Вестники скорби

Позолоченный Империум

— Кольцо Бухариса, — произнес он нараспев. Его сокровище сверкнуло в руке — кольцо, черное, как мрамор, украшенное кроваво-красным камнем. — Теперь, — торжествующе сказал он, — теперь-то они узнают, какова на вкус наша месть.

Тенебрус надел кольцо на палец, мгновение любовался им, затем сказал Йенг:

— Молодец, молодчинка! Кар-Гатарр был прав, что не дал мне тебя съесть. — Он погрозил пальцем, словно забавляясь. — У нас есть все, что нужно, дабы положить конец этому дурацкому крестовому походу сына Бога-Трупа, верно?

— Значит, оружие магоса Ксиракса уже готово? — спросил Кар-Гатарр.

— Практически, — усмехнулся Тенебрус. Он пристально посмотрел на Йенг. — Ты уроженка этого мира, верно?

— Да, владыка.

— Тогда ответь, что ты знаешь о кардинале-отступнике Бухарисе?

— Нет так уж и много, владыка. Знаю только, что он важен для плана богов и был известен в прошлом, посему я смиренно отправилась на поиски его могилы.

— А, так ты совсем ничего не знаешь. Этого и следовало ожидать, потому что именно этого они и добивались. Заглушить голос истины, понимаете? — Он снова улыбнулся Кар-Гатарру. — Это и есть путь последователей Бога-Трупа. — Он обошел вокруг Йенг, жадно оглядывая ее с ног до головы. — Бухарис, юная леди, был кардиналом этого мира и правил им около четырех тысяч лет назад. Ты не найдешь его имени на Колонне кардиналов. Не найдешь ни в одном, даже самом секретном архиве. Скажи-ка, ты, конечно, в курсе, кто построил это восхитительное здание?

Йенг в замешательстве посмотрела на Кар-Гатарра, и темный апостол склонил голову.

— Владыка, его построили по проекту кардинала Аскломеда, — неуверенно сказала Йенг.

— Нет же! Нет! — ответил Тенебрус и предостерегающе поднял коготь. — Это тебе так сказали. Этот собор на самом деле построил Бухарис. Потому-то он и пришел к власти, — и без того чрезмерно широкая улыбка Тенебруса стала еще шире, — потому-то и пал. Когда-то Гаталамор был миром хотя и важным — как мир-резиденция кардинала, — но очень бедным. Несмотря на его выгодное положение в течениях моря душ, этот мир в значительной степени упускали из виду в пользу других, более развитых. Вот кардинал Бухарис и решил изменить положение, а для этого — привлечь внимание своего эгоистичного бога. Он возвел для Него храм — самый большой собор на сотни тысяч световых лет в округе. К несчастью для людей, которыми он правил, ему требовались рабочая сила и деньги. Они отдали жизни, чтобы обеспечить и то, и другое. Он погубил впечатляющее количество рабочих, чтобы обеспечить завершение строительства. Бухарис был превосходным оратором, так что люди шли на смерть за своего бога по доброй воле. Те же, кто отказался, или отправились на костер, или пустились в бега. Я полагаю, катакомбные банды, которых местные жители называют костоправами, — твои люди, да? Они произошли из того... трудного времени.

Тенебрус вскинул руки и развел их в стороны:

— Но собор все еще не был закончен. А планы Бухариса становились все грандиознее. Ему нужно было больше материалов, больше тел и больше денег. Когда он больше не смог ничего собрать с соседних миров при помощи дипломатии, он просто захватил их силой. Он брал все больше и больше, пока не создал целую империю, прежде чем это заметила прогнившая бюрократия Терры. О, до чего же хороша была эта империя, маленькая послушница! Вера последователей Трупа-на-Троне стала необузданной и обратилась против своего бога во имя блага лишь одного человека — кардинала Бухариса. — Он взмахнул рукой, и в воздухе возникли колеблющиеся сцены битвы. Имперские солдаты убивали друг друга, — все под знаменами веры, все с лицами, искаженными ненавистью…

