тайние раздели

Третий выпуск моего комикса про похождения души Императора в варпе.
Приятного просмотра... надеюсь.

Лорд-генерал Маграта Орфел фон Карлак
"Мы пытались создать икону, и нас постигла неудача. Вместо нее мы сотворили героя, и с последствиями этого нам теперь приходится иметь дело"- префект Нил Рифенштадт, подразделение коррекции истории Администратума , отдел Иерихонского пролива.
Маграта – одна из немногих командующих крестового похода, которые родились на планете Иерихонского пролива. Она происходит из дома Орфел – благородного рода, который сумел пережить Эру Теней. Ещё в детстве выбранную Администратумом Маграту забрали из дома и увезли в Каликсиду для офицерского обучения. А тем временем имперские агенты в войсках Ахила начали распространять пропаганду, славя её как чемпиона крестового похода; лицо Магарты украшало каждый постер и снимок, показываемый народу. Целью было сделать её иконой, чтобы сплотить людей и оправдать кровавую войну в зоне боевых действий Келлебос.

После возвращения к крестовому походу Маграта получила заметное положение адъютанта лорда-адмирала Корвуса Ксанта, чтобы в безопасности оставаться символом для сражающихся на фронте мужчин и женщин. Но Администратум не был готов к последствиям своих действий. Во время операции на планете Веспия глубоко за зоной боевых действий Келлебос случайный выстрел вывел из строя флагман клина, "Меч Махария", и убил лорда-адмирала Ксанта. В воцарившемся беспорядке Маграта приняла на себя командование, сплотила солдат и возглавила всеобщее наступление на поверхность планеты.

Новости о победе с поразительной скоростью разнеслись по крестовому походу, лишь прибавив ей славы. И когда Тетрарх вернулся на Карлак, чтобы назначить нового командира клина Ахерос, его уже ждала Маграта. Она потребовала, чтобы эту должность отдали ей. В глазах Маграты она не просто заслуживала повышения, но была рождена для этого. Впечатлённый способностями и уверенностью дерзкой юной командующей Тетрарх повысил её до лорда-генерала и дал руководство клином.

Два других командира были потрясены выбором лорда-милитанта, однако быстро взяли свои слова назад – Маграта доказала свою компетентность. Она начала наносить точечные безжалостные удары по Стигмартам, слишком быстрые даже для орд аномалии Гадекса. Несмотря на внешнюю хрупкость, лорд-генерал лично возглавляет войска в бою и кажется почти неуязвимой, когда шагает сквозь бойню.

Маграта: начало истории
Со дня своего основания клин "Ахерос" сменил нескольких командующих. Сильное истощение войск клина, вкупе с его неспособностью добиться успеха в регионе привели к тому, что значительное число старших офицеров пало от рук врага, было казнено за некомпетентность или убито своими же подчиненными из-за чрезмерных потерь, понесенных в ходе крайне неудачного стратегического гамбита. Более того, среди писцов Департменто Муниторум издавна ходит шутка, что клин "Ахерос" больше времени провел в процессе смены командиров, чем под властью кого-то из них. Однако кажется, что нынешний его предводитель готова изменить эту тенденцию.
Герцогиня Маграта фон Карлак происходит из дома Орфел, одной из немногих линий потомственного имперского дворянства, переживших Эру Теней. В ту пору, когда пропал лорд-милитант Ахил, Маграту, тогда еще почти ребенка, по приказу Администратума забрали у семьи и отправили в сектор Каликсида, где она должна была получать образование и воспитываться в соответствии с имперскими традициями. Юную герцогиню, находившуюся под присмотром отобранных Администратумом наставников и опекунов, готовили на роль политической фигуры, пытаясь сотворить из нее лидера, способного поддерживать порядок в покоренном и вновь основанном секторе Иерихон. Как уроженка Иерихонского пролива, Маграта могла бы с легкостью добиться верности местных жителей, но будучи воспитанницей стабильного сектора, сохраняла бы верность самому Империуму, что сделало бы ее идеальным лордом субсектора или губернатором сектора. Однако все это проводилось с расчетом на быстрое продвижение Ахилова крестового похода.

