орал, но его голос так и сочился презрением. – Что одолело тебя, что ты способен чувствовать хоть что-то помимо стыда? Сокрушить имперский город без какой-либо причины, кроме как помешать другому легиону? Помешать столь великому брату, как Тифус? Где твоя гордость? Неужто пустой блеск твоего покровителя затмил тебе тот факт, что, если мы все будем бросаться друг на друга подобным образом, не останется никого, кто мог бы атаковать Золотой Трон? Как мы сможем снова собраться в единую силу для разорения Терры, когда в наших рядах – такие, как ты?

И ты требуешь ответа, почему я не буду выслушивать, что ты ставишь, Кхров? Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почему я не отдам никому из вас эту награду, пока ваши легионы не смогут прислать мне чемпионов, которые докажут, что пламень, разожженный во всех нас Гором, по-прежнему жарко горит? Скажи этой Тысяче Сынов, от лица которой ты, по твоим словам, выступаешь, что их посланник – воистину недостойный представитель.

Если он намеревался сказать что-то еще, то этого уже никто не услышал. На миг показалось, будто какой-то ужасный снаряд разорвался перед вместилищем Ченгрела, и все пространство над каменными плитами заполнилось бело-голубым пламенем. Когда сияние исчезло, Кхров снова висел в воздухе, поддерживаемый шипящими паутинами молний. Конец его посоха был направлен прямо меж глаз Ченгрела.

– А что же тогда ты? – резко спросил он. – Могучий Ченгрел, почтенный Железный Воин? Великий Ченгрел, признанный своим кузнецом войны? Ченгрел, которому однажды удалось разграбить несколько имперских ульев, возглавляя армию и флот, и чье величайшее достижение с тех пор – это постройка убежища в секторе, столь опустошенном войной, что здесь ему никто бы не угрожал, живи он хоть в дерюжной палатке?

Услыхав это, Ченгрел издал рев, и его болтеры выкашляли яркую тучу снарядов. На расстоянии руки от Кхрова болты закувыркались в воздухе и разлетелись по сторонам от искрящейся руны, которой там не было еще долю секунды назад.

– Кто ты такой, Ченгрел? – как ни в чем не бывало продолжал Кхров. Молнии распростерлись по сторонам и окружили его аркой. – Ты смотришь на нас сверху вниз, глумишься над нашими историями. Ты хвалишься, что сражался в попытке Гора захватить власть, как будто это уже признак величия. Ты, что маршировал в рядовом составе десять тысяч лет тому назад! Говоришь, тебя хвалил за доблесть кузнец войны на самом Медренгарде? Да был бы ты наполовину, на треть так велик, как хвастаешься, то эти похвалы сошли бы с уст самого Пертурабо, а не какого-то вассала у его ворот. И если ты столь великолепный зверь войны, Ченгрел, то почему украшаешь себя титулами вроде «господина»? У тебя было сто веков, чтобы доказать свою ценность, почему ты сам до сих пор не стал кузнецом войны?

– Взять его! – рыкнул Ченгрел в ответ. Орудийные установки развернулись по бокам дредноута, и две роторные пушки начали поливать землю, взметая пыль и каменную крошку. «Осквернитель» прополз мимо него на множестве металлических ног и изрыгнул желтое пламя в левитирующего Кхрова. Не глядя, Сын Тысячи перехватил пламя и заставил его зависнуть в воздухе, как будто в стоп-кадре. Через миг оно, приобретя блестящий кобальтово-синий цвет, пронизанный алым и изумрудным, развернулось и помчалось прямо в бак огнемета «Осквернителя», который взорвался губительным шаром огня.

– Вы все предатели! – взвыл Ченгрел поверх шума. – Долгая Война не окончена, покуда Император сидит на своем троне на Терре! И все, что у нас осталось – хлыщи и трусы, которым духу не хватает расплатиться по всем счетам!

Пока он ломился вперед, стреляя из всех болтеров и пушек, левая пушка вдруг затихла. Это Ходир совершенно спокойно скользнул вперед, незаметно пробрался между двумя здоровенными рабами, чьи чувства были оглушены пламенем и выстрелами, и выпотрошил ее механизм одним точным ударом силового ножа. Теперь он развернулся для защиты, и рабы, похрюкивая, приближались к нему.