— Конечно, это не могло длиться вечно. Терра реагирует медленно, но она реагирует. Бухариса поймали и убили, и Аскломед занял освободившееся место. Он был человеком тщеславным, пугливым и жирным, — продолжал Тенебрус, заходясь лающим смехом. — На самом деле кардинал скорее напоминал это здание. Но что он мог поделать? Разрушить его — ну нет, это же памятник Императору. Но и оставлять его в анналах истории с именем Бухариса Отступника было нельзя. А значит, сооружение изменили и заново освятили. Теперь с ним было связано имя Аскломеда. И чтобы его перестроить, погибло еще больше мужчин и женщин. Еще больше миров разорили, — но сделал это уже не Гаталамор, а Терра по воле Империума. Как и предполагал Бухарис, сюда отправилось множество паломников. Миллиарды. И они обогатили это место.

Тенебрус издал рычание, наполовину напоминающее кошачье.

— Основы, заложенные на слоях эксплуатируемых рабочих, политые кровью и засеянные горечью, — сказал Тенебрус, смакуя мысль. — Это ведь так прекрасно, правда ведь, маленькая послушница? Совершенно. Ведь последователи Трупа всегда сами себе сооружают виселицы, охотно прыгают в петли, а Пантеон улыбается, глядя, как они пляшут на веревке. Так вкусно. Видишь ли, у Бухариса не было иных мотивов, кроме как прославить своего бога, и все же своими стараниями он почтил богов Истинных. — После секундной заминки Тенебрус продолжил: — Скажи-ка, а ты знаешь, что стало с Бухарисом после смерти?

— Нет, владыка. — Йенг было не по себе от внимания Тенебруса. Как ни пыталась она скрыть страх, но Кар-Гатарр видел по движениям ее цепей, что ее бьет дрожь.

— Аскломеда выбрали главой совета, но новый кардинал вбил себе в голову, что дух Бухариса до сих пор жив и в этом мире. Он опасался, что бестелесное присутствие Бухариса запятнает его епархию. Ему посоветовали выставить растерзанные останки Бухариса на солнце, но Аскломед боялся, что это высвободит дух отступника. Может, он был и прав, поскольку при жизни Бухарис был весьма своенравным человеком. Вместо этого Аскломед предпочел захоронить Бухариса и гаталаморское кольцо власти глубоко под землей. — Он поднял драгоценный символ. — Вот это колечко. Аскломед, видите ли, отказался его носить. Ты видела ложные гробницы? Древние сооружения, которые оставили там в глубинах с обережными заклинаниями, наложенными на место упокоения Бухариса?

— Да, владыка. — Йенг кивнула: все это она встречала там, под землей.

— Все это дело рук Аскломеда. Незадолго до смерти он превратился в законченного параноика, но именно благодаря ему у нас и есть это оружие.

Тенебрус поднял сжатый кулак и алчно взглянул на добычу. В ответ рубин на кольце вспыхнул скрытым огнем.

— Как это — оружие, владыка? — спросила Йенг.

Кар-Гатарр и Тенебрус одновременно воззрились на нее.

— Маленькая послушница говорит без подсказок! Смело! Смело!

Тенебрус подкрался к ней и протянул паучьи пальцы, после чего схватил Йенг за лицо. Она вздрогнула, но не пошевельнулась, когда он повернул ее голову, изучающе разглядывая. Тонкий змеиный язык скользнул по губам: колдун попробовал ее аромат.

— Как же это оказалось оружием, маленькая послушница? Ответ таков... а вот как бы не так. — Он хихикнул. — Дух Бухариса все еще цепляется за этот драгоценный камень, но что он такое? Душа одного человека. Крупица в море. Кольцо на самом деле — просто безделушка в некотором плане. — Тенебрус отпустил Йенг. — Но, с другой стороны, это — символ. А символика важна для использования энергии варпа. Этот символ того, как один человек следовал вере и зашел настолько далеко, насколько только смог. А в вере, — в любой вере, — это всегда добром не заканчивается. Это символ того, как вера в ложного бога может быть обращена во службу для истинных богов. Скорби, моя юная леди, нужны символы, и это — один из величайших, который вообще можно найти.

Тенебрус беспечно всплеснул руками.