В период отсутствия Маграты, пропагандистская машина Администратума в Иерихонском проливе готовила почву для ее возвращения. В соответствии с программой целенаправленной пропаганды, начинавшейся на Карлаке и затем распространившейся на миры Железного Ошейника, в газетах, пикт-лентах и народных песнях начали постоянно превозноситься достоинства и врожденные лидерские качества Маграты фон Карлак. Со временем она стала символом всего, за что сражались имперские солдаты. Что важнее всего, для гвардейцев, набранных на мирах Железного Ошейника, она стала единящим символом надежды. Портреты Маграты украшают коридоры казарм, призывные пункты и святилища от Хетгарда до фронта Серый Ад .

Возвращение и возвышение
Когда Маграта вернулась на родной мир в 813.M41, ее встретило преданное, но истерзанное войной население и структура имперского командования, от которой было мало проку неопытной дворянке, которой было пожаловано несуществующее место лидера. Так как ее будущее в политике сектора оказалось под вопросом, Маграта была вынуждена занять очевидно символическую должность адъютанта лорда-адмирала Горва Ксанта, в дальнейшем командующего клином "Ахерос". Восхождение Маграты к подлинной власти случилось лишь в 815.M41, во время броска через зону боевых действий Келлебос .
Лорд-адмирал Горв Ксант и большая часть его командного состава сгинули в ходе осады Веспасии, когда особо удачный выстрел с орбитальной оборонительной платформы уничтожил мостик "Меча Махария", флагмана клина. Выжившая команда и офицеры, бывшие под влиянием более чем двадцатилетней пропаганды, тотчас увидели в Маграте самого подходящего преемника своему командиру. Герцогиня, видевшая в себе прирожденного лидера в силу благородного происхождения и обещаний наставников из Администратума, незамедлительно приняла на себе командование.

По мере снижения орбиты "Меча Махария", Маграта покинула разваливающийся линкор со множеством гвардейцев, использовав каждую десантную капсулу, каждый боевой катер и каждый грузовой лихтер, который удалось спасти. Приземлившись в единственном рабочем космопорте Веспасии и захватив его, Маграта и ее бойцы отрезали главную линию снабжения войск Стигмарта на этом мире, вырвав тем самым одну из немногих побед клина.

Весть о победе Маграты быстро распространилась среди войск клина, принеся первую на памяти большинства солдат этого региона надежду на окончательную победу. Когда Маграта потребовала от Тетрарха официально провозгласить ее преемницей Ксанта, лорд-милитант согласился – к большому удивлению командующих клинами "Канис" и "Орфей" .

Вопреки многим открытым протестам, а также ее неопытности и опрометчивой манере командовать, недавно возвысившаяся лорд-генерал Маграта Орфел фон Карлак крепко стоит на своей текущей должности и пока что не разделила трагический конец своих предшественников. За свою недолгую карьеру она одержала ряд побед в зоне боевых действий Целлебос и на нескольких мирах за его пределами. Хотя чаша весов в кампании за центр Иерихонского пролива пока что не склонилась в сторону Империума, взгляды бесчисленного множества солдат обращены на дерзкую юную герцогиню, в которой они видят лидера, надежду и победу. Хотя не все смотрят на лорда-генерала с восхищением.

Тайны фон Карлак
Среди командования Ахилова крестового похода найдется немало тех, кто ставит под вопрос внезапное восхождение лорда-генерала Маграты фон Карлак. Смотря на нее, многие видят безрассудную попытку выиграть победу в той войне, где поражение неизбежно. Другие считают, что она довольно везуча, но не совсем компетентна. Есть небольшая группа тех, кто видит в возвышении Маграты результат тайного сговора. Последние культивируют и распространяют свои теории среди себе подобных, и неустанно работают над сбором хоть каких-то обрывков сведений и домыслов, которые подтвердят их догадки. Из всех слухов, которыми овеяна карьера герцогини, три продолжают всплывать, несмотря на неустанные попытки их подавления со стороны агентов самого лорда-генерала.

