дитя кровопролития

"Те, кто слышит меня, присоединяйтесь ко мне".

Я тоже его слышал. Полуослепший от боли, я услышал его и увидел его.
Я вижу Вулкана внизу, у подножия лестницы, он зовёт меня. Я вижу, как шевелятся его губы, но не могу разобрать слов.
Но я слышал своего Векового короля издалека. Я слышал его призыв. Он был так же краток, как вспышка на солнце, и так же ясен, как стекло, резонирующее эхо, которое наверняка было услышано самой далёкой звездой.
Это укрепляет меня. Это заставляет меня сосредоточиться на том немногом, что у меня осталось. Если он может проявить такое мужество, то и я смогу.
Я тоже могу.
Такое мужество. Такая сверхъестественная сила воли. Такой ужасный выбор, который дорогой Рогал назвал бы "проигрышным сценарием". Он отказался от этого, от этой силы, от этой... божественности. Я не знаю почему, и была ли вообще какая-то конкретная причина или побудительный мотив. Возможно, мой старый друг просто понял, что это уже слишком. Но никто никогда не сможет усомниться в его преданности своему виду.
У него была эта власть, эта невероятная мощь, и он отбросил её прочь. Это был единственный способ, единственно возможный способ гарантировать поражение первенца, но это также было высшим проклятием. Тёмный король победил бы в этот день, а потом потерял бы всё, навсегда. Так что некогда бог-император должен постоять за себя в одиночку.
Здесь нет ни определенности, ни уверенности. Я боюсь, что он проиграет. Я видел Луперкаля и знаю, какой силой он обладает. Я сомневаюсь, что сейчас его что-то может остановить.
Было бы так легко использовать эту силу, обладать такой уверенностью. Завладеть силой бога и поставить Хоруса на колени, полностью сокрушить его и покончить с его угрозой. Но эта уверенность была также обречённостью.
Полагаю, лучше одна гибель, чем другая. Лучше тот дьявол, которого вы знаете, а мы слишком хорошо знаем этого дьявола Луперкаля. Лучше умереть, пытаясь, чем потерпеть неудачу в успехе. В таких позициях, "проигрышных сценариях", Рогал всегда был таким спокойным. Когда не было хорошего выбора, он оценивал и выбирал наименее плохой и использовал его для достижения триумфа. Иногда это означало смириться с видимостью поражения, проигранной битвой, и только спустя годы положительный исход становился очевидным. Рогал вёл долгую игру. Как долго это продлится? Я удивляюсь. "Поражение, - говаривал он, - это поражение только в том случае, если ты его принимаешь".
Интересно, начинает ли мой старый друг наконец учиться у своих сыновей? Я помню, сначала он думал, что они ничему не смогут его научить. Они были всего лишь инструментами, которые он создал, приспособленными для определённой цели, доверенными лицами, которые могли трудиться и страдать от его имени. Они были сделаны для того, чтобы избавить его от усилий и боли. Он сказал мне, что сыновья-примархи были рождены, чтобы пережить его худшие переживания вместо него. Сейчас кажется бессердечным думать об этом таким образом, но я нахожусь на пороге смерти, и у меня нет сил сформулировать свои мысли более тактично. Я могу быть только прямолинейным и честным. Они должны были умереть за него, если возникнет такая необходимость.
Но они выросли. Теперь они больше, чем инструменты. К лучшему это или к худшему, но они расцвели, каждый по-своему, в соответствии со свойствами, характерами и свободой воли, которую позволил им мой король. Они шли своими собственными путями, по-своему, и оставили своё собственное наследие, одни на благо человека, другие во вред всем. Каждый из них, в конце концов, стал сам по себе.
В них есть много такого, чем можно восхищаться, даже в самых худших из них, которые отказались от кровных уз и восстали против нас. Так бывает с сыновьями. Они - сияющие души, и в последнее время, я думаю, мой король начал это признавать. Им есть чему нас научить. Даже отец может учиться у своих детей. Неутомимая стойкость Джагатая. Хитрость Альфария. Уверенность Робаута. Бесстрашное сердце Мортариона, ничего не боящееся, даже смерти. То, как Русс приучил гнев быть абсолютно верным, в то время как Ангрон поработил гнев, чтобы он не смог овладеть им. Терпеливая решимость Рогала, готового составлять, отказываться и переделывать свои планы снова и снова, снова и снова, пока он не усовершенствует тот, который сработает, не боясь переделывать и изменять свою схему.
Да, я думаю, что мой старый друг, по крайней мере, усвоил это. Он научился у своего сына-преторианца, что всегда есть план получше, и что терпение приведёт вас к нему.
Ибо мой Вековой король сделал нечто большее, чем просто лишил себя божественности. В этой ударной волне варп-света я увидел кое-что ещё, что, возможно, только я был в состоянии увидеть. Он отбросил в сторону частичку самого себя.
Мой господин и друг отрезал часть своей души. Он ампутировал ту часть себя, которая содержит почти всю его надежду, преданность и сострадание, потому что такие вещи станут помехой, когда он столкнётся с Луперкалем. Эти качества могут остановить его или заставить колебаться, если в конечном счёте ему придется убивать.
И если он будет вынужден убить своего сына, то эти качества впоследствии неизбежно приведут его к ненависти к себе и сожалению и обрекут на тот же озлобленный путь, что и Хоруса. Он вырезал эти драгоценные человеческие аспекты, чтобы ещё больше закалить себя перед той болью, что последует за этим, и обязательными зверствами, с которыми ему придётся мириться, чтобы восстановить Империум. Он пустил эти хрупкие и кардинальные добродетели по течению эмпиреев, чтобы они не обездвижили его.
И в надежде, что однажды он сможет вернуть их себе и снова стать целым.
Я наблюдаю, как этот выброшенный за борт фрагмент улетает в пустоту, всего лишь ещё одна искра от этого мирового костра. Вся его надежда, его милосердие, его благодать, его любовь брошены в неосвещённые пути пространства и времени. Этот хрупкий астеризм будет, по мере того как сменятся космические эпохи, медленно расти благодаря слиянию эмоций и веры, точно так же, как растут силы Хаоса.
Он ненадолго вспыхивает, всего лишь пятнышко огня на фоне окутанных пеленой булавочных уколов Млечного Пути, как новорождённое солнце или дочерняя звезда, а затем исчезает из виду.
Я глубоко поражён его самопожертвованием. Я бы заплакал, если бы мог. Я бы оплакивал своего друга. Он сделал то, что необходимо для великого будущего, и оставил себя готовым к этому временному моменту. Я всё ещё вижу его. Я всё ещё могу его разглядеть. Его непоколебимое сияние померкло. Оно потускнело и почти исчезло, но он всё ещё сияет. Он закалён для войны, безрадостный облик, фигура из безжалостного золота, более готовый к жестоким нуждам этого финала, чем когда-либо, когда он величественно поднимался с трона.
Он шагает, неумолимый и решительный, навстречу финальной встрече.

P. S Вот отрывок из ещё одной недавно вышедшей книги: