воины ультрамара

Данный опус был написан и размещён на форуме www.heresy-online.net с 2009 по 2010 пользователем под ником LordLucan. «Облик Кошмара» описывал события 50-го тысячелетия в особенно мрачных тонах. Здесь представлена шестая (из 27) частей. Кроме того, существует цикл "Эра Заката (60к)". Предыдущие главы вы можете найти по тэгу SoNtC .
Большинство имён переведено в соответствии со справочной литературой Гильдии Переводчиков warforge.ru.
В следующих частях будет дана столь же подробная оценка другим современникам второй Эры Раздора – в частности седьмая часть, «Крестовый Поход Безумия: Буйство Храмовников»

Раздел 06: «Церковь Заблудших: Великий Сикариум»

Когда начался вихрь событий, охвативший всю галактику, Ультрамар, по крайней мере, поначалу, стал оплотом здравого смысла и безопасности для несчастных и перепуганных граждан Империума. Великая империя распадалась у них на глазах, и Ультрамар виделся многим, как единственная возможность выжить в эти дикие времена.

Ордены-наследники Ультрамаринов изо всех сил пытались вернуться в Ультрамар, их древний дом. Некоторые из них не могли покинуть свои миры, поскольку там находились крепости с их геносеменем. Большинству, однако, удалось преобразовать свои ордена в ордена флотского базирования. Это была единственная возможность избежать встречи с Новым Пожирателем и добраться до Ультрамара. В тёмные ранние дни М42, небольшая, некогда «империя-внутри-империи» расширила свои границы; беззащитные, обезглавленные пост-империумные миры радостно вступали в союз Ультрамаринов и их наследников. Это расширение было предпринято не только в гуманитарных целях, поскольку резкое увеличение базирующихся орденов-наследников создало потребность в увеличении числа миров для тренировок и рекрутинга, а также более мощную инфраструктуру для того, чтобы обеспечить новоприбывших. К концу М42 около трёх тысяч Астартес прибыли на Ультрамар, чтобы оказать содействие в отражении дерзких нападаний дьявольских ксеносов и еретических монстров, которые наступали со всех направлений практически постоянно. В частности, остатки Орлиных Воинов и Ордена Генезиса, например, сыграли ключевую роль в обороне Ультрамар и близлежащих к нему систем. С мучительным течением первой тысячи лет второй Эры Раздора наследники и сами Ультрамарины практически слились в единое целое, поскольку подкрепления для поредевших рот собирались откуда угодно, будь то орден-наследник или орден-основатель. В целом же, войска Ультрамаринов того периода казались странной пёстрой мешаниной из различных орденов, и каждая рота зачастую могла состоять из десантников, принадлежащих шести разным орденам. Геносемя использовалось в одинаковой степени как на рекрутах Ультрамаринов, так и на рекрутах дочерних орденов. В этот период все бывшие гвардейцы или служившие в СПО, находившиеся в границах Ультрамара, в срочном и принудительном порядке мобилизовались для службы в этих поистине хаотичных условиях.

Калгар изо всех сил старался придерживаться Кодекса, созданного его отцом, но вскоре с неизбежностью стало ясно, что пришло время для компромиссов. Никогда ещё не доводилось им сталкиваться с подобной ситуацией. Любые боеспособные войска, которые удалось мобилизовать, спешно отправлялись в одну из множества зон конфликта, которые полыхали по всему субсектору. С организацией миров придётся подождать, для начала надо было удержать те, которые находились под их контролем.

Качество жизни на мирах Ультрамара стало значительно хуже в сравнении с комфортабельными условиями сорок первого тысячелетия. Теснота и перенаселённость из-за беженцев вызвала нехватку ресурсов, и на население легли тяжкие налоги и нормирование продовольствия. С течением времени память об Императоре стала тускнеть в умах жителей Ультрамара, а слухи о его смерти – распространяться; возникли движения, возносившие молитвы защитникам своего отечества – Ангелам Астартес. Культы личности возникли на множестве ультрамарских миров, и космодесантники стали символами небесного воздаяния и предметом поклонения. Не было такого налога, который бы вызвал недовольство этих невежественных крестьян. Даже когда люди во множестве гибли на улицах, слепая вера лишь росла и крепла. Некоторые с отвращением отмечали, что никто из космодесантников не порицал этого. Многие втайне верили, что они значительно выше обычных смертных, и это мирское поклонение раздуло чувство их самомнение до астрономических высот. Никто не попал под такое влияние сильнее, чем знаменитый Катон Сикарий.

Некогда капитан второй роты Ультрамаринов, Сикарий стал Верховным Центурионом Обороны, заняв пост, созданный для него самим Калгаром, который достиг к этому моменту весьма преклонного возраста. Сикарий командовал наступательными действиями, направленными на удержание миров и границ империи от лап еретиков, ужасных ксеносов и жадных враждующих мини-империумов. В то же время, Калгар приказал Агемману, Регенту Ультрамара(и в то же время, сопернику Сикария), посвятить свою деятельность управлению и регулировке внутренних дел империи, при своём непосредственном содействии.

