все вокруг еретики

Лакримоли. Просто Лакримоли. Ксеносы такие.

"Величайшая угроза – та, о которой мы знаем меньше всего, и немногие ксеноморфы воплощают эту мысль лучше, чем лакримоли. Похоже, что величайшая хитрость этих тварей – убедить нас, что их больше нет"– инквизитор Грюнвальд, обращение к Бетакаирнскому Конклаву.

Инцидент на "Могильном Призраке" или, как это ещё называют, столкновение с лакримолями, произошёл в самом начале крестового похода, когда ещё был жив магистр войны Ахил, а об истинных силах врагов Империума никто не догадывался. Бесчисленные разведчики сновали повсюду, пока крестоносцы возводили укрепления вокруг Колодца Ночи. Они оценивали пригодность новых миров для завоевания, шпионили за еретиками и богохульными империями чужаков, и вся информация поступала магистру войны. Среди докладов было сообщение о появлении древнего космического скитальца – «Могильного Призрака». Инквизиторы заинтересовались этой информацией, ведь скиталец видели много веков назад, и, судя по записям, в нём находился корабль - реликвия времён Великого Крестового Похода, которая когда-то могла принадлежать зарождающейся Инквизиции.

Под руководством инквизитора Маласа Дайса и при поддержке истребительной команды Караула Смерти была организована операция по обнаружению космического скитальца. После долгих месяцев тщетных поисков Дайсу и его команде наконец-то удалось выследить по странному следу в варпе «Могильный Призрак» на окраине проклятой системы Жертвенник, что находится сразу за Железным Ошейником. Они взяли судно на абордаж и начали поиск реликвии. Однако найти удалось нечто другое – гнездо ксеносов, которые, похоже, столетиями обитали на космическом скитальце и использовали его как базу. Сначала истребительная команда решила, что

Лакримоли столкнулась с заразой генокрадов, часто встречающихся на древних скитальцах, ведь в тенях крались когтистые существа, а по коридорам разносилось эхо шипения. Люди слишком поздно поняли, что чужаки были оборотнями.

Ксеносы устроили смертельную ловушку для истребительной команды. Часть чужаков приняла облик мерзких зверей или когтистых подобных генокрадам кошмаров, дабы вовлечь в охоту боевых братьев, инквизитора и его свиту. А затем другие стали нападать сзади на одиночек, начав с послушников, и превращаться в них, чтобы подобраться достаточно близко и нанести внезапный удар. Спустя несколько часов в живых остался лишь Дайс и горстка боевых братьев, причём Астартес подозревали в инквизиторе коварного чужака. Чтобы выжить и доложить о происшествии, Малас во время перестрелки сбежал от истребительной команды и выбрался с «Могильного Призрака», бросив на скитальце всех своих спутников. Дайс утверждал, что встреченные им ксеносы были легендарными лакримолями, теми самыми существами, которые считались истреблёнными инквизитором Грюнвальдом. Однако после потери всей истребительной команды и без доказательств по возвращении он был осмеян своими коллегами и закончил карьеру сломленным стариком, что-то невнятно бормочущим о чужаках во тьме.

«Могильный Призрак»: До Ордо Ксенос дошли слухи о странных исчезновениях и убийствах на борту кораблей, путешествующих между Каликсидой и Иерихонским Проливом, и во время следствия были обнаружены характерные признаки действий оборотней со скитальца. След обнаружила молодая инквизитор Ренсми, что побудило её попытаться заручиться для полного расследования поддержкой Каликсидского Конклава. Хотя Ресми не удалось убедить конклав, некоторые из членов которого сомневаются даже в существовании ксеносов с «Могильного Призрака», она намерена разгадать тайну. Инквизитор запросила помощи истребительной команды Караула Смерти, чтобы совершить путешествие на далёкий ледяной мир Тал, где, как она считает на основании заметок инквизитора Маласа Дайса, существуют доказательства существования чужаков, скрытые в древнем хранилище глубоко подо льдом. Конечно, если мифическое хранилище действительно существует, то оно может быть сильно связано с оборотнями-чужаками, а их род хранит тайны, которые никто не должен узнать…

Сигнал: Корабль истребительной команды поймал сигнал тревоги имперского грузового судна, когда покидал караульную станцию. По прибытии боевые братья обнаружили корабль-призрак, набитый останками экипажа – обглоданными костями и трупами самоубийц. Во время долгого обыска космодесантникам не удалось обнаружить ни следа виновных, и возникли новые вопросы: похоже, что некоторые из матросов убили друг друга или заперлись и умерли в одиночестве. Вскоре после отбытия корабля истребительной команды начали исчезать члены их экипажа, и появились слухи о живых мертвецах и появлении матросов в двух местах одновременно. Истребительная команда должна раскрыть тайну и найти виновного или, возможно, виновных. Но боевые братья должны действовать быстро, поскольку мораль экипажа падает, а страх разносится по палубам подобно лесному пожару.