– Мы? – прокричал Кхров. Очередь уцелевшей пушки отбросила назад Драхмуса, прикрывавшего его с другого фланга, маленький демон с трудом удержался на месте, но продолжал говорить, не сбившись ни на слог. – Ты так отстал от жизни, Ченгрел? Так ограничен? Оставь эту так называемую Долгую Войну старикам, изъеденным злобой, которые уже десять тысяч лет не могут выбраться из одной и той же колеи! Подумай обо всем, что предлагает тебе Хаос. Подумай о могуществе и великолепии. Подумай о том, что ты уже построил, и чего мог бы добиться, если бы позволил Великому Океану свободно струиться сквозь тебя и расширять границы твоего понимания. Подумай, что тебя ждет, когда ты просто избавишься от своей безотрадной вендетты и отправишься исследовать мир! Ты – предатель, Ченгрел! Предатель потенциала, который увидели в нас предки, когда отвернулись от Императора и увели нас в пустоту! Подумай об этом, Ченгрел, и познай стыд!

Слева от него поднялась ужасающая буря оружейного огня. Несущие Слово Драхмуса, выжидавшие в сумерках, поливали последователей Ченгрела из болтеров и пушек. Справа стая домашних рабов била Ходира силовыми таранами и боевыми клинками, только чтобы обнаружить через миг, что они искромсали пустой плащ. В следующее мгновение существо, державшее плащ, повалилось замертво с дымящейся дырой во лбу – там, где силовой нож Ходира пронзил его череп. Труп рухнул, и Ходир поднял другой рукой пистолет и выстрелил в горло надсмотрщику рабов.

Верхние болтеры Ченгрела снова извергли пламя, и Кхров опять развеял залп одним жестом. На этот раз снаряды затанцевали перед ним, оставляя за собой полосы небесно-голубого света, которые образовали в воздухе странные буквы. Ченгрел зарычал от гнева, и рык вышел из его динамиков визгом статики, от которого болты сдетонировали. Взрывы не повредили Кхрову, но отбросили его назад в воздухе. Огонь и молния простерлись по его плечам, как вторая мантия.

– Долгая Война дает нам смысл! – прокричал Ченгрел, наступая. – Война – наша цель! Так поклялись наши примархи! Как ты смеешь отвергать пакты, заключенные ими с Гором и друг с другом! Предатель! Я нарекаю тебя предателем!

На этом он бы не остановился, но тут ходовая часть его дредноута врезалась в символы, которые Кхров оставил висеть в воздухе, и разметала их. Знаки распались, и пространство вокруг них тоже как будто растрескалось, и вдруг Ченгрела окружили ослепительные сияющие призраки, которые сгустились в более плотные, материальные формы. Приземистые комья розовой светящейся плоти, перемежающейся поющими ртами, закопошились вокруг ног дредноута, хихикая и терзая когтями суставы. Твари с зубастыми клювами и бахромчатыми грибными ножками вместо тел запрыгали кругами вокруг Ченгрела и его «Осквернителей», как дети вокруг костра, выдыхая потоки переливчатого света, который расползался по металлической коже врагов. Более темные силуэты с визгом метались возле турели «Осквернителя», оставляя борозды в его броне.

– Бездушный, бессмысленный обрубок человека, – презрительно ухмыльнулся Кхров, из каждого шва на доспехах которого теперь вырывался синий и серебряный свет. Диск из струящегося белого металла образовался под его ногами, и он шагнул на него. – Война все равно что выиграна, и мы – победители! Мы, те, кто понимает! Империум значит для нас так же мало, как нелепые амбиции того, кто не может вырваться из войны с ним. Единственные проигравшие в твоей драгоценной Долгой Войне – те, кто неспособен оставить ее. Вы и ваш Империум заслуживают друг друга.

Имперский шагатель типа "Страж" в разрезе (бронированная модификация с закрытой рубкой).

Перезалил психосилы - фото качеством получше.