Кровное предательство
Поговаривают, что у династии Орфелов есть фамильные узы с изгнанными властителями Хазанта. Те, кто поддерживают версию об этих связях, верят, что Маграта также осведомлена о них и создала что-то вроде союза с выжившими властителями. В обмен на впечатляющие, но стратегически незначительные победы, на которых герцогиня построила свою карьеру – как говорят очернители лорда-генерала – изгнанники пожинают урожай из военного имущества и разведданных, полученных от конвоев с припасами, предположительно потерянных в Падении Кокабиила

Мученица поневоле
Немногие могут понять, что заставило лорда-милитанта Тетрараха доверить будущее целого клина командующему, чей опыт отнюдь не исчисляется десятилетиями. Однако некоторые находят утешение в том, что повышение Маграты до командующего клином – это только прелюдия к исполнению ее окончательной роли в качестве инструмента пропаганды. Лорд-генерал Маграта должна пасть овеянная славой. В качестве мученицы, ее ценность как символа Ахилова крестового похода станет невообразимой. Как и святой Друз, Маграта станет легендой, вдохновляющей миры пролива одной лишь памятью о себе.

Убийца и бунтовщица
Абсолютная неправдоподобность удара, уничтожившего усиленно покрытый щитами, бронированный и укрепленный мостик "Меча Махария", многими считается подтверждением диверсии. Они утверждают, что Маграта организовала пробоину в корпусе, погубившую Ксанта вместе со штабом, и воспользовалась возникшим хаосом, чтобы перехватить командование осадой. Так как останки бывшего флагмана клина вскоре обрушились в глубины северного моря Веспасии, полученные из первых рук Маграты и ее верных гвардейцев отчеты остаются единственными свидетельствами произошедшего.

Отрывки из рассказа Джеймса Сваллоу "Покои в конце памяти". Разговор Дорна и Малкадора про потерянных примархов и судьбы их легионов.

Когда всё закончилось Дорн направился дальше, но Массак задержался. Библиарий подходил к каждой исходной точке пси-форм и проводил силовым мечом по вырезанным иероглифам, чтобы они не смогли восстановиться. Догнав своего господина, Массак услышал рокот его слов, прорубавших воздух.


– Я знаю эти покои, – размышлял примарх, когда они дошли до палаты перед двумя большими дверями. – Я помню их… Они были в другой части Дворца.


– Как это возможно? – спросил Массак. – Как…?


Его слова превратились в пепел, когда ужасающая тишина стиснула его. На библиария обрушились психические ощущения. Не только муки недавно погибших и пытки, которые претерпевали их духи, не только ненавистные отголоски пси-форм, но и тень гигантского психического присутствия. Разум хитроумного смертоносного великолепия, поступь которого невидимо окрашивала стены, и только такие, как Массак могли почувствовать её.


Вся мощь была сконцентрирована на дверях. Справа на медном портике красовалась вырезанная на старый манер цифра II. Слева на точно таком же входе в стали была выгравирована цифра XI. Массак не мог оторвать взгляда от этих злосчастных символов, и генетически изменённая кровь в его венах застыла.


– Второй и Одиннадцатый, – еле сумел произнести он. Говорить о них было запрещено осуждением самого Повелителя Человечества. Каждый сын каждого легиона, верный или предатель, знал слухи о двойной трагедии потерянных титанов, правда же об их утрате была навечно скрыта и непостижима.


Некогда Император создал двадцать сыновей, аспектов своей сущности, Рогал Дорн был одним из самых могучих среди них. Но двух примархов вычеркнули из списков чести задолго до восстания магистра войны, каждого поглотила катастрофа такого масштаба, что мало кто знал её подлинные размеры. Массак мог добавить только слухи и полуправду к своим знаниям, но глядя на лицо генетического отца, он понял, что Дорн глубоко в своих сердцах хранил суровую память об этой катастрофе.


– Мои братья… – примарх убрал оружие и направился к дверям. Дорн протянул обе руки и коснулся металла пальцами в бронированных перчатках. Псайкер редко видел такое почтение, такое сомнение в действиях Кулака.


– Если вы были бы сейчас здесь, что изменилось бы? – спросил Дорн холодный кисловатый воздух, словно забыл, что Массак ещё рядом. – Как изменился бы ход этой войны, если вы были бы вместе с нами? Или с ними? – Он покачал головой. – Хотел бы я знать.