К 455.М42, Калгар начал терять покой. Он желал расширения Ультрамара, чтобы вернуть галактике покой и порядок, а впоследствии и восстановить былой Империум. Он видел себя не только генетическим, но и идейным наследником самого Жиллимана, который вытащил Империум из бездны хаоса во времена последовавшие за Ересью Хоруса. Он был очень зол, что Сикарий не расширял границы, и потребовал объяснений. Сикарий пытался объяснить, что у него и так едва хватало сил удерживать существующие границы, а дальнейшее расширение оставит множество миров беззащитными.

Тем не менее, Калгар начал отправляться в походы вместе с Сикарием, и даже лично возглавил ряд экспедиций. Однако, в глазах народа, Сикарий был истинным героем и вскоре, многие начали восхвалять его открыто. Сторонники Сикария начали обращать его тезисы в отношении безопасности в вопросы расовой чистоты. Возгласы «Ультрамар для ультрамарцев» всё чаще и чаще стали раздаваться в грязных и перенаселённых городах по всему государству.

В 553.М42 растущее между тремя правителями недоверие достигло критической отметки. Великий хаоситский полководец по имени Вашнараман собрал огромную армию безумцев и заблудших, и при поддержке демонических машин и огромного флота разграбил Голдианский Империум и Империум Торианцев. Калгар воззвал к военной мощи Ультрамара, требуя отправить войска за пределы империи и одержать над еретиками победу во славу Ультрамара и Императора. Ко всеобщему удивлению, Сикарий открыто выразил неодобрение этого решения, утверждая, что это глупая затея. Силы Разрушителя даже не собирались атаковать Ультрамар; зачем же рисковать всем в войне, которую нельзя выиграть, и которая оставит их миры беззащитными?

В этом мнении Сикарий не был одинок, и целое лобби магистров орденов-наследников, поддерживавших такую точку зрения, попытались убедить Калгара сменить своё решение.

Но он был непреклонен. Таким образом, ударный отряд из 500 космодесантников, при поддержке флота и регулярной армии, отправился навстречу полководцу Хаоса. Интересный момент – Сикарий остался в пределах границ Ультрамара, а Агемман, стремясь завоевать расположение, присоединился к Калгару в походе (на тот момент – вторая по величине армия Космодесанта с момента гибели Империума), который отправился в тёмные неисследованные регионы за пределами пограничных миров Ультрамара.

Столкновение армии Калгара с силами хаоситов произошло на мире под названием Трацис. Семимиллионная армия брызжащих слюной безумцев и бездушных наёмников встретилась с тремя тысячами воинов Калгара, из которых лишь пять сотен были космодесантниками. Битва на Канторской равнине вошла в легенды. Калгар использовал все возможные ходы и манёвры, которым учит Кодекс Астартес, и даже использовал несколько импровизаций, рекомендованных Телионом и дредноутом Уриэлем. Это была жестокая война, брутальная и… короткая. Калгар просто не мог одержать победу над огромной армией, атаковавшей его. Это было печальное свидетельство того, как низко пал даже великий Ультрамар, что он не мог победить даже такую армию. Калгар принял решение, что он будет тем, кто положит конец этой войне. Он прокладывал себе путь через мерзкие тела хаоситов, а следом за ним шли Агемман и почётная гвардия Калгара. В конце концов, всего четыре с небольшим метра разделяли великого Магистра Ультрамаринов и стоявшего перед ним в шлеме-черепе Вашнарамана. Однако, тут события приняли трагический оборот в считанные секунды – отравленный дротик, выпущенный мерзким наёмником-эльдар, угодил великому воину прямо в шею. Говорят, этот эльдар сказал умирающему Калгару, что этот дротик – подарок от известного повелителя царства Теней. Мерзкая тварь не успела поведать Калгару, кто это был, поскольку Агемман снёс ему голову с плеч, и вытащил Калгара из гущи сражения.

Спустя недели сражений, сильно потрёпанному и сломленному отряду немногих уцелевших участников этого злополучного похода удалось добраться до своих кораблей на орбите, и со всей возможной скоростью вернуться в Ультрамар. Однако, когда Агемман и немногие выжившие вернулись, Ультрамар был не таким, каким они его помнили.

Стяги, провозглашавшие Сикария новым Магистром Ордена трепетали на ветру на каждом мире империи. Началось строительство статуй и мемориальных сооружений, посвящённых Сикарию. Как Агемман вскоре узнал, Катон сообщил Совету Магистров Ордена, что Каглар, отправляясь в поход, завещал ему титул правителя Ультрамара, зная, что он погибнет в этом походе. Сикарий провозгласил Калгара нарушителем Кодекса (что, согласно Сикарию, стало самой ужасной ересью), и обвинил Агеммана в помутнении рассудка Калгара.