Немного спойлеров к недавно вышедшей книге "Отголоски вечности".

Взято из телеги Чёрной Библиотеки.

 Сообщение от Жиллимана:

" Сангвиний. 

 Что происходит на поверхности Тронного мира, я не могу сказать. Я не могу представить какие ужасы вы пережили. Все что я точно знаю – я на расстоянии нескольких дней до границы системы, а в течение солнечной недели, я буду в небесах Терры. 

 Со мной полная мощь тринадцатого Легиона. И я не один; до меня дошло сообщение от Русса и Льва, возглавляющих авангарды Шестого и Первого. Наших сил будет достаточно, чтобы очистить небеса и вырвать мир из хватки Воителя. 

 Сохраняй надежду, брат – это все чего я прошу. Сможешь ли ты это сделать? Сможешь ли ты выстоять в эти последние судьбоносные часы? Призрачные близнецы – победа и отмщение приближаются. Война кончится в тот самый момент, как я достигну Терры. 

 Держитесь, во имя Императора и Империума, что мы построили вместе. 

 Скоро я буду с вами."

 Оживленный Зефон:

"— Почему они это делают? – спросил он. За этим вопросом последовала пауза. Его треллы не ответили, зато ответил первый голос и он звучал встревоженно.

— Они реактивируют тебя после комы, Астартес. Проводят химические чистки необходимые для выведения токсинов, выработавшихся в ходе длительного бездействия. Это должно быть очевидно, даже с твоей дезориентацией. 

— Ты меня неправильно понял. – сказал Зефон. – Я знаю зачем нужен этот процесс. Но почему они это делают? Почему сервиторы, а не апотекарии легиона?

— Потому, что большинство апотекариев твоего Легиона мертвы. Все в большинстве своем мертвы."

 Сражение между Вулканом и Магнусом:

"Первый удар молота пригвоздил Магнуса к костяной земле, из его расколотого черепа хлынул поток эктоплазмы. Второй удар раздробил кости одного крыла, переломав позвоночник и лопатку. Третий уничтожил правую руку демона, превратив ее в мелкодисперсную пасту.

 Задержав дыхание, стоя над парализованными останками своего мутировавшего брата, Вулкан поднял  молот. В тот же миг Магнус каким-то образом повернул голову. Колдун смотрел мимо Вулкана, через плечо своего палача. Либо он ничего не видел, либо видел без помощи единственного глаза, который представлял собой лопнувший плод, превратившийся в мякоть в  разбитой глазнице.

— Подожди, — прохрипел демон, и слово это было искажено кладбищем его зубов. — Отец. Подожди.

— Отца тут нет."

 Сражение между Сангвинием и Ангроном:

"Ангрон обхватывает когтистой рукой голову Ангела. Он бьет черепом Сангвиния об пол раз, два, три, и трещины паутины расходятся по плиткам каменными прожилками; четвертый раз, пятый..."

"...Сангвиний дергается, когда меч с жалкой медлительностью погружается в его внутренности. Его идеальные черты лица темнеют от боли, и Повелитель Красных Песков питается этим зрелищем, питается оскалом зубов Ангела, питается зловонием обильной, текущей крови Сангиния. Ощущения наркотические, пьяняще чистые. Даже Бог Войны, в тени которого стоит Ангрон, восхищается  проливаемой крови этого существа..."

"... Он еще глубже погружает клинок в тело ангела, вонзая его в кишки своего брата, и притягивает Сангвиния к себе, пока они не оказываются лицом к лицу. Он достаточно близко, чтобы почувствовать запах крови в дыхании брата. Он достаточно близок, чтобы кровь брызнула ему в лицо.

 'Ангрон'..."

"... Сангвиний тянется к нему слабыми и бескогтистыми руками. Это жалкое зрелище. Выступление слабака. Владыке Красных Песков не нужно дышать; ему все равно, если руки брата окажутся у его горла. 

 Но сладость момента исчезает. Адреналин улетучивается. Неужели Ангел умирает именно так? Неужели это все, что осталось от Сангвиния в его знаменитой форме?..."