Скрытые империи.

За тысячи лет существования Империума человечество избороздило звезды, и мы встретили десятки тысяч видов чужаков. Некоторые, например орки и эльдары, широко распространены, как и мы, они путешествуют между мирами и повелевают собственными империями, которые охватывают целые сектора. Другие, такие как сумрачные охотники и катачанские дьяволы, уникальны и живут лишь на своих родных мирах. Администратум и Ордо Ксенос каталогизировали многих таких существ, составили рейтинг угрозы и действуют по отношению к ним так, как это необходимо. Однако больше всех известных чужаков меня беспокоит те, о ком мы не знаем практически ничего и не представляем, откуда они пришли и какова их цель в галактике. Такие ксеносы, как чужаки инквизитора Дайса. Они крадутся в тенях между нашими мирами и могут повелевать скрытыми империями и преследовать цели, о которых мы никогда не узнаем. Как много сверкающих в небе звёзд являются домом таких созданий? Мест, куда люди не проникли даже за тысячелетия исследований. Мы почти ничего не знаем о существах подобных встреченным инквизитором Дайсом чужакам, вероятно лакримолям или симулякурам, но ещё больше тревожит то, что на каждый такой вид, несомненно, приходятся десятки неизвестных и ничего не подозревающих, что таяться во тьме, куда ещё не проник свет человечества. - Кодиций Таэлон.

Колыбель человечества

Когда-то о том, чтобы оторваться от земли и улететь к звездам, могли мечтать лишь безумцы. Многие поколения землян копошились на поверхности планеты среди многовековой пыли. Узники гравитации смотрели вверх и называли небесные светила богами, зная, что смертным никогда не суждено дотянуться до них.

Но все изменилось. Хотя многие знания предков были утрачены, умение вырываться за пределы планеты в Империуме по-прежнему было распространено повсеместно. Настолько, что любое торговое сообщество средней руки могло похвастаться десятком внутрисистемных судов в орбитальных доках, готовых в любой момент совершить короткий рывок между наземными площадками и орбитой, на которой ждали настоящие гиганты глубинного космоса. Воздушное и безвоздушное пространство Тронного мира было перегружено почти в такой же степени, как улицы его городов. Небо постоянно расчерчивали все новые и новые конденсационные следы миллионов космических кораблей для ближних перелетов. Граница между атмосферой и вакуумом давно утратила свое значение. Теперь это были просто отличающиеся особыми условиями районы города-мира, простирающегося от темных глубин рукотворных ущелий до небесных высот с летучими станциями и дальше, в вечную черноту, где орбитальные платформы медленно плыли над сферой планеты, освещенные ярким светом солнца. Считалось, что корабли взлетают с поверхности каждую миллисекунду. И на их место тут же опускаются новые. Челноки прибывали с грузом, а улетали пустые. Тронный мир не обменивался товарами с остальным Империумом. Он только забирал, высасывал ресурсы со всех уголков сегментума, опустошал трюмы громадных левиафанов, доставлявших их, распределял среди населения, которое с жадностью поглощало все полученное. И этого не хватало. Миллион грузовых челноков мог приземляться на разгрузочные площадки каждый час, и все равно тысячи людей голодали. Любая задержка в бесконечном круговороте могла привести к смерти десятков тысяч несчастных. Население Терры, как безнадежный опиумный наркоман, никак не могло насытиться. Колыбель человечества, словно мерзкий, истощенный ребенок, скорчилась в центре населенных людьми звездных систем и вытягивала из разбросанных по Галактике регионов всю, до последней капли, энергию, засасывая ее в свою жадную бездну.