Военные корабли и мониторы планетарной обороны остановили возвращающийся флот и предъявили им ультиматум: выдайте Агеммана и возвращайтесь в лоно Ультрамара, либо погибните, как еретики высочайшего порядка. Участники похода героически отказались, после чего их корабли были взяты на абордаж подлым лизоблюдом Титом, магистром Ордена Генезиса, который стал регентом в отсутствие Агеммана. Его силы сокрушили участников похода и Агемман был доставлен на Макрагг в цепях.

Что же до Телиона и его отряда – не было найдено и следа. Некоторые утверждают, что он погиб в походе, но самая популярная гипотеза утверждает, что он, увидев, чем стали Ультрамарины, в отвращении сорвал с себя броню, и изрёк:

«О, Империум! Что сотворил с тобою Человек?» 

после чего он и ряд приближённых к нему послушников одели простые одежды с капюшонами, и исчезли в диких краях за пределами Ультрамара.

Агемман был лично казнён на глазах у миллионов восхищённых подданных талассарским клинком самого Сикария.

С течением тысячелетий, Ультрамар стал всё более и более изоляционистской империей, в то время, как культ личности Сикария рос и рос до тех пор, пока новый Магистр Ордена не потребовал, чтобы ему поклонялись, как богу во плоти. Космодесантники стали полу-священными Ангелами, и стали частью новоявленного пантеона. Например, Сыны Орара теперь следили за тем, чтобы Сикарию тщательно и неукоснительно поклонялись. О нём теперь писались сотни священных книг и исторических хроник, миф становился фактом, а факт – ложью. Всё это время, безумие Сикария росло и росло. Он был потомком Бога-Императора. Следовательно, раз Бог-Император мёртв, теперь он, Катон Сикарий, был богом. Великая Обсидиановая Крепость была воздвигнута на Макрагге, титаническое сооружение, занявшее место бывшего защитного бастиона на полюсе планеты. Крепость стали украшать гобелены, изображавшие его в одиночку побеждающим Бегемота, или сражающимся с одержимым демоном монстром-Калгаром.

В М43, Ультрамар был переименован в Великий Сикариум, в честь их бога. Он был королём всех космодесантников, и требовал, чтобы они проявляли к нему должное уважение. Несмотря на то, что он был могуч сверх всякой меры, он стал извечным параноиком. Таинственная секретная служба, известная, как Идолопоклонники, состоявшая из бывших слуг ордена с пустыми глазами, рыскала по всему Великому Сикариуму – от пепельных полей Тарсиса до Копей Колхиды. Любое упоминание Сикария всуе становилось поводом для ареста и пыток.

Его тронная зала в Обсидиановой Крепости описывается как пышно и щедро украшенная наиизысканнейшими украшениями, трофеями и декорациями. Его почётная стража стояла у каждой двери и никого не пускала в его покои, а все государственные дела решались Титом, низким и жалким Регентом Великого Сикариума.

Головы Калгара и Агеммана были насажены на огромные пики, окружавшие цитадель. Это было мрачное напоминание о том, что Ультрамар, и вся его былая слава, были мертвы. Осталось лишь порождение безумия Катона Сикария.

Некоторые интересные моменты из книги про Константина Вальдора.

Люди очень любят цепные мечи...

みんなほんとチェインソード大好きだよね…

Семейные разборки

Сборы бывали уже и до этого, бессчетное число раз, хотя и сложно припомнить что-то, исполненное такого же темного великолепия. Некоторые из этих космолетов стояли в таком же строю под Бетой Гармона целую жизнь назад. Жизнь божества. А некоторые сконструированы за последнюю сотню лет, и их кили все еще гладко отполированы и не изъедены пятнами патины, оставленными варпом.

Их количество ошеломляет. Корабли явились сюда из каждого закоулка, каждой тайной лазейки Ока. Они притащились из облюбованных демонами пустотных доков и чернейших глубин крепостей, вырытых в толще астероидов. Здесь изящные корветы Детей Императора, избегаемых всеми, кроме их собственных братьев, — корветы, отделанные золотом и халцедоном и смердящие садизмом. Они выступают с той же гордостью, что и прежде, хотя старые претензии на первенство давно утрачены в бездне слабостей и порока.

Затем идут варбанды отступников, чьи разношерстные космолеты угнаны с имперских военных баз. Каждый несет на себе новый символ, чернильно-черный или кроваво-красный. За последнее тысячелетие их развелось больше, чем за всю предыдущую историю, и даже архивисты из колдовских скрипториев Ока давно оставили попытки составить их опись. На них многие не прочь поохотиться, на этих ренегатов, и они всегда могут стать добычей для хищников покрупнее, так что отступники предпочитают держаться в менее густонаселенных частях Ока. Их оружие всегда наготове, и в двигателях кораблей гудит пламя.