— Человеческие существа грубы и слабы, но в наших силах переделать себя в нечто большее. Это власть, которую отрицают Император и Его прихвостни. Он держит силу варпа для Себя, ибо Он — ревнивый бог. — Глаза Тенебруса ярко блеснули. — Император хотел бы, чтобы все человечество было рабами, чтобы лишить нас выбора, поскольку Он приближается к Своему апофеозу. Он хочет, чтобы люди были подобны сервиторам, да? Или как орки — служили единственной цели. Но мы же не орки, правда? Мы способны подняться над ограничениями, которые накладывают на нас другие. Мы — те, кто следует за Четверкой, — воистину благословенны, ибо узрели свет. — Он вновь ухмыльнулся. Игольчатые зубы блеснули под капюшоном.

Источник: Энди Кларк. Костяные Врата

Последний пост о спойлерах Смерти и Конца.

Темные ангелы, Титул и Сайфер:

Он видит вдалеке ручей, бегущий по самому дну глубокого перевала. Это всего лишь струйка, как свежий поток талой воды весной. Он вьется под тенями скал, в темноте и из нее, но там, где он ловит ясный дневной свет, он сверкает, как падающие драгоценности, синим и зеленым. Невозможно легко определить масштаб, но Корсвейн видит, что это не люди. Масса крошечных, блестящих форм. Движущийся, продвигающийся ковер из…
Жуков. Мух.
Река из них течет вверх по перевалу. Сколько их должно быть? Сколько миллиардов нужно, чтобы образовалась блестящая черная струя на дне перевала?
Далеко внизу по дорожке стелется дымка тумана.Рассеявшися, он открыл фигуру, смотрящую на Корсвейна на далеком утесе. Поток насекомых остановился, словно запрудой, у пяток фигуры.
Это Тифон. Это Калас Тифон, гордый сын Барбаруса, Первый Капитан XIV Легиона. Он выглядит точно так же, как в тот день, когда Корсвейн впервые встретил его, много лет назад, до того, как начался ад. Его бронеплита блестит в холодном свете. Он поднимает руку в почти братском приветствии.
«Вы сломлены, — говорит он. Всего лишь шепот, но Корсвейн слышит его так же ясно, как если бы они оказались лицом к лицу. — Ты сломлен, Корсвейн, внутри и снаружи. К этому сводится наша долгая военная игра, и в отношении вас мы предлагаем шанс подчиниться. Подчинитесь нам. Не пытайтесь вступить в последний бой.
— Ты не можешь предложить мне ничего, кроме смерти, — кричит в ответ Корсвейн. Ему приходится повышать голос, чтобы он донесся до перевала на тысячу метров. Мягкий ответ Тифона легко доносится до его уха.
'Конечно. Ничего, кроме смерти. Но это не обязано быть лезвием или насилием. Подчинитесь, и это будет безболезненно. Мягкое затухание в тишине. Мы предлагаем это в честь вашей ценности как соперника. Никаких взаимных обвинений. Примите, что вы сломлены, и примите этот дар от нас. Избавьте себя от боли сопротивления неизбежному».

Корсвейн сражается. С ним на уступе ущелья Траган из Девятого Ордена, Форлуа, Бруктас… и другие, достаточно близко, чтобы соприкоснуться на расстоянии вытянутой руки, но обезличены разносимой мухами тьмой. Механизмы их болтеров заклинило, забило грязью насекомых и раздавленными телами мух, поэтому они сражаются клинками, украшенными длинными мечами и полуторными реликвиями, испачканными черным едким гноем. Корсвейн разрывает темную броню и выплевывает больные внутренности. Он сбрасывает убитых и умирающих врагов с крепостного вала, отбрасывая их назад в лица тех, кто цепляется за них. Он раскалывает шлемы и ломает клинки. Каждый удар разбрызгивает кровь, что усиливает хлюпкость, перекрытую краем крепостного вала. Воины скользят в крови, пробираясь в ней по голени. Она моросит воздух, брызги крови летят по их снаряжению и капают с локтей и наплечников.
И во всем этом он знает одно.
Они проиграют.