Источник: Крис Райт. Крипты Терры: Прогнивший Трон

http://sublieutenant.livejournal.com/347045.html - стыбрил тут. Если баян, то прошу не отдавать меня в лапы Ордо Боянус, лучше отправьте завтра в атаку первым.
----------------------------------------------------------------------------------------
"Комиссар" (1/2)

В молочном киселе тумана танк шел вперед неохотно, медленно. Подвывая двигателем, он мягко полз сквозь густую завесу, в которой – лейтенант Шевченко готов был поклясться в этом – давным-давно растворился весь окружающий мир. Невозможно было представить, что в этой треклятой молочной гуще может существовать хоть что-то, кроме неверных теней и жирных клубящихся разводов. Что бывают где-то города, люди, дороги. Что идет где-то война и ползут в сотнях километров от них другие бронированные коробки на гусеницах, а внутри у них – такие же вымотанные люди в потрепанной военной форме…
Казалось, весь мир стал бездонным блюдом аморфного тумана, и только танк лейтенанта Шевченко – единственная вещественная его часть. И часть явно лишняя, заблудившаяся.
Танк сердился, ворчал дизелем, прокладывая невидимую тропу в этом кромешном киселе. Созданный для обжигающей схватки, для грохота боя, он не понимал, как здесь оказался и монотонно клял свой экипаж утробным механическим голосом. В голосе этом, состоящем из гула, хрипа и скрежета, чувствовалась обида большого и сильного существа.
- Ну едь ты, едь, старичок, - говорил ему время от времени лейтенант Шевченко, отчего-то чувствовавший вину перед танком, - Разворчался тут, малой… Твое дело простое, езжай себе вперед. Вот встретим фашиста, будет тебе работа. А пока едь себе.
Иногда, чтобы танку было легче, лейтенант Шевченко шутя пинал сапогом мягкую ватную спину мехвода:
- Михасик, зараза! Куда нас завел, сукин сын? Трактор колхозный тебе водить, а не «Иосифа Сталина». Вредитель фашистский…
- Бр-бр-бр-бр! - сердито и обижено отвечал снизу сержант Михальчук, перемазанный в масле и раскрасневшийся, - Это тут не я виноват, трищ лейтенант! Я как надо шел! По балочке и вниз, а потом налево. География тут дурная. Туман этот… Ни зги не видать, ни одного ориентира… Как в чан с манной кашей нырнули…
- География у него виновата! Трибунал по тебе плачет, вредитель! Какой приказ был? Приказ помнишь?
Приказ был прост, едва ли забудешь.
Дойти до расположения разведвзвода соседей за речкой. Разведчики вроде нашли пулеметный ДОТ немцев, но сами пока не уверены, просят подстраховать. Усилить разведвзвод танком, прикрыть броней. ДОТ, если таковой обнаружится, раскатать и выжечь. Вернуться своим ходом в расположение своей роты.
Приказ этот капитан Рыбинский довел до своих подчиненных кратко и веско, поглаживая коричневым пальцем карту. Приказ ерундовый, тем более, что и ДОТа наверняка там нет, просто психуют разведчики. Фашисты откатились отсюда с такой скоростью, что портки теряли, какие уж тут ДОТы… И танков нет, ни «Тигров», ни «Пантер», ни даже самой завалящей самоходки. Все, что могло двигаться, давно ушло – прочь от страшного артиллерийского гула и звенящих танковых клиньев.
Не приказ, словом, а легкая прогулка. Прокатиться километров десять, посидеть в сладко пахнущем осеннем подлеске, наскоро перекусить, да вернуться обратно – как раз к ужину и поспеешь. Вот тебе и прогулка. Залезли в проклятый туман – откуда его принесло по такой-то погоде? – сбились с пути, потеряли ориентиры. Не то, что ДОТ давить, самих себя сыскать бы…
- Долго прем, и все вслепую, - буркнул лейтенант Шевченко, злясь на себя, на туман, на разведчиков, на весь мир, - Сейчас уже, поди, к Берлину подходим…
- К Берлину не к Берлину, а до Парижу точно докатимся! – прыснул наводчик, смешливый Андрюха Курченко.
- Париж далеко от Берлина будет, - возразил мехвод Михальчук, но не очень уверенно.
- Ну верст десять, может… Тоже ведь Германия!
