gif, своя атмосфера

Еще чуть-чуть из сольника про Альфария.

Дополнение к посту http://joy.reactor.cc/post/4754937

Альфарий про особенность своего легиона.

Другие Легионы, я полагаю, считают оскорбительным, что мой Легион принимает не только мою внешность, когда общаются с посторонними, но и моё имя. Они думают, что мои воины пытаются занять положение, гораздо выше собственного; что они не просто скрытны, но, взяв имя своего примарха, каким-то образом ищут власти, которую они не заслуживают.
Всё это далеко не так. 
В моём имени нет ничего особенного. Это не какая-то уникальная ценность, которую надо хранить: мы не Лунные волки, где Хорус Аксиманд должен быть известен как "Маленький Хорус", чтобы его положение ниже Хоруса Луперкаля было известно всем. 
Моё имя может использовать любой из моего Легиона. Альфа-легионер, называющий себя "Альфарием", означает одно и только одно:
"Моя личность не имеет значения. Только мои действия имеют значение".

Конечно, Вальдор не сразу понял намёк. Потребовалось предательство Амары Астарты и дальнейшие побуждения Малкадора, прежде чем он инициировал Кровавые Игры. Все считали, что это его идея, и как я мог спорить? Я был ещё неизвестен Империуму в целом. Полагаю, я должен быть удовлетворен тем, что к моей работе прислушались и были внесены улучшения, но я не Вальдор, чтобы работать, не обращая внимания на то, слышит ли кто-нибудь моё имя. Но я и не Фулгрим, и не Лев, которые жаждут признания своего великолепия, а они действительно великолепны. Я не стремлюсь к тому, чтобы меня считали величайшим или даже первым среди равных.
Но я не могу устоять перед соблазном славы. Я не думаю, что кто-то из моих братьев может. Даже Пертурабо, который, пожалуй, самый скромный из нас, не лишён тщеславия. Я чувствую, что, возможно, это давит на меня тяжелее, чем на моих братьев, потому что я так много сделал для Империума - по крайней мере я так думаю - и никто об этом не знал. В какой-то степени это моя собственная вина: я предпочел не раскрывать себя, хотя мог бы это сделать. Я хотел увидеть и оценить всех своих братьев, прежде чем я покажу себя, чтобы я действительно мог быть тайным клинком, если это потребуется.
Должен признать Вальдор неплохо справился с попыткой восстания Высшего лорда Кавандайр. Ему почти не требовалось никаких указаний для осуществления плана, хотя он был прост: заманить слишком самоуверенного, эмоционального врага и сокрушить его, когда он будет чрезмерно растянут. Я воспользуюсь им снова, если у меня будет возможность. 
Пока Вальдор сражался с Примархом Ушотаном, Аполлоническое Копьё против плазменного клинка, я шёл с самыми первыми космодесантниками, одетыми в ту же базовую броню, которая впоследствии будет обозначена как Марк II, вооружённый обычным болтером. На самом деле они не были моими сыновьями, но я испытывал чувство гордости, сражаясь вместе с ними, и видел, как их плавная смертоносность полностью подавляла лучшее из того, что Терра могла предоставить в качестве вызова. Это был их первый тест, и они прошли его так же великолепно, как и я. Тогда я понял, что нам уготовано величие.
После того, как восстание было подавлено и предательство Астарты раскрыто, даже после шокирующего заявления моего отца о том, что я не единственный выживший из моих братьев, я прослушал записи Высшего лорда Кавандайр её рзговора с Вальдором, когда она безуспешно пыталась заставить его признаться в казни большинства оставшихся Громовых Воинов на горе Арарат. Кое-что поразило меня, и я разыскал Вальдора. 
-Когда ты говорил с Кавандайр, ты ни разу не солгал, - сказал я ему. - За исключением одной детали. 
Вальдор занимался своей бронёй. Он не прекратил свою работу, когда ответил. 
-Какой же?
-Ты сказали ей, что новых генералов не будет, - сказал я. -Но ты знал обо мне к моменту того разговора. 
Вальдор помедлил, будто обдумывая свои слова, но ни на секунду не остановился в своей работе над бронёй. 
-Я не солгал,-произнёс он после нескольких долгих секунд.-Я не знаю, что ты такое. Но ты точно не генерал. 
Я до сих пор вспоминаю тот разговор.

Давно БЛ стали анонсировать выход своих книг такими тизерами? Или это сугубо из-за Абнетта?

Деградация Потомков - часть 5

Продолжаем мрачную графоманию.

Предыдущая часть: http://joyreactor.cc/post/5094567

«Дети-солдаты»

В отчаянное время страданий и безумия возраст не является оправданием для уклонения от своего долга.

Суровое правление Империума Человечества стремится не оставить никого свободным от его цепких когтей. Хотя реальный контроль над обществом в большинстве человеческих миров ограничен, амбиции Империума, тем не менее, тотальны и всеобъемлющи. В идеале ни один подданный Бога-Императора не должен остаться вне власти своих законных хозяев. В действительности же огромные массы населения как планет, так и пустоты живут всю свою жизнь, почти не замечая существования Империума Человечества.

Многие такие люди, находящиеся вне прямого имперского контроля, слишком бедны, или слишком богаты, или слишком многочисленны, или живут в слишком отдаленных местах, чтобы до них могла дотянуться власть, назначенная Императором. Например, бесчисленные миллиарды или даже триллионы людей, обитающих в адских Подульях на миллионе миров, редко (если вообще когда-либо) видят имперских чиновников или солдат в своей короткой, жестокой и отвратительной жизни. Зачастую неспособность Империума навязать свой жестокий контроль над всем населением планет и космических городов сводится к его вопиющей неэффективности, прогнившей бюрократии, безудержной коррупции и абсолютной некомпетентности. Еще одним вековым ограничением эффективной власти имперских организаций является их трупная жесткость порядка, когда индивидуальные инициативы, инновации и обход иерархии для достижения более быстрых или лучших результатов могут привести к драконическим наказаниям — от смерти, пыток, сожжения на костре до лоботимизации и превращения в киборга, известного как сервитор.

Грубый колосс с глиняными ногами, каким бы он ни был, Империум, тем не менее, попытается установить полный контроль над теми слоями общества, до которых сможет дотянуться его власть. Жить под тяжелой рукой имперского правления — значит вести абсолютно регламентированную жизнь бесконечной индоктринации, превращаясь в неистово преданного подданного Империума, всегда готового доносить на нарушителей и недовольных, всегда готового линчевать еретиков и мутантов и всегда готового пожертвовать собой ради высшей цели. Повзрослеть под Имперским контролем — значит вырасти слепым фанатиком и ритуально одержимым практиком Имперского Культа, ваш разум будет наполнен литаниями ненависти, псалмами возмездия, мантрами очищения, гимнами мученичества и молитвами покаяния. Имперская догма настолько пропитывает жизнь этих малолетних подданных Империума, что многие из них в итоге становятся мономаньяками, не способными ни на секунду усомниться в Империуме, о каких бы зверствах ни свидетельствовали их глаза и уши. Так в нежном возрасте формируются прекрасные подданные Императора, и так обеспечивается будущее Империума. Да будут благословенны дети.

Империум Человечества не терпит мягкости в своем каменном сердце, ибо слабость - бич всего рода. Только безжалостные могут достичь господства, и только жестокие могут поддерживать верховенство. Закон власти начертан на звездах: Тяжелая жизнь порождает выносливых людей, и все хорошо, когда слабые отбраковываются. Поэтому имперские власти одобряют отвратительные лишения, в которых живет большая часть человечества, ведь страдания заставляют людей быстро взрослеть, а отчаяние - мать способностей. Многие дети в Империуме Человечества научатся выживать, сражаться и убивать в своей повседневной жизни, иначе поддадутся суровой реальности, которая не приемлет мирной робости.

Сироты в Схоле Прогениум учатся обращаться с оружием задолго до достижения десятилетнего возраста, и ситуация не сильно отличается на улицах городов-ульев или в диких племенных землях. Многие подданные Империума убивают кого-нибудь еще до достижения совершеннолетия, и почти все регулярно подвергаются кровавым побоям со стороны взрослых и участвуют в отвратительных детских драках, некоторые теряют глаза, пальцы и другие части тела в процессе. Многие из них также вступают в банды в раннем возрасте, потому что лучше быть в стае хищников, чем быть разодранным ими.