Он видит, как Траган падает, унесенный в жиже крови несколькими нападавшими. Он бросается к нему, сбивая нападавших с брата, отшвыривая тела и уничтожая их яростными ударами. Траган лежит на спине, изо всех сил пытаясь вырваться и встать на ноги.
Булава бьет Корсвейна сзади. Он шатается, а затем, как и Траган, попадает в толпу Гвардейцев Смерти. Руки хватают его и прижимают, угрожая оторвать конечности от тела. Он пытается бороться. Живой кошмар из Гвардии Смерти, личинки которого высыпаются изо рта подобно рису, поднимает булаву, чтобы размозжить его голову.
И вдруг Живой кошмар загорается.
Его тело, объятое плазменным огнем, рушится, расплавленный металл сливается с пузырчатым мясом. Булава падает в грязь.
Из бушующих облаков насекомых вырываются новые лучи, поглощая иных. Головы тают, как горячий воск. Корсвейн спотыкается, освобождается, его броня забрызгана расплавленными доспехами Гвардейца Смерти.
Его поддерживает фигура.
«Стойте твердо, ваша светлость, — говорит она.
Облепленный грязью, кровью и коркой раздавленных насекомых, Корсвейн поднимает голову и видит надежду в самой неожиданной форме. Знак. Серебряная маска.
— Держитесь, великий сенешаль, — говорит лорд Сайфер.

Корсвейн смотрит на серебряную маску.
— Не спрашивайте, — говорит Сайфер. — Не сомневайтесь, ваша милость. Я был с вами все это время. Я стою с вами сейчас. Это все, что вам нужно знать.
Его слова эхом отдавались в эфире, переносимые и усиливаемые мощной псионической силой. Удушливые тучи мух отпрянули.
— Сыны Первого, ваш долг перед вашим сенешалем, пожалуйста, — объявляет Сайфер, его голос проникает в каждый разум на склоне холма и утесах. — Он отдал вам приказ. Убейте их.
Тотчас же он оказывается на краю черной скалы, по которой все еще тянутся толпы Гвардии Смерти. Он начинает отмерять смерть всем неразумным, что пересекли край скалы. Его меч разрывает черную броню, словно волдыри. Его плазменное ружье поджигает людей целиком, отправляя их расплавленные тела огненными полосами мчаться вниз по скале.
Темные Ангелы бросаются к нему, как львы, пробуждающиеся ото сна. Дух, которого не хватало, возвращается. Вера находит свою сталь.

"Нас формируют не великие дела, которые мы совершаем в битве, и не мудрые слова, которые мы произносим в мире, нас определяют сокрытые вещи, которые мы творим в темноте, когда никто не видит" 

- приписывается Конраду Кёрзу, выцарапано на стене его тюрьмы на Черуте.

Вестники восстания

При взгляде со стороны Повелители ночи вступили в Ересь Хоруса как внушительная сила в войске Воителя, Легион, закалённый войной и затаивший обиду на лоялистов. Заточение Кёрза на Черуте перед уничтожением Нострамо и инцидент с Дорном подкупали многих предателей доверится Ночному призраку. Зная всё это, Хорус хотел использовать Повелителей ночи в авангарде своих планов, и после Резни при высадке, Хорус поручил им выполнение задач, спланированных им для свержения Императора. Воитель послал Повелителей ночи впереди своего воинства, чтобы те сеяли страх и беспорядки на тех мирах, которые ещё не определились со своей верностью. Остриями свежевальных ножей Повелителей ночи Хорус хотел показать этим мирам цену своей враждебности, и тем, кто преклонил бы перед ним колени, он бы даровал защиту и избавление от жестокости своих слуг.

В качестве вестников предателей и эмиссаров Тёмного согласия Хоруса Повелители ночи включили десятки систем в растущую империю Хоруса, каждая из них дрожала от знания об ужасах, которые обрушились на тех, кто отказался. За несколько месяцев большая часть северных пределов оказалась под контролем предателей, стабильная база, с которой Хорус мог подготовить атаку в самое сердце Империума, база, которая не могла функционировать, пока такая зараза как Повелители ночи бушевала в пределах её границ. Ибо каждое незначительное снижение в производстве и каждое несчастье, которое постигало вновь завоёванные миры, Ночной призрак расценивал как вероломное предательство и выносил единственный известный ему приговор: смерть в самой ужасной форме. Подобная практика принесла больше вреда, чем пользы в подготовке боеприпасов и оружия завоёванными людьми.