"... Владыка Красных Песков видит это в булавочных уколах зрачков своего брата, в оскале клыков из слоновой кости. Ангел потерял себя от жажды в крови, и на его щеках проступают синие вены. Это гнев. Это Ангел, вышедший на свободу.

Это гнев настолько абсолютный, что Ангрон чувствует укус другого забытого чувства - ЗАВИСТИ..."

"... — Нет, — умоляет зверь своего брата.

Этот момент никогда не войдет в легенды ни одного из легионов. Примархи высоко над полем битвы, а те немногие сыновья, которые могут наблюдать за своими отцами, слишком далеко, чтобы знать, что происходит между ними. Только Сангвиний слышит последнее слово Ангрона, и эту близость он унесет с собой в могилу.

 Земля поднимается с дезориентирующей скоростью. Сейчас или никогда.

 Когда они вместе падают, Ангел в последний раз дергает змей из варварского металла. Голова демона лопается. Это детонация, сброс внутреннего давления, как гной из сдавленной кисты: львиная доля мозга Ангрона вырывается на свободу в брызгах огня и кислой крови.

 Двойной клич поднимается к небесам, где он бьет крыльями над полем боя. Кровавые Ангелы сражаются с новой надеждой, видя своего отца победителем, истребителем демонов. Пожиратели Миров, изничтожены психической отдачей убийства своего отца, видят Ангела Императора в ореоле восходящего красного солнца."

 Лотара Саррин у Хоруса:

"— Воитель, я желаю обсудить снабжение флота. Как только уляжется пепел, мы сможем собрать больше ресурсов с поверхности. Мой экипаж голодает, умирает от жажды. Я… —

 Она могла видеть, что Хорус не слушал. Его ухмылка исчезла и с холодной уверенностью он указал могучим когтем. 

— Малогарст, подойди ко мне.

 Лотара удержала язык за зубами. Малогарст был давно мертв; вместо него вошел Аргонис. Он наклонился к уху Воителя и что-то произнес ему. Лотара не могла ничего из этого понять. Она боролась с собой, чтобы не показать дискомфорт перед умирающим вурдалаком, коим стал Воитель. 

— Я измотан, капитан Сааррин, – произнес Хорус голосом в котором не было эмоций, и практически не было жизни. – Как и вы, я полагаю. Да. Все мы измотаны, не так ли? Но наш триумф близок. Он так близок – в этом я вам клянусь. 

— Воитель, прошу. 

На этот раз она замолчала. Ей не понравилось как он на нее смотрел – в его глазах появился внезапное пламя в его воспаленных глазах.

— Ты даже не понимаешь, да? 

— Понимаю что, владыка? 

— Что ты не она. Ты не Лотара Саррин."

 Судьба Лотары:

— Не смотри, — сказал ей Кхарн. Он был все еще безоружен, его доспехи были расколоты ударами, убившими его. 

 Но она уже смотрела. Теперь она не могла отвести взгляд.

 В ее троне сидела смертоносная тварь: тварь с блестящими черными глазами и злобной плотью, словно какая-то извращенная прихоть придала самому кораблю человеческую форму. Существо в ее троне было одето в ее униформу с символом Красной Руки на тонкой груди. Его волосы были всклокочены и серо-черные, а рот представлял собой щель, в которой находился целый арсенал кинжально зубов. Она завораживала так, как завораживают хищники-верхолазы. Она излучала ту же смертоносность.

 И она была соединена с троном. Судя по тому, что ее конечности погрузились в темный металл кресла, он был прикреплен к нему уже несколько месяцев. Ее извращенно-человеческая голова качалась то влево, то вправо, щели носа изгибались, когда она нюхала воздух, наглый, как любой зверь.

Оно выглядело голодным. Оно выглядело вампирически.

— Это Лотара Саррин, — сказал Кхарн.

— Ты даже не первый из моих призраков, — сообщила охотница, и в ее черных глазах блеснула искренность. — "Завоеватель" вызывает тебя вместе с другими снова и снова. Он возвращает мертвых, которых помнит, и живых, которые теперь изменились. Экипаж страдает от своих бывших воплощений. Эти призраки — лишь одно из многих безумий корабля, пробуждающегося здесь, в варпе. Я была вежлива с первыми несколькими из вас. Я стараюсь игнорировать тебя сейчас. Ты будешь расстроена, когда  узнаешь правду.