По мере того как проходит неделя за неделей, прибывают игроки посолиднее, всплывающие из опаленных варпом глубин на древних легендарных космолетах. На зов отвечает Тысяча Сынов, приводя с собой эскадры боевых крейсеров, увенчанных пирамидальными гребнями. В их звездолетах все еще чувствуется определенная эстетическая сдержанность. Эти корабли грациозны, их линии чисты, словно у ограненных камней, и они мягко движутся на султанах из бело-голубого плазменного огня. Когда-то решимость сынов Магнуса, возможно, и вызывала сомнения, так же как и их способности, однако теперь уже нет. Тень Просперо больше их не тревожит. Как, впрочем, и Фенриса.

Дальше с изяществом покончено. Следующими прибывают флотилии с индустриальных кузниц душ, подчиненных Пертурабо. Все они серые, как его сердце, и покрыты толстым слоем гари. Его окутанные смогом дредноуты выскальзывают из варпа и тяжело ворочаются среди прометиевых выбросов. Многие из этих кораблей долгие века сливались и сращивались с демоническими сущностями на грохочущих адских верфях. Их тупые носы, все покрытые черными пятнами боевых ожогов и никогда не очищавшиеся, агрессивно торчат, демонстрируя жесткое милитаристское однообразие.

За ними следуют легионы меньшей значимости, по крайней мере в том, что касается численности и организации. Сумеречно-черные корабли-убийцы Повелителей Ночи, окутанные ореолом источаемого ими ужаса, снуют с краю, словно шайка воров. Змеевидные боевые космолеты Альфа-Легиона группируются пестрыми кластерами. Им не доверяют даже свои: такова цена заработанной много веков назад репутации, от которой теперь уже не избавиться. Пожиратели Миров случайно разбросаны среди других, более организованных легионов, и их эсминцы, покрытые ранами множества битв, напоминают капли красной артериальной крови.

Разумеется, то тут, то там возникают стычки. Капитаны крейсеров внезапно узнают очертания звездолета, с которым сражались десятилетие назад, или навигационные позывные принимают за брошенный вызов, или демон, заточенный в оружейных системах корабля, вырывается на волю и начинает пожирать все вокруг. Вспышки орудийного огня озаряют пространство, где собираются корабли, — они разгораются в случайном порядке, а затем снова гаснут, когда стычки затухают сами по себе или после вмешательства высших сил. По мере того как количество собравшихся растет, свары становятся все свирепее и чаще, словно у зверей, столпившихся у пересыхающего источника. За эти недели тут происходили битвы, которые, в другое время и в другом месте, могли бы попасть в летописи — однако здесь, в сердце гигантской армады, это лишь булавочные уколы на фоне общего единообразия.

Таков дар Разорителя всему королевству Ока. Здесь хватает и междоусобиц, и взаимной ненависти, но та ненависть и вражда, которой он не дает угаснуть, сильнее всех прочих. Невероятно, но ему удалось собрать их во имя общего дела. Со времен Хоруса, величайшего льстеца, величайшего господина солдатских душ, не было вожака столь сильного и столь властного.

И он даже еще не прибыл. «Мстительный дух» явится сюда последним, как ему и подобает. Когда соберутся остальные, древний левиафан типа «Глориана» предстанет перед ними, заставляя всех преклониться — как уже было однажды, над пылающими небесами Терры. Но до этого момента новые космолеты будут прибывать и прибывать. Несущие Слово, один из трех легионов, сохранивших старые порядки, занимает позицию в центре. Их боевые флоты несут на себе священный Октет и щетинятся пронзительными воплями нерожденных. Величайшие из этих судов представляют собой, по сути, летучие кафедральные соборы, утыканные невероятно высокими башнями и парапетами и ломящиеся от даров варпа. Жертвенные огни горят вдоль всей их боковой линии, отрицая законы физики, и по их рядам пробегают призрачные, мерцающие колдовские искры.

А затем наступает черед величайшей, самой разношерстной и самой могущественной группировки — охотничьих стай Черного Легиона. Они неисчислимы, принадлежат ко всем возможным коалициям Хаоса и прибывают на кораблях любого вообразимого размера и класса. Здесь и пропитанные скверной Хаоса боевые крейсера времен рассвета Империума — они обглоданы тысячелетиями постоянных войн и выступают гордо, как первые среди разрушителей всех чаяний детей Трупа-на-Троне. Здесь есть и новейшие образцы, рожденные умами порабощенных гениев имперского судостроения, а впоследствии освобожденные от жестких оков стандартных шаблонов и превращенные в нечто поистине монструозное. Орудийные баржи, чьи двигатели едва справляются с нагрузкой. Транспортники для личного состава с трюмами, набитыми воинами Черного Легиона. Грузовые суда с подарками миров-кузниц Темных Механикум — титанами и рыцарями-предателями, идущими в бой под знаменем Черного Легиона.

Как и Лунные Волки в эпоху Чудес, этот легион сейчас первый среди равных, его кровь — пускай и смешанная — чище остальных, а его ненависть яростнее. Он не заключал сделок, сохранил свою душу и ныне гордо несет заслуженное им первенство в границах Ока.