То, что на Терре начиналось как сила, которая превратила жестокость в инструмент, превратилось в некоторых случаях в недисциплинированную толпу, которая видела жестокость как саму цель, а не как средство её достижения. Повелители ночи перестали быть точным оружием, которым задумывались Легионы, превратившись в неразборчивое зло, которое стремится утолить свою кровожадность на любом, кто перейдёт ему дорогу. Предоставленные самим себе и всё более мрачным желаниям их повелителя, Повелители ночи несомненно будут представлять помеху в тщательных планах Хоруса, поэтому Воитель поручил им новую задачу, ту, для которой уникальные таланты Повелителей ночи окажутся полезными. В качестве вестников тёмной империи и воли Воителя они были отправлены на восток. Они завоюют новые территории и источники ресурсов для предателей, усилив растущую армаду, которую Хорус хотел спустить на Терру.

Империя, построенная на страхе

Сперва Хорус спускает Повелителей ночи на тусклые звёзды сектора Нострамо. Те миры, которые когда-то присягнули Ночному призраку перед его внезапным исчезновением из имперского пространства после Черута и уничтожения Нострамо, снова столкнулись с правосудием Ночного призрака. Насчитывая почти сотню обитаемых систем, многие из которых содержали густонаселённые миры-ульи, сектор Нострамо оставался ценной рекрутской и ресурсной базой для предателей даже после уничтожения столичного мира. Здесь с лихвой хватало отчаявшихся душ, готовых поднять оружие во имя Воителя и поучаствовать в его войнах против далёкой Терры, которая давно являлась источником их бед, и чей труд можно было быстро обратить во благо быстро растущих воинств Хоруса. В своём роде это идеально подходило для предателей, учитывая тот факт, что сектор Нострамо не присягнул ни одной группировке лоялистов или какому-нибудь полководцу, и Ночной призрак казался идеальным инструментом для этого завоевания. Это оказалось редкой ошибкой в суждениях Хоруса, ибо Кёрз оказался неподходящей кандидатурой для подобной задачи.

Долго миры, которые окружали теперь уже мёртвый Нострамо, страдали под гнётом правления Ночного призрака. Его строгий и безжалостный свод законов превратил жизни его подданных в безотрадное полное мучений и тяжёлого труда существование, и любое нарушение, каким бы незначительным оно ни было, каралось кровопролитием или смертью. И хотя он поддерживал жестокое подобие порядка, он делал это посредством страха настолько укоренившимся, что тот стал выедать души тех, кто оказался под его гнётом, подавленные грехи людей оказались угрозой, которую пропустили их старые хозяева. С отсутствием Ночного призрака на закате Великого крестового похода эта угроза вышла на первый план, когда множество миров свергли тиранические режимы, навязанные Повелителями ночи, и вернулись к архаичному образу жизни прошлого. Коррумпированные синдикаты и жестокие банды брали под контроль города и миры, наслаждаясь всем тем, что запретил Конрад Кёрз, и принося более хаотичный ужас несчастным обитателям этих злополучных миров. 

Синдикаты, дорвавшиеся до власти, могли удовлетворить потребности Хоруса не хуже легитимного правительства, но для Ночного призрака они являлись оскорблением всего, за что боролся Кёрз, бичом царства, ради становления которого Ночной призрак убил столь многих. В то время как другие предатели могли принять верность этих новых повелителей сектора, объединив силы на службе Воителя, Ночной призрак избрал свой собственный путь. Когда основной флот Повелителей ночи прибыл в сектор, Синдархи синдиката Кровавой луны собрались на отдалённом мире Кедур IV для того, чтобы присягнуть на верность Конраду Кёрзу, в надежде поделиться лишь малой частью своих богатств для нового восстания, уверенные в том, что примарх не станет устраивать хаос на их территориях, когда они добровольно сдадут людей и боеприпасы. Вместо этого они обнаружили Ночного призрака одержимого их убийством, нисколько не беспокоящегося о том, какую выгоду он мог извлечь из их верности, и оставившего Кедур IV сломленным и окровавленным миром, немногочисленные обитатели которого стали не более чем сопутствующим ущербом резни.