— Я - Лотара Саррин, - повторила она еще раз, и слова, задыхаясь, сорвались с ее губ, как пар.

– Ты знаешь, кем я тебя считаю на самом деле? 

Охотница наклонила голову, рассматривая призрак перед собой. 

— Ты моя слабость, вырезанная из меня. Ты мои ампутированные сомнения, эхом разносящиеся по моему кораблю. Ты часть меня, которая хотела бежать от Завоевателя.

«Я Лотара Саррин», - подумала она, обнаружив, что не может озвучить исчезающее утверждение..."

"... — Обращайся ко мне, - приказала она - не к моему трону. 

Взгляд офицера рассеялся, когда он обрабатывал сбивчивые голоса нескольких десятков офицеров на борту нескольких десятков судов.

— Нас атакуют не с кораблей, а с поверхности. Постоянная канонада направленная против целого флота.

Кровь Лотары похолодела. На поверхности существовало только одно место способное…

— Выходите из зоны досягаемости. Прикройте нас вторым эшелоном и откройте соединение с Мстительным Духом. 

"Завоеватель" задрожал вокруг них, его двигатели заставляли его медленно набирать высоту. Дрожь пустотного щита продолжала нарастать.

— Флагман застыл в верхних слоях атмосферы - вокс-офицер на секунду замолк - И… его щиты опущены.

Лотара обернулась к нему - Что? 

— Щиты флагмана опущены. 

— Минимальная защита? 

— Никак нет – Офицер снова обращался к ее трону, вместо нее – Они полностью опущены.

"Входящий сигнал", - позвал адепт, принявший на себя обязанности Мастера Вокса.

"Я Шибан Хан из Пятого Легиона, удостоенный чести в настоящее время носить мантию регента-командора космического порта Львиные Врата. Я адресую это послание флоту изменнических псов, претендующих на небо Терры. Как вы можете наблюдать, системы ПКО Львиных Врат снова работают. Сообщение окончено."

Предложение Амита:

"Каргос знает, с кем он сражается — он знает лицевой щиток, он знает доспехи, он видит имя на наплечнике Кровавого Ангела, имя, написанное пыльным золотом, имя человека, к которому он был прикован сотни раз, пока они вместе сражались. на арене имя выкрикивалось в ямах Завоевателя, и он знает насмешку в голосе Кровавого Ангела, потому что это была та же самая насмешка, которую Кровавый Ангел использовал, чтобы подстрекать своих врагов, и они вдвоем впервые сталкиваются друг с другом..."

"... Всё замедляется. Гвозди молчат в сознании Каргоса, как и война вокруг него.

— Амит, — говорит он. —Мой брат.

И Амит Расчленитель, его партнер по арене в течение многих лет, его собственный брат по цепи, плюет на его разбитое лицо и перерезает ему горло.

— Ешь дерьмо, предатель."

Лотара Саррин в сорок первом тысячелетии

Оставив десяток космодесантников Хаоса и двух мутиляторов охранять открытую дверь, он повел за собой Четверку.

– За мной.

Шесть длинных, но тяжелых шагов, и он оказался у подножия помоста.

Коссолакс чувствовал, как учащается биение его основного сердце, а вторичное оживает, словно в ответ на страх, из-за которого он пережил множества корректирующих генетических операций, чтобы его не чувствовать.

Оставаясь невозмутимым, даже когда его сердца продолжали бешено колотиться, а бископия накачивала кровь гиредреналином, он заметил, как мрак пробирается через заброшенные командные пункты. Окружая их с флангов. Отрезая им путь к отступлению. Даже в несуществующих в воздухе тенях чувствовался горький запах. Это была смесь ржавчины, серы и высеченной искры. Гвозди Мясника начали ныть в его черепе. Как и всегда в присутствии сильного колдовства. Он стиснул зубы и повернулся к Ховайну, но Темный Апостол содрогался. Капли крови сочились из углов линз его шлема и вытекали под действием слабой гравитации, словно слезы, пролитые вверх. Лорехай был единственным, из-за чего он оставался в вертикальном положении.  