Школы наводчик Курченко не кончал, оттого в тонкостях гео-политических отношений между Германией и Францией не разбирался. Зато из штатной восьмидесятимиллметровки бил так же легко и метко, как из старого дедовского ружья, с которым ходил на соболиный промысел в тайгу. За это лейтенант Шевченко и включил его в свой экипаж. Париж от Берлина отличать не обязательно, а вот вылезет на тебя из кустов коварная «Пантера» с ее наглой рачьей мордой, тут уж у тебя две секунды – успел или нет…
- Странный туман, - сказал мехвод Михальчук, напирая на свои рычаги и монотонно ругаясь под нос, - Никогда такого не видал. Ну каша какая-то манная, ей-Богу. И, главное, упал как внезапно… Может, обождем, товарищ лейтенант? Постоим часик? Там оно развиднеется…
Мехвод был по-своему прав. Когда не знаешь, куда тебя занесло, переть вперед – дело дурное. В Берлин, может, и не занесет, а вот сверзиться с танком куда-то в овраг или налететь на валун – это запросто. Но стоять на одном месте отчаянно не хотелось. В мире, сотканном из жирных белесых нитей, и так было неуютно, остановка же означала бы, что танк со своим экипажем покорился судьбе. А этого лейтенант Шевченко не любил. И танк подводить тоже не любил.
- Двигаться тем же курсом! – приказал Шевченко отрывисто, вновь приникая лицом к резко-пахнущим резиновым окружностям триплекса, - Дорогу ищи! Может, повезет, вылезем из твоей каши… Ох, Михасик, Михасик!..
Он понимал, что вины Михальчука тут нет ни на копейку. Мехвод он был толковый, опытный, из тех, что танк чувствуют лучше собственного тела, а тугими рычагами управляют с легкостью вязальщицы, у которой в руках мелькают невесомые спицы. Никто не ожидал, что грозный «ИС», миновав знакомую, много раз хоженую балку, вдруг завязнет в густейшем тумане посреди ясного осеннего дня. Да так, что уже через несколько минут совершенно потеряет курс.
Потом пропала связь. Перхающая рация вдруг замолкла на полуслове, оборвав спокойную речь капитана Рыбинского, выговаривавшему кому-то из подчиненных за невнимательность. Замолкла – да так и не ожила. Напрасно лейтенант Шевченко то гладил ее по твердой теплой морде, то бил кулаком, как злейшего врага. Все частоты отзывались негромким механическим треском. Ни голосов, ни прочих звуков. Дело неприятнейшее, но в таком густом тумане, наверно, бывает. С одной стороны, крайне паршиво. Чувствуешь себя в большой консервной банке, которая задраена наглухо. В банке, которую утопили в непроглядно-белом болоте. С другой – хоть перед ротным пока не опозорились. И капитан Рыбинский не скажет ему после, грустно глядя в глаза – «Эх, лейтенант Шевченко… Опытный офицер, старый танкист – а тут такое выкинул. Танк в туман загнал, приказ не выполнил, топливо сжег. Эх, лейтенант…». И рапорт писать не будет, а так глянет, что тошно станет – словно в душу банку испорченных консервов вывалили…
«Ладно, - подумал лейтенант Шевченко, немного остыв, - Нечего на мехвода пенять. Сам же машину и погнал вперед… Сейчас остановимся, перекурим. После обеда туман, глядишь, и пройдет. Вернемся в роту своим ходом».
Он уже собирался ткнуть в спину Михальчука и скомандовать «стоп», но тот его опередил – напрягся за своими рычагами, ссутулился:
- Кажись, танк, товарищ лейтенант… Прямо по курсу, ровно на полночь.
- Какой еще танк, Михась? Из ума выжил? Вся рота позади. Нет здесь танков!
Но мехвод упрямо качнул головой:
- Вон, сами смотрите. В тумане идет, бок видать… Метров тридцать. Как есть, танк.
Под сердцем противно похолодело. Как будто сунул подмышку ком ледяного слизкого ила. Лейтенант Шевченко и сам приник к триплексу, пытаясь разглядеть среди жирных белых перьев хищный танковый силуэт.
Нет здесь танков, это он знал наверняка. Ни один танк их роты не смог бы их обогнать, а ведь курса они не меняли… Может, кто из подбитых после боя остался, небо коптит?..
- Бронебойный, - чужим и враз охрипшим голосом приказал Шевченко, - Готовься к бою. Курок, ищи цель. Стрельба по команде.
Четвертый член экипажа, сержант Лацин, проворно запихнул в широко-открывшийся орудийный зев тусклый цилиндр. Легко у него это получилось, ловко. Естественно, как почесать в затылке. Болтать Лацин не любил, зато работу свою знал.
А потом в триплексе мелькнула угловатая чужая тень, и лейтенант Шевченко обмер. То ли туман незаметно стал прозрачнее, то ли воображение подсказало недостающие детали, но он вдруг четко увидел в каких-нибудь двадцати метрах прямо по курсу незнакомый танк.