Космолеты Гвардии Смерти прибывают последними. Как и в давние дни Ереси, они лишь усиливают и без того смертельную мощь собравшейся армады. Их живые корабли вырываются из объятий варпа, словно брызги слюны из горла. За ними тянутся длинные кильватерные струи темной материи, а их серо-зеленые сигнальные огни слабы и тусклы. Это одни из самых древних кораблей на этом сборище. Они изъедены гнилью, оскверняющей все под властью Мортариона, но также и лопаются от нее. Звездолеты столь же парадоксальны, как и все в этом легионе парадоксов, — одновременно самые сильные и самые изувеченные, самые архаичные и в то же время непрерывно обновляющиеся, самые единообразные в своей верности Четырнадцатому и все же самые разные внешне.

Воины Гвардии Смерти становятся под штандарты Абаддона последними. Они оказались самыми гордыми, дольше всех остальных придерживались собственных планов и справлялись собственными силами. Видеть их здесь — это величайшее свидетельство грандиозного плана Разорителя, последняя и решительная победа в его усилиях собрать всех отступников под одним флагом.

Гвардия Смерти не смешивается с другими легионами и варбандами. Их присутствию не слишком рады на командных мостиках собравшегося флота, потому что даже обитатели Ока с трудом способны переносить их физические аномалии. Как и прежде, они на другом краю фронта.

Драган очень мало знает об этой древней истории. В отличие от Воркса, он не увлекается изучением прошлого. Его увлечения нельзя назвать многочисленными — в основном это резня, обусловленная недавними распрями и обидами, а отнюдь не замысловато переплетенные вендетты давних эпох. Глядя в иллюминаторы посадочного модуля, он видит «Милосердие». Корабль, коричнево-черный, заросший и покрытый сгустками льда, напоминает клубок гниющих растений, повисший в пустоте. Его огни едва светят, а могучие батареи почти полностью скрыты за наростами. Сейчас трудно представить, как выглядел звездолет при рождении. Драган также не кораблестроитель, так что он и не пытается.

«Милосердие» служило ему домом почти пятьдесят лет, и все же здесь по-прежнему чувствовалось что-то чужое. Возможно, дремлющий разум корабля сознательно его отвергал. И все же сомневаться в мощи космолета не приходилось. Прожитые века укрепили его кости, сделали его батареи еще более разрушительными, а двигатели сильными и громогласными. «Милосердие» никогда не будет отличаться проворством. Ему не сравниться в огневой мощи с регулярным военным звездолетом, оно не способно перевозить неисчислимые армии к местам боевых действий, как транспортное судно, но все равно это крепкая старая бестия. Оно словно вываренная кожа, лишь крепчает с годами.

Драган откидывается на спинку кресла. Сейчас он должен был бы находиться на корабле и готовиться к варп-переходу. Некоторые из его братьев, в частности Слерт, чуть не лопались от возбуждения при мысли о предстоящем. Даже Филемон, этот гнилоголовый старый счетовод мертвецов, весьма взбудоражен. Воркс, предположительно, считает, что Драган практикуется в одной из старых тренировочных камер, или охотится на донные отбросы ради пропитания, или втайне занимается еще чем-то на борту. «Милосердие» достаточно обширно, чтобы любому — даже Несломленному — без проблем удалось остаться в одиночестве.

Драган барабанит закованными в броню пальцами по закованному в броню колену. Он смотрит на пилота челнока, сидящую впереди, — ее тело опутано паутиной трубок с питательными растворами. Как и большинство пилотов на службе Повелителей Тишины, женщина представляет собой органическую часть корабля. Ее торс и конечности сращены с ганглиями проводки разъемов. Ее глаза прячутся за проводами, ведущими к наружным сенсорам, а пальцы погружены в мерцание сигнальных датчиков на панели. Драган видит сыпь на ее обнаженной шее, и, судя по всему, заболевание достигло продвинутой стадии. Может, она продержится еще пару лет, прежде чем безумие или полное физическое истощение убьет ее. Затем она истлеет, превращаясь в материю самого челнока и формируя плодородный слой для следующего поколения отростков и питательных элементов для преемника, которого подключит на ее место Кледо. Все это часть великого жизненного цикла возрождения, суть подлинной веры для тех, тому не плевать на подобные вещи.

Драган снова заглядывает в иллюминатор. Все пространство вокруг заполнено межзвездными кораблями. Даже черствая душа Драгана чуть трепещет при виде этого зрелища. Если на секунду расфокусировать взгляд, то покажется, что пустота полностью исчезла, и ее заменил плазменный лес выбросов корабельных двигателей.