Наконец Дорн убрал руки и оглянулся на сына-воина:


– Хотел бы я знать, что скажут о них в далёком будущем. Их будут помнить, Массак? Мы будем их помнить?


Вопрос казалось причинял Дорну физическое неудобство, и Массак видел, как мышцы напряглись на запавших щеках его повелителя.


– Что это за место? – осмелился спросить библиарий. – Сам воздух насыщен псионической силой.


– Это покои моих утраченных родственников, – ответил Дорн. – У меня есть такие же покои во владениях Дворца, как и у всех сыновей моего отца. Они редко используются, но поддерживаются в хорошем состоянии на случай необходимости. Принадлежавшие предателям закрыли с началом мятежа… – Он замолчал и нахмурился, когда оглянулся на двери. – Но эти… они должны находиться в другом месте.


Медленно и неумолимо поднимались мысли в разуме Массака, когда воспоминания связали здешний психический след с исходной точкой. Он вспомнил. Он узнал телепатическую подпись. Он знал, кому она принадлежала.


Много лет назад Массак стоял в присутствии автора этих хитроумных ловушек во время Улланорского триумфа. Психическая аура была такой же сильной и различимой, как и тогда, задержавшись в эфире шёпотами неземной мощи.


– Сигиллит, – прошептал Массак. – Это – его работа. Ловушки, дверь, печати. Милорд, это настолько очевидно, как если он вырезал бы своё имя на стенах!


– Ты прав, – произнёс Малкадор, его одежды шелестели, когда он вошёл в приёмную из коридора позади них. Чёрный металлический посох звенел об испачканные кровью плиты пола. Ледяная иссушающая ярость сверкала в глазах старика, и Массак почувствовал, как колоссальное давление разума Сигиллита сдавило его. – Вы не должны находиться здесь, Рогал.


– Я знаю это место, – возразил Дорн. – Или нет? Воспоминания туманны. Они нечёткие. Как такое возможно! – прокричал последние слова примарх, его голос гремел. – Отец создал нас с идеальной памятью! Мы ничего не забываем! И всё же… – Он взмахнул рукой.


Малкадор посмотрел на Массака и кивнул дальше по коридору:


– Оставь нас. Ты не должен слышать о чём мы будем говорить.


Библиарий попытался открыть рот, чтобы возразить, но не смог. Двигаясь без сознательного контроля – борясь, но не в силах управлять собственным телом – Массак повернулся и направился по коридору к далёкому свету.




– Как ты посмел, Сигиллит. – В другое время Дорн соблюдал бы приличия и не позволил бы себе показать ярость, которая текла в нём, словно расплавленная сталь. Но наедине со стариком не было никакого смысла в подобном проявлении вежливости. – Мои сыновья не игрушки, чтобы ты играл с ними из прихоти!


– Ему нельзя позволить вспомнить то, что он увидел здесь. Ради общего блага он должен забыть.


Гнев Дорна вспыхнул:


– Вы непочтительно относитесь к моему легиону. Вы непочтительно относитесь ко мне!


– А Имперские Кулаки всегда почтительно относятся к регенту Терры, – язвительно возразил Малкадор.


– Я глубоко уважаю занимаемую вами должность, – не согласился Дорн.


– Но не занимающего её человека? – Горько усмехнулся Малкадор, но мгновение спустя смех исчез. – Вам не следовало входить в коридор, Рогал. Я говорил вам держаться подальше от этих зданий! – Он мрачно посмотрел на кровь на стенах. – Теперь вы понимаете почему. Это вторжение необходимо исправить. Оно будет вычеркнуто из истории, словно никогда не происходило… Я позабочусь об этом.


– Вы солгали мне об этом месте, – ответил Дорн, разочарование читалось на его лице. – Вы по-другому не можете, Малкадор? Даже в самых простых ваших словах всегда должна присутствовать ложь? – Он кивнул на обгоревшие останки. – Смерти эти верных имперских граждан на вашей совести, а не на моей. Но сомневаюсь, что вы даже заметили их.