– Мы Пожиратели Миров, – воскликнул Коссолакс, не обращая внимания на нотки неуверенности в своем голосе. Он поднял палец и вытер вяло текущую из носа кровь. – Когда-то это что-то значило. – Покрепче сжав взведенный пистолет, который он отобрал у Шалока, он продолжил. – Какое бы колдовство на нас не действовало, боритесь с ним.

Коссолакс начал подниматься.  

Ступеней было восемь, как и от палубы до подножия трона Коссолакса. Он дважды пересчитал их, а Коссолакс ошибок не допускал, и все же восемь ступеней спустя он все еще продолжал подниматься, не приближаясь к вершине возвышающегося над ним, словно гора, помоста. Мрак клубился под ним, словно верхушки облаков. Коссолакс тряхнул головой, пытаясь развеять иллюзию, но гора не уменьшилась. Его бедра болели от усилий, затраченных на подъем. Грудь горела. А в мыслях настойчиво жужжали в его мыслях.

Насчитав восемь раз по восемь шагов, во много раз больше, чем должно было быть, он наконец ступил на вершину помоста.

Какая-то часть его души хотела выпятить грудь, и прокричать о своем триумфе, и ему потребовалась вся его выдержка, чтобы подавить это желание.

Темнота с этого места была еще более глубокой и плотной. В ее тенях копошилось что-то древнее, таинственное и злое. Его третье легкое горело от вдыхания этого. Сердце колотилось настолько быстро, что он уже не мог различать его удары.

Коссолакс с трудом старался не обращать на это внимания. Он схватился перчаткой за стальную спинку командного трона и наклонился над ней, чтобы посмотреть вниз.

Мертвенно-бледная ведьма, лежавшая на спинке кресла, выглядела как чучело в грязно-белом мундире, у впадины на ее груди красовался отпечаток Красная Рука из древней крови. У нее не было даже малейшего сходства с тем призраком, который сновал по кораблю Коссолакса. Она была скелетом, прикрытым скудным слоем серой кожи. Или же это были остатки плоти, скрепленные мелкими костями, которые так и не удалось воссоединить. Так или иначе, она притягивала взгляд и удерживала его, как эффектно разорванный труп или яркая болезнь. Раздался хруст, и голова повернулась к нему. На сухих, лишенных век глаз мелькнули мигательные перепонки. Перепончатые ноздри затрепетали, как у маленького животного в страхе. Она отпрянула от него, но не смогла, так как была полностью прикована к своему трону. Лишь ее голова и одна руку сохраняли некоторую подвижность, и то, на последней, лишь один костлявый палец, постукивающий по подлокотнику с настойчивостью расчлененного паука.

Коссолакс хотел было рассмеяться, но что-то, какой-то ужас, витавший в воздухе, помешал ему.

После всего, через что он прошел, чтобы попасть сюда, он нашел своего врага.

– Хозяйка– - произнес он.  

– Повелитель, – прохрипела она голосом, который был так же плохо собран, как и ее кости. Раздался еще один треск хрящей, и существо снова отвернулось от него. – Завоеватель - твой.

Коссолакс крепче сжал спинку трона. Наконец-то. «Завоеватель» полностью принадлежал ему. Великая цель по восстановлению XII Легиона могла начаться. Пожиратели Миров не преклонялись перед символами своих богов или своего прошлого, как другие, но убийственный потенциал и огромная огневая мощь «Завоевателя» станут символами, перед которыми им придется склониться или они будут уничтожены. Те чемпионы Долгой Войны, которые отвергли его или все еще считали Пожирателей Миров мясом для своих воин, вскоре вспомнят, какой силой был XII легион. Под началом Коссолакса Отступника галактика снова запылает. Он добьется того, что не удалось Восьмидесяти Легионам Круор Претории, и сломает своим топором Золотой Трон Императора.