Когда безудержное насилие является такой неотъемлемой частью человеческого бытия, как можно увидеть что-то плохое в вербовке подростков и детей в ряды ополчения и более организованных вооруженных сил? Большинство культур в мирах и в космогородах Империума считают своих членов взрослыми к пятнадцати годам, но мало кто из них не задумывается о вооружении тех, кого они считают детьми. Во многих случаях имперцы предпочитают заполнять прорехи в рядах вооруженных сил правильно обученными детьми, а не обращаться к взрослым из слоев населения с ненадежным образованием в области имперской лояльности. Феномен детей-солдат является фактом жизни с незапамятных времен, и мало кто из людей задумывается об этом.

Именно поэтому детей-воинов можно встретить по всей галактике, служащих вместе со старшими в многочисленных полках Астра Милитарум, Силах планетарной обороны (СПО), гвардии благородных домов, племенных отрядах, легализованных уличных бандах и местных ополчениях. Здесь дети достигнут совершеннолетия и пройдут обряд посвящения в суровые воины, или погибнут, пытаясь. Многие подростки будут воодушевлены рассказами о боевых подвигах и мечтами о славе, и добровольно пойдут служить, часто соврав о своем возрасте и выдавая себя за более взрослых. Других насильно зачисляют в военные отряды - обычай, особенно распространенный во времена кризисов и массовых потерь. В конце концов, даже ребенок может стрелять из лазгана.

Взяв в руки громоздкое оружие, надев сапоги и форму з запасом на вырост, эти часто недоедающие мальчики и девочки с оружием нередко будут маршировать на бойнях с мрачными травмами и получать шрамы как физического, так и психического характера. Их ждет славная смерть, и шанс исполнить свою мечту дарован им Его Божественным Величеством. Многие дети-солдаты будут отобраны из различных имперских, планетарных и космических молодежных организаций, которые готовят детей и подростков к оружию, бою и суровой солдатской жизни.

По всему Империуму Человечества процветает бесконечное множество легенд о детях-солдатах, рассказывающих о галантности, самопожертвовании, долге и благочестии перед лицом ужасов и чудовищных врагов. Кто не помнит историй об отважных мальчишках и девчонках, которые вопреки всему уничтожали огромные танки и убивали свирепых чудовищ? Кто не помнит историй о храбрых детях, которые бросались на амбразуры вражеских орудий, чтобы дать возможность своим товарищам зачистить бункеры? Кто не слышал о пленных несовершеннолетних, которые умирали с именем Императора на устах, будучи разорванными на куски под садистскими пытками? Радуйтесь, ибо вооруженная молодежь Империума будет поддерживать эти гордые традиции и сражаться за свой род и повелителя! Радуйтесь, ибо слава принадлежит им в бою! Радуйтесь, ибо детство потрачено с пользой!

Таковы жизни бесчисленных миллиардов детей солдат, несущих службу на просторах священных владений Бога-Императора. Такова смерть тех, кто пал, сражаясь за дело Святой Терры. Такова воля Императора.

Воистину, человечество наделено боевым духом, который ярко горит от колыбели до могилы. Ибо не только родители отдают своих сыновей и дочерей, но и подростки добровольно идут в армию Империума. Разве это не знак избранности человечества? Разве это не доказательство праведности нашего дела? Разве это не знамя, вокруг которого можно сплотиться? И вот весть об этом разнеслась: Император человечества хочет видеть вас с оружием в руках! Ибо какая сила во Вселенной может остановить мощь человечества, истинно единого, подчиненного Императору и готового принести себя в жертву, независимо от возраста?

Так великая трагедия страданий, смертей и украденной невинности повторяется снова и снова по мере того, как сменяются века, а угасающая эпоха Империума становится старше с очередным тысячелетием, очередным годом массовых захоронений и неслыханного горя, очередным днем резни и крови. Ибо Империум Человечества не остановится ни перед чем, чтобы сохранить свое господство власти и ненависти, и он без колебаний накормит мясорубку все большим количеством солдат для компенсации бездарного планирования. Да, на карту поставлено выживание самого человеческого вида, но более насущным вопросом для его хозяев является необходимость сохранения имперского правления и имперской силы ради них самих.

Забудьте на мгновение о сияющих рыцарях и гордо раскрашенных доспехах. Если вы хотите представить себе реальность войны в Империуме Человечества, то представьте детей в форме рядом со взрослыми солдатами, с оружием в руках, когда они вступают на ничейную землю, испуская пылкий боевой клич, когда их охватывает огненный шторм: «За Императора!».