Не «Т-34», быстро подсказал инстинкт. Не старенький «КВ». Не «ИС». Конечно, и не коротышка-«БК». А что-то совершенно не похожее на знакомые силуэты советских танков.
Что-то чужое, хищное, совершенно незнакомое и очень большое, плывущее в тумане подобно боевому кораблю. Высокий ромбовидный корпус, напоминающий архаичные обводы первых танков, на нем – огромная, как скала, башня. Черты совершенно непривычные. Какие-то зловещие, жуткие, гипертрофированные. Как танк, вышедший не с заводского конвейера, а со страницы какого-нибудь страшного фантастического романа про буржуазные войны. Иллюстратор которого изобразил танк так, как видел его в своих ночных кошмарах: бронированная непропорциональная туша, башня гидроцефала, угловатые гусеницы…
«Экая махина… - присвистнул кто-то невидимый, пока лейтенант Шевченко заворожено глядел на выпирающего из тумана зверя, - И как она по грунту идет на таких узких гусеницах?..»
"Пантера"? Нет, "Пантера" куда меньше. "Тигр" формы другой, квадратный, как рубанком обтесан... А это... Мать честная, неужели "Тигр Королевский"?.. Лейтенант Шевченко ощутил, как изнутри все тело ошпарило соленым потом.
Это было ночным кошмаром, который вдруг выполз в реальный мир, и теперь неторопливо двигался встречным курсом на шевченковский «ИС». Не просто двигался, пер, не различая дороги, мрачный стальной осколок неизведанного, но очень неприятного мира. Лейтенант Шевченко увидел щербатую серую броню, заклепки, глазки бойниц и тысячи тех мелких деталей, которых не разглядишь издалека, но которые царапают сердце, стоит лишь оказаться вблизи.
Ствол – толстый, недлинный, как у мортиры. Из неуклюжего корпуса выпирает пониже еще один, подлиннее и поменьше. Кажется, и в спонсонах, нарывами вздувшихся на боках стального чудовища, что-то топорщится… Не танк, а передвижная крепость тонн на семьдесят. И сейчас все эти семьдесят тонн медленно и зловеще перли прямо на лейтенанта Шевченко, скрипя узкими гусеницами и громко пыхтя мотором…
Сейчас "Тигр Королевский" навалится на «ИС», как бульдозер на шаткий сарай, завизжит сминаемая сталь, тонко захрипит раздавленный мехвод…
Потом наваждение пропало, сменившись привычным ощущением боя. Кто-то в их роте называл его горячкой, но лейтенант Шевченко внутренне не был согласен с таким определением. В горячке действуешь импульсивно, не рассчитывая сил, не оглядываясь, обращая в удары всю ненависть, слепо – как в сельской драке.
Сам он в момент боя делался другим – осторожным, молчаливым, скованным, но в то же время – резким, как ядовитая змея. И мысли в голове мелькали короткие, скользкие, холодные, как змеиные хвосты.
- Вперед, Михась! – рявкнул он, ударив мехвода в левое плечо, - Вытаскивай! Влево тяни! Курок, огонь! Огонь! Под башню сади!
«ИС» взревел двигателем и ушел влево, неожиданно проворно для большой стальной туши, только завибрировал тяжелый корпус да окуляры больно ткнулись в переносицу. Вражеский танк, мгновенье назад нависавший над ними, вдруг оказался где-то правее – его неуклюжее изломанное тело не сумело среагировать так же быстро. А в следующее мгновенье пушка «ИС»а выдохнула из себя испепеляющий огонь, и весь корпус содрогнулся от этого выстрела, а в ушах тонко, по-комариному, зазвенело, несмотря на шлемофон…
- Попал! – радостно крикнул Курченко, и так у него по-мальчишечьи это получилось, что лейтенант Шевченко улыбнулся. А может, это просто судорогой исказило губы…
Кто ж с десяти метров, в упор, не попадет?..
В узкий прямоугольник триплекса не было видно деталей, но лейтенант Шевченко был уверен, что лобовая броня фашиста выдержала выстрел, окутавшись пучком тусклых и желтоватых, как прошлогодняя трава, искр. Еще бы, вон лоб какой… Такого в лоб не возьмешь, пожалуй. Ну ничего, мы на «Тиграх» привычные…
- Доворачивай, Михась! Танцуй! Не стоять! Бронебойный!..