Он видит тот, что ему нужен. Пилот молчит — в конце концов, у нее нет связок, — но челнок прыгает вверх, к цели. В славной компании этот корабль выделяется. Он не теряется даже на фоне гигантских монстров и легендарных судов, сошедших прямиком со страниц самых первых летописей. Пожалуй, его абрис кажется самым зловещим, видоизмененным и извращенным до невообразимых пределов силами божества. Если бы не магия, пульсирующая в его древнем сердце, он просто развалился бы на части. Его хребет — идеальный образчик коррозии, а днище представляет собой ядовитую смесь растворившихся тяжелых металлов и кипящего чумного бульона. Практически с любой точки обзора невозможно определить его истинные размеры, потому что туча порожденных эмпиреями мух окутывает со всех сторон, растянувшись на много километров. За века она превратилась в некое подобие постоянного варп-поля, толстого слоя невозможных в физической реальности насекомых, жужжащих и мечущихся в пустоте.

Когда челнок подлетает к внешней границе роя, насекомые подаются в стороны, открывая проход. Если бы Драган оказался нежеланным гостем, к этому времени они прогрызли бы внешнюю обшивку челнока вплоть до проводки двигателя. Драган наблюдает за тем, как пасть ангара распахивается все шире — зияющая дыра в ржавом корпусе, обрамленная длинными желтыми клыками, торчащими из железных колец. Быть поглощенным ею — это словно быть поглощенным живым существом. Что, надо признать, очень близко к истине. На них опускается тень. Когда воздушно-гравитационный пузырь охватывает челнок, по обшивке с треском бегут искры. Они опускаются на палубу ангара, и снаружи до Драгана доносится лязг механизмов, резкие окрики приказов и резонирующий рев двигателей. Драган некоторое время сидит неподвижно.

Затем он встает и спускается по длинному трапу в сумрачное нутро корабля. У подножия его приветствует собственная свита Странника, точная копия Савана Смерти, вооруженная силовыми косами и окутанная тишиной. Они не произносят ни слова, лишь знаком предлагают ему проследовать дальше в глубь судна. Внутри влажно и жарко, тяжелая тьма тянется и сочится, как желчь. «Терминус Эст» большой корабль, и у них уходит немало времени на то, чтобы добраться до цели. По пути Драган видит примерно те же сцены, что остались позади, на «Милосердии»: группы Несломленных, работающих над своей броней и оружием. Они не практикуются в тренировочных камерах, чем, возможно, заняты воины других легионов. Они не дуэлируют и не совершают паломничество к вопящим на них капелланам. Сыны Мортариона готовятся к битве в уединении, уделяя внимание тем недугам, что культивируют в себе. Они выясняют, что изменилось в них с последней войны, потому что изменения появляются всегда. Они прислушиваются к щебету Маленьких Хозяев и бродячих чумоносцев и пытаются уловить дуновение рока среди миллиона возможностей.

Здесь так тихо. Балки корабля потрескивают, могучие двигатели рычат, но в коридорах царит тишина. Нет ощущения напряженного ожидания некоего грандиозного события, лишь знакомое мрачное чувство покорности судьбе и усердного ей служения.

Это раздражает Драгана. Порой ему хочется встряхнуть братьев, расшевелить что-то в их душе. В этом легионе так мало гнева, несмотря на то что в окружающей их вселенной для него предостаточно поводов.

В должное время его молчаливый эскорт отстает, оставляя его в одиночестве перед полуобрушившимся дверным проемом. Здесь даже жарче, чем раньше, и повсюду жужжат мухи. Они заполняют собой все щели, ползают по всем поверхностям. Среди них и жирные мясные мухи, и звенящие москиты, и кусачие разбухшие твари из Уничтожающего роя. Некоторые из них реальны, а некоторые порождены имматериумом. Когда Драган останавливается перед порталом, они группами устремляются к нему. Ползут по его броне, проникают в щели. Он чувствует их на коже и борется с желанием брезгливо передернуться. Даже самые невежественные из легиона знают, что вздрагивать не стоит. Это первое из испытаний Тифа.

— Входи.

Голос звучит хрипло, словно кто-то скрежещет по зубчатому краю пилы. Он кажется неподходящим для этого легиона, словно его обладатель каким-то образом попал не туда. Возможно, он лучше чувствовал бы себя среди гладиаторов Ангрона или угрюмых техников боли, сынов Пертурабо. В этом, как и во многом другом, Тиф уникален.

Драган, пригнувшись, осторожно ступает под просевшую притолоку. Зал за дверью обширен, его потолок теряется в темноте наверху. Драгану трудно рассмотреть, что вокруг, потому что немногочисленные лампы светят тускло, и по ним ползают крошечные черные точки. Пол, когда-то мраморный, потрескался и просел, обнажая что-то, с виду и по запаху похожее на землю. Колонны, уходящие ввысь, к незримым высотам, слезятся тонкими струйками жидкости, черной и вязкой.

Несмотря на всю царящую здесь разруху, это место кажется изначальным — словно что-то зародилось здесь очень, очень давно.

Тиф ожидает его на противоположном конце длинного центрального зала. Там стоит трон, высеченный из бледного камня, но Тиф на нем не сидит. Вместо этого он стоит в центре широкой круглой платформы, окруженный непрерывно растущими тучами мух. Когда Тиф движется, мухи кружатся, слетаясь в плотные комки и формируя в воздухе образы, которые рассеиваются вновь, как клубы дыма. Тиф похож на свой флагман — твердая ось, вокруг которой вращаются лишь тени.