Таково безумное состояние человека в самом мрачном будущем. Таково развращение, которое ожидает наш вид.

На дворе сорок первое тысячелетие, а вокруг только война.

Реквием по ящику для пожертвований

Чудеса варпа. Кто знает, где может оказаться ваш ударный крейсер, когда его затянет в варп.

Печально то, что космодесантники (особенно Ультрамарины) не слишком заинтересованы в сохранении своих открытий или в правильном общении с ними. (так они наживают себе много врагов, но, чёрт возьми, кто сейчас не враг Империума?)

"Значит это была не Мариса...."

Чуть больше

Сангвиний против Ка'Банда

Демон пожирал их тела и пил их кровь, как обжора, напивающийся вином, впитывая истории их жизней, высасывая силу их смертей. Вскоре даже Кровавые Ангелы бежали, отступая к Вратам или заползая в свои боевые танки, пытаясь найти способ дать отпор. Они были медленными, слишком медленными. Ка'Банда был войной воплощённой. Тех, кто бежал, он настигал или оттаскивал ударами кнута. Те, что остались, погибли на месте.
Он слышал, как они звали своего генетического отца, о какой же сладкий звук издавала их контролируемая паника. Эти сверхчеловеческие претенденты на бессмертие, красноречиво молящие о помощи своего ангельского принца… Ка'Банда обрывал их на полуслове, чувствуя, как их боль приправлена отчаянием, когда их души сливались с его сущностью.
Демон не считал жизни так, как считал бы смертный; он просто знал. Он чувствовал количество душ в своей сущности, каждая из которых становилась частью его тела, когда она отрывалась от плоти и освобождалась для варпа. Раздувшись до прежней силы, существо не замедлилось, не остановилось. Когда его добыча отступила, он бросился в погоню; он хлестал их; он рассек землю своим топором, изливая свой гнев в землю, чтобы поглотить группы привязанных к земле ангелов. В течение телесных минут после проявления существо было близко. Он чувствовал наверху глаза своего создателя и рьяную, ревнивую ненависть своих низших сородичей.
Ангел приземлился перед ним, раскинув крылья в акте театрального устрашения, бледные черты лица выражали воинственное спокойствие. Это спокойствие было почти правдоподобным, если бы не ненависть, горящая в этих прекрасных глазах. Ка’Банда был невосприимчив к маскараду совершенства примарха. Он знал страх неудачи, который струился по крови его врага, и он уже вдыхал ненависть Ангела раньше.
Их присутствие создавало притяжение, вокруг них сгущалась битва. Кровавые Ангелы, пришедшие за владыкой демонов, были разрублены на части и утащены краснокожими детьми Кхорна. Демоны, достаточно глупые, чтобы броситься на Ангела, были уничтожены фалангой Астартес, сформировавшейся вокруг их примарха.
— Демон, — сказал Сангвиний с мягкостью, в которую практически нельзя было поверить. — Тебе так не терпится умереть во второй раз?
Для взгляда демона на мир, в мазках жизненной силы и обещаниях текущей крови, Ангел выглядел обремененным усталостью. Он чувствовал запах усталости, обжигающей потную кожу Ангела. Ка’Банда улыбнулся, его собственное беспокойство рассеялось. Его язык выскользнул из раздвинутых челюстей и отполировал треснувший обсидиан зубов. Слюна нитями свисала у него из пасти.
— Ты выглядишь уставшим, маленький Ангел Трусливого Бога.
Это началось на земле. Ангел и демон сошлись, клинок к клинку, взмахивая крыльями для баланса в противостоянии.
— Я убил тебя однажды, — прорычал Ангел в нечеловеческое лицо демона.
В ответ Ка’Бандха сжал мышцы глотки и зоба, выпустив пар из наполнившихся кишок. Смеясь, демон изверг кровь убитых сыновей Сангвиния в лицо их отцу. Ангел терпел боль и позор, не отступая, что только больше радовало демона.
— И я убью тебя снова, — поклялся Девятый примарх, стараясь не уступать демону в силе. Кровь шипела и испарялась на его доспехах и лице. Она струилась по линиям его губ.
Ка’Банда оскалил зубы, ярость растаяла, сменившись насмешливой ухмылкой. Существо ожидало этих слов. Теперь они были сказаны, он приветствовал их.
— В своем высокомерии ты все еще веришь, что речь идет о нас с тобой, —Демон расхохотался, кровавая слюна брызнула из его пасти, украсив и без того окровавленные черты Ангела. — Это, о чистейший, говорит тщеславие твоего отца внутри тебя.
Демон не умел читать человеческие выражения, но что-то вроде боли мелькнуло на лице Ангела — и это тоже было прекрасно.
Ка’Банда запрокинул свою уродливую голову горгульи, нагло готовясь к удару. Ангел рванулся назад, как и желал демон, и Ка'Банда украл эти драгоценные секунды свободы, чтобы повернуться и разрубить своим огромным топором воюющих Кровавых Ангелов и Нерожденных поблизости, убивая и тех и других. Сила пронзила его судорожным жалом, и существо повернулось как раз вовремя, чтобы заблокировать клинок Ангела плоскостью его топора. И снова они столкнулись лицом к лицу.