Если в старике и было сожаление, то Дорн не увидел его. Сигиллит не стал отвечать на его высказывание, а вместо этого произнёс собственное:


– Могу представить, что вы сейчас думаете. Мне не нужно даже читать ваши мысли. Вы думаете о том, предатель ли я… Ни такой, как ваш брат Гор, хватающийся за голую власть и черпающий силы из злобы, а человек, который сам за себя. Интриган и игрок.


– Вы считаете себя верным, – прорычал Дорн. – Не сомневаюсь, что вы можете оправдать каждый свой кровавый поступок. Но кое-что из этого в вас есть. – Он отвёл взгляд. – Сигиллит играет галактикой, словно доской для регицида. Это место? Ваш очередной запутанный гамбит, очередная похороненная тайна. Я знаю это.


– Я делаю то же что и вы! – не сдержался Малкадор, и плазматическое пламя в железной корзинке на конце его посоха яростно вспыхнуло. – Я всегда делал только то, что мне поручили делать!


– Ещё одна ложь? – Дорн посмотрел на двойные двери, словно мог увидеть сквозь них силой воли. – В лучшем случае полуправда?


Что он нашёл в этих покоях, если бы вошёл? Какие ответы получит, какие наставления могут быть сокрыты внутри? Говорили, что трагедии утраченных примархов стали предвестниками раскола, с которым сейчас столкнулся Империум. Неужели это правда?


– Я никогда не лгал вам, – упорствовал Малкадор. – Скрывал кое-что от вас? Да. Переключал ваше внимание на что-то другое? И это так. Но в наших отношениях всегда была правда. Можете не верить мне, но знайте это. Из всех ваших родственников, Рогал, вы тот, кем я восхищаюсь сильнее всего.


– Не льстите мне, – резко ответил он. – Меня не волнуют такие вещи. Мне нужны ответы, старик! Вы отослали Массака, остались только мы двое. Говорите!


– Это место сокрыто по серьёзной причине. Наследие потерянных хранит в себе слишком много сомнений, слишком много горьких истин, которые только пошатнут равновесие нашего драгоценного Империума. Сейчас не время тянуть за эти нити. Сын Инвита!


– Если не сейчас, то, когда? – не уступал Дорн. – Что если там есть ответ, способ…


– Способ закончить войну? – Малкадор покачал головой. – Это слова человека, проклятого надеждой! Я говорю вам: за этими барьерами нет ничего кроме горя, – вздохнул он. – Возможно, когда весы снова обретут равновесие и Гора поставят на колени, эти вопросы можно будет задать. Но только тогда!


– Я знал их, – Дорн сделал ещё шаг к дверям, молча пытаясь погрузиться в воспоминания о двух братьях. Не все примархи могли сказать, что дышали одним воздухом с утраченными сыновьями, но Дорн был одним из немногих. Он был с ними, пусть и не долго.


– Вы когда-нибудь задумывались, почему никто не говорит о них? – спросил Сигиллит. – Конечно, всем, кто знает о потерянных, запрещено открыто говорить об их существовании. Однако при отсутствии фактов люди всегда начинают строить предположения. Но не вы. Примархи никогда не говорят о своих потерянных родственниках иначе, чем в самых расплывчатых выражениях. Вы когда-нибудь задумывались почему?


– Как вы уже сказали, нам запретили говорить.


– Даже когда вы вдали от взора вашего отца? Даже когда никто не узнал бы о таком разговоре? Спросите себя, почему ваши мысли всегда соскальзывают и проходят мимо. – Малкадор наклонил голову. – Как их звали, Рогал? – Сигиллит казался почти печальным, когда спросил его. – Ваших исчезнувших братьев. Назовите их имена и титулы.


Дорн попытался ухватиться за смутное воспоминание, сформулировать мучившие его вопросы, но снова совершенная эйдетическая память подвела его. Он видел только фантомы тех моментов. Удержать их было всё равно что пытаться схватить пальцами дым.