– Я ждала вашего возвращения, – продолжила Хозяйка, и Коссолакс наконец понял, что она обращается не к нему.

Он поднял голову.

Тьма вокруг них зарычала.

Коссолакс взмахнул пистолетом Добывателя Черепов сопротивляясь белому жару агонии, от которого Могривал, Лорехай, Шалок и Хавойн с воем падали на колени. Словно разорванный занавес, тьма перед ним расступилась и превратилась в пламя. Адский жар, более жаркий и сухой, чем водородная печь в сердце солнца, поднялся от пола и потянулся к трону, испепеляя и бесконечно извергая демонов, идущих по его следу. Они были краснокожими и похожими на зверей: сгорбленные тела, увенчанные собачьими головами с грубыми гнездами черных рогов. Каждый сжимал зазубренный черный меч длиной с человеческий рост и достаточно острый, чтобы заставить металл кровоточить. Боль, которую их невыносимое существование причиняло Гвоздям Мясника, была невыносимой, но Коссолакс отказался последовать примеру Четверки и преклонить колени.

Его болт-пистолет говорил о его отказе.

Нематериальные тела разрывались, забрызгивая палубу шипящим ихором, когда Коссолакс уничтожал их. Они не носили броню и были фактически бесчисленны. Коссолакс не смог бы промахнуться. Единственной их защитой была демоническая сущность, которую Коссолакс отрицал всеми силами своей воли и каждым нажатием на спусковой крючок пистолета.

– «Завоеватель» - мой! – Он почувствовал, как воины Четверки поднимаются - аура его неповиновения не ограничивались лишь разумом, - занимают оборонительные позиции вокруг помоста и открывают огонь.

Хозяйка издала изумленный смешок, когда первые демоны пробрались сквозь поток болтерного огня к подножию помоста. Им не было числа. Неважно, скольких из них убил Коссолакс.

Он крепче сжал топор.

– Ховайн!  

Темный Апостол опустил пистолет, вытянул руку и прошептал проклятие: конусообразный клин демонов превратился в шипящий ихор.

Но это ничего не изменило.

С рычанием Коссолакс бросил Сизифов труд сдерживать бесконечные орды и поднял топор над Хозяйкой. Его гудящее острие окрасило ее бумажную кожу в красный цвет.  

– Останови это. Прежде чем я покончу с тобой.

Глаза Хозяйки переместились с кровавой бойни на него, а затем обратно.

– И что тогда, Коссолакс Отступник? Кто будет кормить команду корабля и поддерживать баланс населения? Кто будет следить за тем, чтобы пушки были заряжены, а печи раскалены? Пожиратели Миров? – Она издала еще один сухой, отрывистый смешок. На ее лице появилось подобие улыбки. – Ты хоть знаешь, когда и где «Завоеватель» в последний раз брал топливо? Или у кого?

Коссолакс фыркнул.

– Я не стану делиться славой.

Госпожа замолчала. Она не отвечала.

– Останови это!  

– С чего ты взял, что это я должна остановить это?

Раздался еще один рык, похожий на тот, что звучал раньше, но теперь громче, ближе, и его дыхание напоминало топу, от жара которой скрипели переборки. С шагами, похожими на шипение сварки, оно вышло из пламени. Это была стихия и эмоция, медь, огонь и ярость, и разум не мог воспринять их в менее абстрактных терминах. Он был вулканом, ходячим извержением ненависти. Сам воздух пылал вблизи него, словно был доведен до такого состояния ярости, которое не могло быть изгнано никаким другим способом.

В этот момент сердца Коссолакса должны были разрываться от сотни разных эмоций. Отчаяния от того, что полтысячелетия амбиций превратились в пепел, что было вполне ожидаемо. Ужас, приемлемый даже для космодесантника и Отступника Хаоса. Любовь, даже к существу, которое он презирал больше всех остальных, можно, было бы оправдать. Но под пристальным взглядом этого чудовища он чувствовал лишь ярость.

«Почему здесь?» – подумал он. – «Почему именно сейчас?»

Почему именно он?