Послушный сильным и в то же время мягким рукам Михальчук, «ИС» плавно потянул вперед, разминувшись с фашистом и довольно ворча. В боевом отделении стоял сильнейший запах сгоревшего тола, горький и кислый одновременно, но сейчас он казался почти приятен. Лацин уже тащил из боеукладки следующий снаряд.
Еще пять секунд. Четыре. Две…
- К стрельбе готов!
- В бок ему! В бок лепи!
Грузный "Тигр Королевский" попытался развернуться, его огромная башня поплыла в сторону, разворачивая жуткого вида мортиру, но лейтенант Шевченко знал, что успеет первым. Так и вышло.
БДУМММ!
Пуд стали ударил прямо в высокий бок фашиста, и сила удара была такова, что, казалось, тот сейчас перевернется… Или раскроется по шву, обнажая уязвимые потроха, трубопроводы и сорванные пласты бортовой брони.
Не перевернулся. И не рассыпался. Напротив, зло рыкнул, крутя башней в поисках обидчика. На боку чернел след сродни оспяному, только и всего.
- Уводи нас, Михась! Вперед пошел! Впе…
Огромный темный глаз вражеского дула уставился на «ИС» - невероятно быстрые электроприводы у этого уродца! – и лейтенант Шевченко вдруг понял, что сейчас его не станет. Ни его, ни экипажа, ни танка. А будет лишь ком мятой дымящейся стали посреди затянутого туманом поля.
Михальчук скрипнул зубами и налег на рычаги. Как борец, бросающийся из последних сил на противника. Швырнул танк вперед, и где-то под днищем башни заскрипело, как если бы верный «Иосиф Сталин» запротестовал, чувствуя предел своих возможностей…
Кажется, истинный предел его сил располагался на волос дальше того, где видел его лейтенант Шевченко.
Или на полволоса.
В голове у лейтенанта Шевченко что-то, оглушительно хлюпнув, лопнуло, и окружающий мир сжался до размеров поместившейся где-то в затылке ледяной точки. Точка эта быстро пульсировала, и вокруг нее вилась лишь одна мысль, совершенно бессмысленная и какая-то отстраненная – «Это как же так получилось?..».
Потом, совершенно без предупреждения, мир вернулся на свое прежнее место. Или это лейтенант Шевченко вернулся на свое место в этом мире. Он был сдавлен в раскаленной скорлупе, вокруг звенело, шипело, трещало и ухало, локти и колени натыкались на больно клюющие острые углы каких-то предметов, а еще кто-то хлестал его по щекам.
- …рищ … ант!
Он открыл глаза и увидел Курченко, чумазого, как трубочист, сверкающего глазами.
- Товарищ лейтенант!
Тогда он вспомнил, где находится. И удивился тому, что голова, хоть и немилосердно звенящая, все еще как будто торчит на плечах.
- Фугасом фриц зарядил! – Курченко засмеялся, увидев, что командир приходит в себя. Ну и выдержка у этого парня, - В башню нам треснул! Лишь задел! Живы!
Значит, в последний момент Михальчук успел отвести «ИС» на те сантиметры, что спасли им всем жизнь. Вражеский снаряд лопнул на башне, каким-то чудом не сорвав ее с погона и даже не заклинив.
Вот товарищ политрук Мальцев говорит, что чудес в мире не бывает, и все это – мракобесие и серость. А выходит, что иногда все-таки есть…
- Лацин! Заряжай! Бронебойным! – крикнул лейтенант Шевченко, насколько хватало легких. Легкие были, казалось, забиты едким сладковатым порошком. Но заряжающий и так прекрасно его слышал.
Фашистский танк торопливо разворачивался, его пушка неотрывно следовала за «ИС»ом. Он отчаянно работал своими узкими гусеницами, стараясь повернуться так, чтоб оказаться к своему более подвижному противнику носом, из которого торчала еще одна пушка. Этого маневра лейтенант Шевченко разрешать ему не собирался. Он знал, что «ИС»у и так безмерно повезло. Он уже использовал преимущество своей маневренности, но он был слишком грузен для того, чтобы ползать вокруг серого гиганта подобно муравью вокруг неповоротливого жука. Еще секунд двадцать, тридцать, и следующий выстрел фрица окажется роковым. Ударит «ИС» в бок, разорвав одним ударом пополам, как старую флягу…
Два танка танцевали в клочьях тумана, два огромных стальных тела, опаленных огнем, двигались в жутковатом танце с грациозностью больших и сильных механизмов. Величественное, страшное зрелище.
Но лейтенант Шевченко не думал, что оно продлится еще долго.
Курченко уже приник к прицелу, лицо из смешливого мальчишеского сделалось сосредоточенным и бледным. Не стрелял, ждал команды.