— Я здесь не для тебя, — рот демона не был создан для человеческого языка, а его клыки были выровнены для эстетики жестокости, а не для эволюции. —Ты ничто. Мерцание в огнях времени. Пешка с красивыми крыльями, называющая себя королем.
Глаза Сангвиния были полузакрыты от напряжения. Слова были ему почти не под силу, каждая вена и сухожилие были отчетливо видны. Залитое кровью горло Ка'Банди уже охрипло от усилий человеческой речи, но сквозь улыбку, похожую на лезвие ножа, вырвалось еще больше слов.
— Ты научил меня терпению, Ангел Трусливого Бога. Ты показал мне мое место. Я зверь, который будет пировать на ваших сыновьях в грядущие века. Я — рак, который будет разъедать твой род, пока последний человек, в жилах которого течет твоя кровь, не превратится в пыль на ветру Ваалфоры.
Огонь с горящего проспекта отразился по всей длине клинка Ангела.
— Я буду уничтожать тебя, демон, каждый раз, когда ты будешь выползать из темницы ада.
Ка’Банда, стиснув зубы от напряжения, говорил, изо рта пахло кровью Астартес. Коварная чувственность приправила его тон.
—Ты не будешь вечно защищать своих детей.
Сангвиний побледнел под копотью войны, затемнившей его лицо, и Ка’Банда взревел, отбросив Ангела назад. Сангвиний изогнулся в воздухе, избегая взмаха топора, но не удара хлыста. Он едва ударил, обмотавшись вокруг одного крыла, но этого было более чем достаточно для нужд демона. Ка’Банда дернул за поводок, потянув примарха из воздуха обратно на разбитый мрамор. Сангвиний нанес удар с нечеловеческой грацией, уже пытаясь разрезать запутавшуюся плеть.
Ка'Банду это не волновало. Он бросил хлыст, прыгая и хлопая крыльями, направляясь к центру Королевского Вознесения, где находилось наибольшее скопление Кровавых ангелов. Пожиратели Миров и другие полусмертные Воителя благословляли его. Как будто их благословения имели какое-то значение для такого существа, как он, в такой момент, как этот.
Он приземлился среди десятков одетых в красное Кровавых Ангелов, вырывая их из жизни взмахами своего топора, издавая рёв карнозавра, пожирая их души и истории. Имена, лица и воспоминания, не принадлежащие ему, наполняли его, угрожая его чувствам; но тварь продолжала убивать, используя каждую драгоценную секунду.
"Еще немного…". Мысли провалившегося чемпиона были бурей беспокойной, неустроенной психики. "Еще несколько…"
Еще дважды Ангел бросался на него, рубя и кромсая. Еще дважды демону удавалось вырваться на свободу, отбиваясь или отбрасывая примарха в сторону.
Ка’Банда снова сбежал, взмыв ввысь, и на этот раз Ангел был над ним в воздухе. Оба рухнули на землю едва ли через две секунды после того, как покинули ее, стройная золотая фигура перекатилась на демонического гиганта, поднимая свой меч и направляя его вниз.
Демон отшвырнул Ангела в сторону при помощи топора, теперь отчаяние погружалось в его сущность. Это было быстрее, чем их битвы на Сигнус Прайм, лишенные красоты и мастерства, сводившиеся к неуклюжей жестокости драки. Он поднялся, ревя, рыча на противников, бросаясь на ближайших Кровавых Ангелов и разрывая их на части. Их болтеры плевали в него, их мечи вонзались в него, и они умирали, демонстрируя бесполезную ярость.
Ангел снова ударил его, на этот раз с такой силой, что сбил его с копыт. Примарх был охотничьим ястребом, со всеми крыльями и режущими кромками, бьющимся против демона, пытающегося освободиться. Ка’Банда прикрыл лицо свободной рукой слишком поздно. Он зарычал , когда серебряное лезвие вскрыло его лицо до кости и лишило одного глаза. Это было не больно в том плане, как смертные чувствуют боль, но стыд и ярость жгли по-своему, так же яростно.
Ка’Банда слепо потянулся одной рукой, и удача позволила ему сомкнуть кулак на одной из ног Ангела. Он ударил примархом, как хлыстом, впечатав его в одну из статуй, стоящих вдоль Вознесения, не оборачиваясь, чтобы увидеть, насколько ранен Ангел, не заботясь, кроме того факта, что наконец свободен. Он мог бы убить еще нескольких жалких детей Ангела и отправиться к открытым Вратам… Бог Войны вознаградит его, вернет ему благосклонность…
Он взмахнул крыльями, взмывая в небо, швырнул свой топор в Гибельный Клинок легиона. Орудие пронзило ядро танка, взорвав его, шлейф пламени дымился свежими душами.
"Еще немного…"
Демон уклонялся от не имеющих значения лучей лазпушек и ракет. Безоружный, если не считать когтей, он нырнул к ближайшим к Вратам Кровавым Ангелам. Его когтей будет более чем достаточно.