– Их звали… – его могучий голос дрогнул. Он разочаровано нахмурился. – Они…


К своему ужасу Дорн понял, что он не знает. Осведомлённость была: он почти видел очертания знания на далёком горизонте своих мыслей. Но оно отступало ото всех попыток рассмотреть его тщательнее. Каждый раз, когда он пытался создать воспоминание о потерянном, это было похоже на борьбу с приливной волной. Всё остальное ясно, но они – призраки в моём разуме.


Имперский Кулак испытывал невозможное. Каждое известное событие его жизни было открыто для него, словно страницы огромной книги.


Но не эти события.


– Со мной что-то сделали. – В груди снова зародилась ярость, вскипая от осознания подобного оскорбления. – Вы стоите за этим! – Дорн повернулся, и взмахнул цепным мечом, устремив сияющую дугу смертоносного металла в сгорбленную и прикрытую плащом фигуру Малкадора. – Вы окутали мою память! Вы вторглись в мой разум… Я должен зарубить вас за это!


Сигиллит никак не отреагировал на угрозу.


– Не только в ваш. Жиллимана и остальных, кто встречал их. – Он дал время осознать свои слова. – Воспоминания чрезвычайно трудно извлечь, – продолжил Малкадор. – Даже у обычного человека. Для мозга же настолько сложного и отлично спроектированного, как у примарха, задача становится во истину титанической. Представьте дерево в земле, растущее из паутины корней. Как можно удалить его, не потревожив ни единого атома почвы? Память нельзя вырезать и исправить, как мнемоническую катушку. Она существует, как голографическая проекция, во множестве измерений. Но её можно подправить.


– Отец позволил это? – Меч Дорна не дрогнул.


– Он не стал останавливать вас.


– Останавливать меня? – прищурился примарх.


Малкадор медленно попятился, подальше от смертоносной дуги искусно украшенного меча.


– Потеря Второго и Одиннадцатого стала тяжёлой раной для нас и угрожала идеалам, лежавшим в основе Великого крестового похода. Она разрушила бы всё, что мы построили в стремлении воссоединить человечество и изгнать врагов. Необходимо было что-то предпринять. – Он встретил пристальный взгляд Дорна. – Оставленные ими легионеры, лишившиеся лидеров и покинутые, являлись слишком ценным ресурсом, чтобы от него отказаться. Они не разделили судьбу своих отцов. Вы и Робаут выступили на их стороне, но не помните этого. – Малкадор кивнул сам себе. – Мне выпал жребий наблюдать, как они приспосабливаются к новым обстоятельствам.


– Вы отняли у них воспоминания.


– Я даровал им милосердие! – оскорбился Малкадор. – Второй шанс!


– Какое милосердие может быть во лжи? – громко возразил Дорн.


– Спросите себя! – Сигиллит ткнул горящим навершием посоха в сторону примарха. – Хотите знать правду, Рогал? Вы сами приказали окутать вас! Вы сказали мне сделать это. Вы с Робаутом придумали этот план и дали мне разрешение!


Дорн нахмурился ещё сильнее:


– Я никогда не одобрил бы подобного.


– Неправда! – Малкадор ударил основанием посоха в пол, лязгом металла подчёркивая сказанное. – Судьба потерянных была такой, что вы охотно позволили это. Вы стремились спрятать подобное знание.


Новое опровержение сформировалось в горле Дорна, но он сдержал его. Он отбросил гнев и изучил возможность отрешённым холодным взглядом Преторианца.


Мог ли я пойти на такое? Если дело было достаточно серьёзным, стал бы я настолько прагматичным и бесчувственным, чтобы отдать такой приказ?


Дорн инстинктивно знал ответ. Безусловно, да.


Если Империум окажется под угрозой, он отдаст за него жизнь. Стоимость некоторых воспоминаний, кусочек его чести, являлись той ценой, которую он вполне готов заплатить.


Малкадор подошёл к нему, оставив посох на месте. Костлявая рука с длинными пальцами показалась из широкого рукава его монашеских одежд, и Сигиллит протянул её, остановив перед лицом Дорна. Вспыхнули искры сверхъестественного света.


– Я покажу вам, – сказал псайкер. – Ненадолго я позволю вам вспомнить. Вы узнаете, почему потерянное должно оставаться тайной.