И получил ее.
- В зад фрица бей! Пониже! Огонь!
«Восьмидесятипятимиллиметровка» «ИС»а выплюнула снаряд точно в плоскую вражескую корму. И лейтенант Шевченко видел, как лопнули панели на ее поверхности, как ворохом осколков брызнул из туши врага металл. Двигатель фашиста, громко и натужно ревевший, вдруг кашлянул – и затих. Над его бронированным телом пополз черный жирный язык, хорошо видимый даже в тумане. Башня замерла, но даже в неподвижности, уставившись на своего соперника дулом, казалась грозной и опасной.
Но хищник уже был мертв, лейтенант Шевченко чувствовал это, как чувствует всякий опытный охотник. Фашистский танк хоть и остался жутким после своей смерти, уже не был опасен, стал просто уродливой металлической статуей, водруженной посреди поля.
- Курок, Лацин, за мной! «Пашки» к бою!
Лейтенант Шевченко, схватив «ППШ» - какая легкая и неудобная железяка – первым распахнул люк и вывалился наружу, чувствуя себя маленьким и невесомым на арене, где еще недавно сражались закованные в сталь многотонные воины. Туман облепил его лицо влажной липкой тряпкой. Он заметно рассеялся, но пропадать не спешил, драматически обрамляя поверженного противника белыми шевелящимися клочьями.
- Куда?.. – тревожно воскликнул за спиной Курченко, выбравшийся на броню.
- Фрица на абордаж брать! Держи люки под прицелом! Сейчас добудем!
Неподвижная громада вражеского танка вблизи выглядела старой и потрепанной. Как рыцарский доспех, изъявленный за многие года тяжелого использования тысячами шипов, лезвий и наконечников. Лейтенант Шевченко, коснувшийся стали рукой, чтоб запрыгнуть на гусеницу, даже ощутил мимолетную симпатию к этому страшному чудовищу, которое еще недавно было грозным и неуязвимым. Этот танк был старым солдатом, которой прошел через многое. Что ж, тем законнее гордость победителя. Ох и глаза сделает ротный!.. Тут забудется все – и туман, и ДОТ…
- Выходи! – крикнул он громко, ударив в круглый люк, - Хенде хох! Вылазьте зе бите!
Люк с готовностью распахнулся, точно только и ждал гостей. Под ним мелькнула огромная малиновая фуражка и незнакомое бледное лицо с прищуренными глазами. И еще – ствол массивного пистолета, который уставился гостю в лоб. Пистолет, как и танк, был громоздкий, не «парабеллум», но выглядел таким же неуклюже-грозным, как и танк.
Пришлось треснуть фрица валенком по челюсти. Подхватить враз обмякшее тело за шиворот и вытащить из люка, точно морковку из грядки.
«Повезло тебе, дурак, - мысленно проворчал лейтенант Шевченко, - Мог ведь и гранату внутрь отправить… А так, считай, только валенка отведал».
Впрочем, немчура оказался на удивление крепок. Потерял пистолет, но не сознание. И теперь ворочался в цепкой хватке. Лейтенант Шевченко отправил его на землю рядом с подбитым танком. Ничего, полежит пару минут и оклемается. Главное, чтоб языка не лишился. Его язык в штабе всех заинтересует…
- Вытаскивайте остальных! Кажется, их там много. Автоматы держать наготове, свинцом угощать без предупреждения! Много их там, сержант?
- Человек шесть будет, - пробормотал Курченко, опасливо заглядывавший в распахнутый люк, точно в резервуар с отравляющими газами, - Но вроде без оружия. Руки вверх тянут!
- Ну и выводи… Строй фрицев возле гусеницы. Вылазь, господа арийцы! Приехали.
- Приехать-то приехали, - сказал за его спиной Михальчук, тоже выбравшийся из «ИС»а и теперь поправляющий пыльный шлемофон, - Только не фрицы это, товарищ лейтенант.
- Что значит – не фрицы?
- А то и значит… На эмблему гляньте.
Лейтенант Шевченко глянул, куда указывает его мехвод, и ощутил во внутренностях тревожных липкий сквознячок. Там, на боку башни, где полагалось быть колючей острой свастике, белел, тщательно выписанный хорошей краской, двухголовый орел. Орел был выполнен схематически, но столь качественно, что узнавание наступало мгновенно.
- РОА, - выдохнул лейтенант Шевченко, - Власовцы! Вот так удача… Герб империалистический, российский, старого образца! Ишь ты как. Я думал, под крестом фрицевским воюют… Вот это удача нам сегодня подвалила, а!
Но мехвод скептически скривился.