С возвращением Кёрза в свой приёмный дом даже те миры, которые остались верны драконовским законам, пострадали от жестокого наказания, чтобы Повелители ночи удостоверились в их верности. В то время как другие легионы предателей были заняты штурмом варп маршрутов, ведущих к Терре, а Парамар и Карадок стали полем боя полководцев, сражающихся за труп Империума, Повелители ночи развязали личную войну. Потому что возвращение Ночного призрака было не просто завоеванием для Хоруса, но также частью видения, которое давно пугало Ночного призрака, следующим шагом на пути, который начался после того, как Хорус поднял флаг над Исстваном. В погружении Нострамо и её соседей в пучину безумия и невоздержанности и войне брата против брата, он видел начало собственной кончины и вечного проклятия своего легиона. Это была судьба, с которой Кёрз всё ещё боролся, хотя его методы всё больше диктовались отчаянием, а не разумом, и он отправлял своих воинов уничтожить все признаки её проявления, вычистить грязное пятно предательства и возможно изменить саму судьбу.

Палачи

 https: //vk.com/deti_imperiuma

Вторая война за Армагеддон. Взгляд со стороны орков

Солнце к тому времени уже садилось, полыхая алым, как глаз босса, через большие облака вулканического дыма, и из того дыма вышли лучше штуки, какие я только видел. Это были гарганты: целая толпа, появившаяся из пыли, с огромными злобными лицами, из-за которых они были похожи на самих богов. Но какими бы большими они ни были, на таком значительном расстоянии они казались крошечными.

Это и дало мне понимание, в чем тут проблема – что даже самые огромные вещи кажутся маленькими, когда находятся далеко. Так было с Газкуллом. Он, может, и обладал большей мощью, чем когда-либо, но она передавалась через куда большее расстояние. И, если угодно, от этого он был меньше. Я думаю, это одна из причин, почему вы так плохи в битве. Ваш Император – просто какой-то, возможно мертвый, поганец на стуле в половине галактики отсюда, и он даже не кричит на вас через коробку или типа того.

+Оставим это как есть?+ спросил Хендриксен в разуме Фалкс. Даже его фанатизм потух от наплыва богохульства, родившегося в допросе к этому моменту.

Прерываний и так достаточно, – неразборчиво ответила женщина, пытаясь скрыть тот факт, что Макари нечаянно ударил по самой глубокой ее тревоге о положении человечества. – Оставь это.

– На Урке, – продолжил Кусач, не зная о небольшом теологическом кризисе в ее голове, – чтобы оказаться со своими войсками, Газкуллу нужно было всего лишь выйти на балкон. Но будучи запертым Гротсником посреди человеческого города, он с тем же успехом мог находиться на другой планете. Это причиняло ему боль. Газкулл должен был пойти туда, где его увидят. Где он мог лично напомнить толпам, в чем их цель. И где, если уж себя хвалить, они бы увидели мое знамя. Ему нужно было сделать что-то по-настоящему орочье. Так что я подумал о разных тактиках, про какие слышал. И как предложить их так, чтобы не показалось, словно я указываю ему, что делать. В итоге, пока гарганты топали через окрашенную красным пустошь перед нами, я сказал это.

Тут Кусач повеселел, будто слова, которые он собирался перевести, ему очень понравились. Он даже поднял палец, чтобы подчеркнуть свое выступление, и на его крупной груди грязно сверкнули медали, когда он хитро посмотрел на собственного воображаемого Газкулла.

– Ты не думал о полномасштабном наступлении на врага? Всем что есть.