Зефон был одним из тех, кого отбросило в сторону потоком разбивающегося керамита, когда демон отшвыривал Кровавых Ангелов со своего пути. Его кровоточащие крылья были оборванным знаменем, провозглашающим его марш к Вратам Вечности. Когти длиной с копье пронзали красную броню и разрывали драгоценное мясо под ней. Каждая вырвавшаяся на свободу душа оживляла существо, ускоряя его атаку. Ему нужны Врата, и ему нужна кровь защитников Врат. Зверь отказался сражаться с Ангелом в воздухе, где Сангвиний обладал всеми преимуществами ловкости.
Они бросались на него с мечами, которые разрывали шкуру зверя, и стреляли из оружия, которое отрывало куски его тела, совершенно не замедляя существо. Он царапал и резал, цеплялся и извивался. Керамит поддавался, кровь текла рекой. Ни разу в своей убийственной ярости существо не оставляло стражей Врат. Деяния и действия танков, титанов и примархов были бессмысленны. Это был его последний шанс.
Зефон, держа клинок двумя руками, вонзил его в икру существа. Это было все равно, что воткнуть меч в скалу, и генератор в рукояти дал сбой, вспыхнул и вышел из строя. За две секунды Зефон вонзил меч в цель, но не смог ранить существо и был отброшен в сторону ударом огромного крыла. Он перекатился по последней ступени плато Вознесения к самому краю. Одна из его глазных линз была разбита. Его ретинальный дисплей завизжал, предупреждая о разрыве скафандра и мышц. Как будто он уже не чувствовал этого.
Он поднялся на ноги, потянувшись к упавшему клинку на камнях поблизости, готовый снова бесполезно броситься на существо вместе с остальными братьями.
Сангвиний был сгустком золота и серебра, преследующим демона сверху. Существо попыталось проигнорировать Ангела, затем отбросить примарха в сторону, затем — потерпев неудачу, терпя раны, нанесенные клинком Ангела — демон был вынужден замедлить свой натиск, выплескивая свою боль и разочарование в ещё одном реве.
Он цеплялся за примарха, но не для того, чтобы растерзать Ангела, а чтобы повергнуть его на землю. С третьего раза демону удалось это сделать, стащив Сангвиния и швырнув его на треснувший мрамор под его ногами. Зефон никогда не видел, чтобы два существа с таким огромным достоинством и силой опускались до такой яростной драки. Они вместе катились по плато Вознесения из бесценного инопланетного камня, выцарапывая друг другу глаза и впечатывая кулаки в бронированные тела.
Каждый раз, когда Ангел вырывался на свободу, демон снова втягивал его в драку. Когда демон оказывался сверху, через полвздоха Ангел уже был на нем; белокрылый сорокопут, кружащий над существом и осыпающий серебряными ударами. Рев Ка’Банды превратился в вой, а затем в звериные взрывы гнева и боли.
Демон потерял глаз; Зефон увидел, как Великий Ангел раздавил его в кулаке и швырнул образовавшуюся жижу в сторону. Когда Зефон столкнулся с несколькими своими братьями, Сангвиний напряжённым голосом по воксу приказал им уйти.
— Пожиратели Миров, — прошипел примарх. — Сдержите их.