Дорн закрыл глаза и ледяной огонь вспыхнул позади них. У него перехватило дыхание, когда глубоко внутри на мгновение рассеялась тень.



Он шёл по запачканному кровью коридору и с каждым шагом вновь пробуждённая память отступала всё глубже во мрак.


Дорн чувствовал, как она исчезала. Он знал, что к тому времени, как достигнет выхода, от неё не останется ничего. Правда, которую он мельком увидел, скрытая, показанная, а теперь скрытая снова, становилась преходящей и эфемерной.


Он не сомневался в показанном Малкадором. Дорн достаточно хорошо знал собственный разум и был вполне уверен, что Сигиллит не спроецировал какую-то колдовскую иллюзию в его мысли. Примарх пробудился от навеянного забытья считанные секунды спустя, но он чувствовал на себе бремя нескольких дней. Когда он открыл глаза, то не увидел ни малейших следов присутствия Сигиллита.


Имперский Кулак не принимал многое из того, что говорил и делал псайкер, и несмотря на утверждение Малкадора, что тот был искренен с ним, у Дорна оставались сомнения, которые никогда не развеются.


Но не в этом случае. В этом он был уверен.


Потерянных больше не было и хорошо, что их больше не было. Постигшие их великие неудачи разрушились в уме Дорна, но оставили после себя уверенность.


Произошедшее могло бросить тень на всё. Теперь Дорн знал это. Кровоточащая и ненавистная правда ясна для меня. Если они сейчас были бы с нами… Мы уже проиграли бы эту войну.


Он вышел под искусственный дневной свет и обнаружил ожидавшего его Массака. Позади легионера на расстоянии держались спасательные бригады и арбитры, зная, что произошедшее в башне не являлось их делом. К завтрашнему дню никто из них не вспомнит о том, что увидел.


– Милорд… – начал Массак. – Простите, меня вынудили…


Дорн отклонил извинения:


– Ты исполнил свой долг, Йоред.


Массак принял сказанное, склонив голову, и затем посмотрел на зиявшую в стене минарета трещину:


– Что с покоями? Какие ваши приказы?


Примарх на мгновение задумался, ища в своих мыслях вопросы, на которые не получил ответов. Воспоминания о разговоре внутри минарета уже поблекли, превратились в ничто. Он нашёл только твёрдую, как гранит решительность в том, что должно было быть сделано.


– Похороните это место, – сказал он Массаку. – Теперь это только гробница. Оно будет забыто.

Размышления Лоргара перед сотворением Гибельного Шторма.

Роль дирижера астрологического оркестра оказалась утомительнее, чем он видел во снах, хотя менее понятливые и более воинственные братья не смогли бы постичь тонкости прилагаемых им усилий. От изнеможения он задумался, пусть даже на краткий миг, нельзя ли было породить столь божественно вдохновленную звездную песнь посредством абсолютного мира, а не абсолютной войны. Судьба раскрыла карты, и Хаосу было предначертано поглотить бытие вне зависимости от яростной борьбы Гора и Лоргара против имперской военной машины, однако что было бы, сохрани они верность Императору? Что тогда? Сотворил бы Великий крестовый поход безмятежную погребальную песнь, которая бы играла по ту сторону пелены, пока беззащитное человечество погибало в муках?

В этом и заключался критический изъян. Образом действий Императора было согласие, а не мир. Эти две вещи отрицали друг друга, словно отталкивающиеся магниты. Не имело значения, какое знание Империум затаптывал в покорительном крестовом походе, поскольку его повелителям требовалось лишь подчинение. Не имело значения, какие войны велись от нынешних времен и до бесконечности. Легионес Астартес предстояло вечно маршировать, поскольку для этого они и были рождены.

Война была бы всегда. Даже если бы Великому крестовому походу позволили достичь всех границ галактики, мир бы так и не наступил. Недовольство бы бурлило. Народы бы бунтовали. Миры бы восставали. Сущность людей время от времени отправляла их на поиски истины, а истина всегда повергала тиранов.

Никакого мира. Только война.

Лоргар почувствовал, как у него холодеет кровь. Только война. Эти слова разносились в вечности.