Подходя ближе, Драган успевает разглядеть достаточно, чтобы составить впечатление о хозяине корабля. Ему случалось и раньше мимоходом взглянуть на Странника. Он даже видел его в бою, правда, на расстоянии. Однако вблизи все совсем иначе. Все члены Гвардии Смерти разделяют некоторые общие черты, но Тиф во многих смыслах является их архетипом. Он — квинтэссенция каждого образа и символа, используемого служителями Чумы, потому что сам и задал их вектор перемен. Это всем известно. Все знают о происхождении их легиона, и тем не менее никто не говорит о таком вслух. Да и что тут обсуждать? Что сделано, то сделано, и обратного пути нет.

— Мой господин Тиф, — произносит Драган, опускаясь на одно колено.

Тиф какое-то время смотрит на него. Трехчастный шлем Странника почти теряется в гигантской окружности его брони. Не считая единственного торчащего вверх рога, шлем белый, бледный, словно лунный свет на могильном камне, странная чистота, выглядящая неуместно на фоне невероятной деградации.

— Висельник, — говорит Тиф. — Я слышал, они тебя так называют.

— Не я выбирал это имя, — отвечает Драган.

— Тогда откуда оно взялось?

— Не знаю, мой господин.

Тиф недовольно ворчит, и из-под наличника его шлема вырываются сонмы мух. Он постоянно движется: поворачивается, корчится, дергает рукоять огромной косы, как будто неугомонность, приведшая его к Великому Изменению, до сих пор руководит им.

— У тебя жидкая кровь, — замечает Тиф.

Это знак пренебрежения. Отсылка к факту, что Драган не был на Терре и, следовательно, не удостоился той же чести, что воины, сражавшиеся в личных владениях Трупа-Императора. Драган слышал подобное уже много раз, и его это не тяготит. Члены старого легиона могут сколько угодно тешить память о собственном поражении — ему лично всегда казалось странным, что они так цепляются за свой грандиозный позор, талдычат о нем каждый день и определяют каждый следующий шаг по тому колоссальному шагу, приведшему их в забвение.

Тиф снова движется, ворочаясь вокруг собственного низкого центра тяжести. Мухи жужжат, и от гула этой звуковой стены дрожит воздух.

— Возможно, ты даже не знаешь, почему мы зовем себя Несломленными, — продолжает Странник.

— Знаю, — отвечает Драган.

— Ну тогда скажи мне.

— Мы выжили. Мы сохранили дисциплину. Сохранили воинов и корабли и вновь сумели обрести веру.

Тиф хохочет, расплескивая потоки мух.

— Кто тебе это сказал?

— Это хорошо известно.

— Это полная брехня.

Тиф разворачивается к нему, и по растрескавшемуся мрамору ползут языки пара.

— Я был там, когда эти слова произнесли впервые. Стоя рядом с боевыми братьями, я впервые взглянул на примарха.

«Взглянул на примарха». Благоговением тут и не пахнет.

— Он только что поднялся с поверхности, — говорит Тиф, меряя платформу шагами. — И вокруг его мантии все еще клубился ядовитый туман. Он даже броню не носил. И он был таким тощим. Рядом с ним стоял Император. И свет Его доспеха сиял настолько ярко, что резал глаза. И что же мы подумали? Что примарх — какой-то доходяга? И что нам должно быть стыдно за него?

Тут Тиф саркастически хмыкает.

— Но примарх не усомнился ни на секунду. Он обратился к нам. Не повышая голоса. Он говорил так, как будто узнал каждого из стоявших перед ним, хотя большинство пришло с Терры. Именно тогда, в первый и последний раз, я услышал от него что-то, отдаленно смахивающее на проявление чувств.

Драган слушает. В словах Тифа ощущается тень издевки, но сложно сказать, в чем тут дело — возможно, это его обычная манера, а может, что-то особенное, относящееся к его господину.

— Он сказал, что мы — его несломленные клинки. Что мы его Гвардия Смерти. Сумеречные Рейдеры были забыты, сменившись двумя новыми именами. Для всей остальной вселенной мы и в самом деле стали Гвардией Смерти. А для своих — Несломленными. И это не изменилось. Для тех, кто извне, мы неизбывный ужас. А для своих мы — воплощение стойкости.

Драган не знает, верить или нет этой истории. Звучит так, будто ее рассказывали снова и снова, так много раз, что она стала похожа на правду. С другой стороны, зачем бы Тифу лгать?

— Благодарю, что просветили меня, господин, — говорит он.

— А ты не задаешься вопросом, почему я рассказал тебе это? — спрашивает Тиф.

— В качестве поучения. Как жидкокровому.

— Ха.