Демон и Ангел схватили друг друга за горло: первый, чтобы задушить жизнь в другом, второй использовал свою хватку только для того, чтобы ударить врага затылком о мраморную землю. Сангвиний, побагровевший от удушья, с нитями слюны, свисающими с зубов, тянул голову демона вверх и вниз, снова, снова, снова, сначала раскалывая мрамор наковальней черепа Ка’Банды, затем разбивая его. Камень сломался, а голова зверя отказалась; тем не менее, этого было достаточно. Когти существа ослабли настолько, чтобы Ангел вырвался на свободу. Зефон увидел, как его сир взмыл в небо.
Демон был либо не в состоянии игнорировать этого врага, либо был слишком ранен и в бешенстве от крови, чтобы отпустить его. С брызгами вонючей крови из раненых крыльев Ка’Бандха бросился в погоню.
Позже он пожалеет об этом.
Позже он поймет, что отравил свой последний шанс на свою угасающую победу в тот момент, когда отказался от охоты за душами Девятой родословной, когда позволил гневу и страху затмить его взор.
Позже будет слишком поздно, чтобы иметь значение.
Зефон был свободен достаточно долго, чтобы стать свидетелем окончания схватки. Он видел, как Сангвиний спускался, когда демон поднимался. Примарх обнажил и копье, и меч, и Ангел метнул копье, закричав от усилий. Копье попало демону в грудь, пронзив броню и тело, и погрузилось в него, как будто было неотъемлемой его частью. Воины на земле разразились громоподобными возгласами, среди них послышался голос Зефона.
Следующий рев демона был совершенно звериным, криком вырвавшегося разочарования. По правде говоря, раненый, он изо всех сил пытался подняться, лихорадочный, почти испуганный в своей потребности поймать своего мучителя.
Сангвиний дал раненому зверю то, что он желал. Зефон смотрел, как его примарх сокращает дистанцию, его белые крылья блестели за спиной. Ангел схватил существо, когда оно набирало силу в своем восхождении, уворачиваясь от протянувшихся когтей демона и нанося удар сзади силой гнева Императора.
Он ударил его между крыльями, его меч вонзился в позвоночник существа, сломав его спину и вырвавшись из нагрудника Ка’Банды. Острие клинка зашипело от дыма украденных душ, просачивающегося из раны, и демон повис в воздухе еще на мгновение, вопреки законам смертных. Он захрипел, и из его раскрытой пасти хлынула масса не переваренных душ.
Ка’Банда рухнул, существо врезалось в стену Санктума, оставив при падении пятно демонической крови. Его крылья больше не бились. Его конечности были неподвижны. Сангвиний нырнул следом за телом, схватив демона за шею сзади и рукоять меча, воткнутого в его позвоночник.
Он мог позволить существу упасть. Зефон всегда будет думать об этом в последующие дни, годы, десятилетия, когда он будет носить черное и сражаться за Империум, который он больше не понимал. Сангвиний мог позволить демону упасть, ударившись о землю перед Вратами Вечности.
Но Ангел закричал, этот звук был наполнен яростью, как любой другой звук, когда-либо вырывавшийся из горла демона, и швырнул умирающего монстра через Королевское Вознесение. Он врезался в наступающую орду и бесформенной массой скатился вниз по мраморным ступеням. Памятник провалу ярости.
В последний раз Зефон видел Ка’Банду, когда стаи низших демонов роились над телом, пожирая его словно падальщики. В этом не было ни утешения, ни оправдания. Это слишком напоминало старые ритуалы IX легиона. Он не хотел признавать никакого родства между своими сородичами и демонами.

Решил попробовать свои силы в рисовании пони-гомункулов

Аспекты Младшего Бога