Газкулл этим не увлекался. Говорил, что до сих пор всю войну пытался заставить клановых боссов – всех, кроме, разумеется, Стратугрума – понять, что есть другие тактики кроме лобовой атаки на противника. Но все же, сидя и думая надо всем этим, он только получал головные боли, и, мне кажется, он подозревал, что богам становится скучно. Так что я сказал ему просто сделать то, чего он хотел. Он, в конце концов, был орком. А орки так и должны поступать.

Босс какое-то время молчал. Потом дернул головой вбок, будто что-то только что заметил.

– У меня была идея, – сказал он. – Что я сказал, там, в зале? Про размышления, когда должен заниматься делом? – этого никто не говорил. Я об этом подумал. Но вслух не сказал, так что это было странно. Но вам бы хотелось поправлять Газкулла на этот счет? Так и думал, что нет. Потому я кивнул.

– Мне нужно просто... занять себя. Боги не скажут как, потому что это так очевидно, что я сам должен был понять. Нужно просто делать то, что я хочу. Они будут услышаны через это. И что же я хочу? Думаю, большой атаки. Всем. На юг. Извергаются вулканы, поэтому будет чертовски трудно. И там еще те джунгли... – Газкулл кивнул, сделав решение. – Да. Будет здорово. Очень здорово. Я возьму одного из тех гаргантов и двинусь на юг. Неси знамя.

Я почувствовал облегчение, вроде того, когда перебираешься через забор мека как раз в тот момент, когда сторожевой сквиг уже должен тебя сцапать. С Пророком все было хорошо. Позволить мне дать совет – одно дело, но, последуй он ему, не думаю, что моя вера в него осталась бы прежней. И да, я понимаю, что он в каком-то смысле последовал моему совету. Но он прошел через мозг босса и вышел, как его решение, так что я не указывал, что делать.

Мы отправились на юг. И это было действительно классно. Может, лучшее, что случалось.

Фалкс с усиливающимся ощущением удрученности слушала, как Макари описывал один из самых страшных конфликтов истории человечества так, словно контрактник Милитарум припоминал ту давнюю отличную ночку в увольнении.

Кошмарные экваториальные джунгли Армагеддона, которые бездарный губернатор фон Штраб – веровавший в Имперскую Истину, если такая существовала – счел непроходимыми, оказались для роя орков, собравшихся вокруг Газкулла, игровой площадкой. Макари ухал от радости, рассказывая, как Змеекусы Грудболга проложили себе путь через всю экосистему, в каком-то смысле состоящую из высших хищников. Он говорил о вулканических сверхбурях, будто они были каким-то световым шоу, устроенным только в честь его хозяина, и описывал столкновения с имперскими бронетанковыми колоннами, как веселые потасовки после слишком большого количества выпивки. Отчаяние, вне сомнений, достигло вышей точки, когда Макари добрался до битвы у Разлома Маннгейма, где фон Штраб бесцельно растратил богоподобную мощь Легио Металлика в обреченной контратаке на наступление Газкулла.

Слушать, как почти полное уничтожение Легио титанов низвели до «кучи больших металлических парней, дерущихся кулаками», было удручающе, если не больше, но это также вызвало у Фалкс странный укол зависти. Разлом Маннгейма для человечества являлся причиной искренней скорби. Павшие титаны были незаменимы не только в плане ресурсов, но и духовно: ходячие крепости надежды в расползающейся тьме, где такие вещи являлись более ценными и малочисленными, чем материальные богатства.

И хотя орки потеряли в два раза больше своих устрашающих гаргантов, полное разрушение собственных боевых машин было для них таким же волнительным, как и гибель титанов. «Для них это просто фейерверки», – с горечью подумала женщина. Сломанные игрушки, которые заменят новыми. «Даже проигрывая, – поняла она, со сковывающим внутренности холодом, – они побеждают».

И пока Газкулл продвигал фронт вторжения дальше, орки все равно побеждали. Казалось, вождь наконец-то исполняет желания, поглотившие его на Урке, и по возбужденному состоянию Макари было ясно, что даже с разбитым носом, сломанной рукой и рваной раной на плече, он пребывал в полном удовлетворении, просто вспоминая это.

Источник: Нэйт Кроули. Газкулл Трака: Пророк Вааагх!