Странник устремляет взгляд прямо на него, что само по себе редкость. На миг тучи мух рассеиваются, и Драган обнаруживает, что смотрит прямо в жуткое рогатое лицо. Порча, разъевшая белый шлем, глубже, чем он видел у кого-либо другого, — кажется, что все детали доспеха соединены с помощью чего-то эфемерного и в то же время крепкого, как кости. Возможно, это сила воли, а может, и просто дешевый магический трюк.

— Я слышал рассказы о тебе, Висельник. Такие бойцы, как ты, нужны этому легиону. Те, в ком еще жив гнев. В этом-то и опасность для тех из нас, кто прошел весь долгий путь. Мы забываем о собственной ярости. Бог избаловал нас. И это опасно.

Драган обнаруживает, что кивает в ответ. Часто он думал нечто похожее, особенно в те моменты, когда Воркс читал ему одну из своих проповедей.

— Мы Несломленные, — говорит Тиф. — Он никогда не позволял нам счищать грязь с доспехов. И со временем у нас пропало желание это делать. Мы никогда не поворачивали вспять. На Терру нас привела кривая дорожка, но, добравшись туда, мы заплатили кровавую цену.

— А теперь мы возвращаемся.

— Нет! — ревет Тиф, и звук его голоса подобен удару.

Облако мух разлетается на клочки, словно пораженное ударной волной, сердито кружится и собирается вновь.

— Нет. По какой-то причине — по какой-то причине — к этой мудрости не желают прислушиваться. У нас появилась возможность. Дорога свободна. Мы могли бы повторить то, что сделали десять тысячелетий назад, и двинуться на Дворец с новым магистром войны. Вот он, наш шанс, висит прямо перед нами, и мы готовы сомкнуть вокруг него когти.

И внезапно Драган понимает, к чему ведет Тиф.

— Ультрамар, — осторожно замечает он.

— Ультрамар! — ревет Тиф.

Теперь Тиф возбудился еще сильнее — он расхаживает из стороны в сторону, крепко сжимая косу и заставляя рои мух виться и разворачиваться с каждым его движением.

— Треклятый Ультрамар. Мы уже потратили на эту космическую кучу отбросов слишком много усилий. И как- раз тогда, когда у нас появился шанс сосредоточиться на реальной цели, вновь возникает Ультрамар. Я презираю его. Презираю его повелителя. Презираю все, что относится к нему. И главное, он не важен. Вот тебе не насрать ли на Ультрамар жиденько, Висельник?

Драган внезапно осознает, что происходящее ему нравится.

— Но у нас есть приказы, — отвечает он.

— И откуда они исходят? И почему?

Тиф понемногу справляется с овладевшим им гневом. Его движения становятся менее дергаными, более величавыми.

— Ничего не изменить. Я говорил с примархом. Я буду сражаться на его стороне, как и приказано. Я встану рядом с ним. Как его верный слуга. Но ты же знаешь, в чем тут суть — в его брате. Я считал, что вся эта чепуха осталась позади. Я думал, что все они мертвы или исчезли. Что время этих детишек-королей ушло. Поговори с Разорителем, а затем поговори с примархом и скажи мне — за кем ты последуешь в бой с большей охотой.

Эта беседа равносильна смертному приговору. Или просто безумна. Никто не осмеливается так говорить о Мортарионе, и уж точно никто из легиона, и Драган чувствует странный приятный холодок.

— Мы сделаем это, — говорит Тиф, мрачнея с каждой секундой. — Мы сломаем Врата и выплеснем наш яд в Галактику живых. А затем огнем и мечом проложим путь к королевству, которое нам ни к чему. Ничто из этого нельзя предотвратить. Мне не сойти с дороги, я связан и клятвой, и самой судьбой. Но вот ты, Висельник. Ты.

Драган сужает глаза. Чуть больше искушений, чем он ожидал.

— Но мы тоже связаны.

Тиф подходит ближе. Мухи жужжат, на всем лету врезаясь в Драгана. От них пахнет склепом — тот же сладковатый душок, пробивающийся сквозь плесень и пустоту.

— Когда-то я подчинил себе законы вселенной, чтобы привести нас к Терре. Я пожертвовал своей душой и душами братьев, все ради единственной цели. Но я сделал это не ради того, чтобы растратить наши силы на какую-то семейную свару. Ты меня понимаешь?

Драган поднимает взгляд на него. По этому изуродованному лицу невозможно угадать истинные намерения. Невозможно понять, серьезно ли говорит Тиф, или это просто еще один тест. И невозможно решить, подвергается ли его, Драгана, жизнь смертельной опасности, или законы легиона тут все еще действуют.

Поэтому Драган не отвечает сразу. Он думает о «Милосердии» и своих собратьях. Думает о Ворксе, Гарстаге и Филемоне. Думает о том, что понадобится для изменения уже установленного курса, и о том, какую роль он сможет в этом сыграть. Думает о словах Странника и вспоминает, какое наказание полагается за измену.

«Вы — мои несломленные клинки».

А затем Драган кивает, коротко, как солдат, получивший приказ.

— Отлично, — говорит он