– Повелитель Ангрон, – прохрипела Хозяйка. Ее скелетное тело дернулось, словно она пыталась подняться после длительного сидения, но вместо этого склонило голову так низко, как только позволяло ее крепление к спинке креста. – Мостик ваш. – Младшие демоны закричали, удвоив усилия, пытаясь определить гнев примарха и броситься на оружие Четверки.  

– Нет, – прорычал Коссолакс, крепко сжимая топор и поднимая болт-пистолет над ордой, к багровому овалу лица монстра.

Ему нужно отступить.

Этого нельзя было предвидеть. Никто не мог этого предвидеть.

Мудрее всего будет отойти, чтобы оценить ситуацию и составить план. Он не достиг бы того положения, что занимал сейчас, будучи рабом Гвоздей Мясника, но он более не мог думать о своей ярости.

Ему ничего не оставалось делать, как стоять на пути извержения с оружием в руках и кричать:

– Нет!

Он выстрелил.

Время замедлилось, словно бы чистая ненависть могла искривить его течение. Он слышал взрыв первого снаряда в стволе, затем последующего, когда ракетное топливо воспламенилось и понесло его к цели. Третий снаряд взорвался в пасти демонического примарха, но ничуть его не замедлил. Потому что никто и никогда не убивал богов с болтера. Даже с ненавистью.

И Ангрон зарычал, негодуя на бессилие своего сына. И убил.

Апотекарий Лорехай закричал, разряжая пистолет в грудь отца. Он закричал, когда меч из черной бронзы разрубил его надвое. Руны, начертанные на клинке, вспыхнули, словно пламя во тьме: бессмертная душа Лорехая была втянута внутрь и испепелена. Слишком увлекшись, чтобы заметить судьбу апотекария, Могривар послал струю из своего огнемета в плечо примарха. Из решетки его шлема вырвался сладострастный всплеск статического электричества, когда примарх с горящими плечами, отделили ноги от туловища. Шалок Собиратель Черепов взмахнул своим огромным топором палача. Быстрый, как тень от пламени, Ангрон парировал удар. Топор Шалока разбился о колоссальный цепной топор, зажатый в правой руке примарха, и взрывы пронеслись по всей длине его рукояти, пока не достигли рук. Сила, с которой Ангрон парировал удар, раздробила все кости в обеих руках воина и отбросила его назад, мгновенно свернув шею. Вистис Ховайн даже не пытался бороться. Его отец зарубил его точно так же.

Ангрон. Это имя вихрем пронеслось в голове Коссолакса, когда все лучшие из лучших, кого он собирал на протяжении веков, сгорали вокруг него, как мухи в огненной ловушке.

Ангрон Ангрон Ангрон Ангрон.

– Нет, нет, нет!

Он сжимал курок пистолета до тех пор, пока взрывы не прекратились, и понял, что отступает назад, лишь когда его нога переступила через край помоста и он упал.

Спуск оказался гораздо короче, чем его мучительный подъем.

Он рухнул на командную палубу, как бочка, которую сбросили с края обрывы.

Четверка мертва.

Ангрон расправил крылья и взревел с таким звуком, словно город погрузился в пламя. Заклепки выскочили из переборок. Стекла на терминалах разлетелись вдребезги. Металл вопил и гнулся, плавился, стекал. Сгустки разряженного воздуха вспыхивали, когда реально вкусила вознесение примарха.

Космодесантники Хаоса и Мутилаторы, которых Коссолакс оставил стоять у двери, ворвались внутрь, словно не в силах сопротивляться его натиску. Первые из них разрядили свои болтеры в нагрудник своего чудовищного отца, в то время как вторые доставали все более и более мощное оружие по мере того, сокращали дистанцию.

Коссолакс не остановился, чтобы посмотреть, как они умирают.

Он больше вообще ни о чем не думал. Гвозди Мясника, наконец, отняли у него ту способность. Вместо этого он сделал то, что, как он знал, должен был сделать в тот момент, когда увидел этого разъяренного колосса, выходящего из огня.

Он развернулся, скребя закованными в броню пальцами по палубе в поисках опоры, когда последний из его воинов был убит позади него, поднял свой топор с того места, где он упал, и побежал.