- Не власовцы. Птица, да не та.
Присмотревшись, лейтенант Шевченко и сам понял, что поторопился. Действительно, двухглавый орел, удобно усевшийся на башне танка, на символ царизма никак не походил. Какой-то слишком хищный и... Бес его знает. Слишком современный, что ли. Не похож на тех куриц в завитушках, что на гербах буржуи рисовали.
- Если не немец… Ну и что это за птичка, а, Михась?
- Мне откуда знать, товарищ лейтенант? Только неместная какая-то.
- Румын?
- Румыны на телегах воюют. Куда им танк…
- Может, испанец? Из «Голубой дивизии»?
- Отродясь их в этих краях не было, товарищ командир. Никак не испанец.
- Итальянец?
- Итальянцы смуглые, вроде. А у командира ихнего – морда бледная, как молоко.
- Ладно, сейчас посмотрим на его морду… - пробормотал лейтенант Шевченко, подходя к типу с фуражкой.
У победы, вырванной чудовищным напряжением сил, оказался странный привкус. Вроде и бой выиграли, танк подбили, а тревожит что-то душу, покусывает клопом изнутри. Что-то было не в порядке, и командирский инстинкт, отточенный за три года войны в совершенстве, до звериного уровня, неустанно об этом твердил. Где-то ты, товарищ лейтенант, ошибся…
Пленный уже пришел в себя. Помимо фуражки, украшенной кокардой с тем же проклятым орлом, на нем оказалась длинная шинель с щегольскими отворотами, сама - глухого серого цвета. Странная, в общем, форма, которую лейтенанту Шевченко видеть не приходилось. Мало того, на боку пленного обнаружилась самая настоящая сабля, которую тот, впрочем, с похвальным благоразумием не пытался достать из ножен. Кавалерист, что ли?..
Сплюнув, лейтенант Шевченко глянул еще раз на огромную малиновую фуражку – и обмер. Точно вдругорядь вражеский фугас по башне ударил.
Сверкая глазами и хлюпая разбитым носом, из-под большого козырька на него смотрело лицо комиссара. Лейтенант Шевченко даже поежился, столь сильным и неожиданным было сходство. Настоящий комиссар в фуражке, и ряха такая, как у комиссара – острая, бледная, скуластая, свирепая. Как на старых фотографиях. Совершенно не итальянская ряха. Невозможно такую представить в окружении лощеных штабных офицеров или на парадной трибуне. Взгляд тяжелый, волчий. Таким взглядом можно гнать в атаку, прямо на захлебывающиеся в лае пулеметы. И убивать на месте таким взглядом тоже, наверно, можно.
Комиссарский, особенный, взгляд.
"Приехали, - угрюмо подумал лейтенант Шевченко, машинально напрягаясь от этого взгляда, как от вида направленного в его сторону орудийного дула, - Комиссара поймали неизвестной армии и непонятной национальности. Впрочем, называться-то он может как-угодно, а кровь в нем именно такая, как у наших отцов-чекистов, тут сомневаться не приходится..."
- Ну прямо как наш политрук Мальцев, - пробормотал Михальчук, тоже пораженный этим сходством, - Один в один… Ну и дела, товарищ лейтенант.
- Ничего, сейчас узнаем, кто это пожаловал… - лейтенант Шевченко приподнял странного офицера за ворот шинели и немножко тряхнул, - Шпрехен зи дойч?
«Комиссар» огрызнулся короткой тирадой на незнакомом танкистам языке. Едва ли он желал крепкого здоровья, но сейчас лейтенанта Шевченко интересовало не это.
- Не немецкий… - сообщил он глухо, - Я немецкий знаю немного, у разведчиков нахватался. Не немецкий это язык.
- А какой тогда?
- Не знаю. Не те мои институты, чтоб на языках складно брехать. Английский?
- Похож немного.
Лейтенант Шевченко покосился на своего мехвода с нескрываемым удивлением:
- Когда это ты в англичане записался, Михась?
Мехвод усмехнулся.
- До войны еще... В порту работал, на кране. Нахватался там с пятого на десятое, товарищ командир... Болтать не могу, но кое-что понимаю. Так, отрывочно.
- Значит, говоришь, по-английски наш офицер болтает?
- Похоже на то. Слова знакомые, как будто.
Они переглянулись. Мысль, родившаяся у одного, передалась другому взглядом, как по волнам невидимой радиостанции, и мысль эта была столь неприятна, что и высказывать ее не хотелось.
- Никак, англичанина подстрелили, - сказал наконец Михальчук осторожно, - Или американца. Теперь понятно, отчего танк чудной такой. Старье.
Тут и до лейтенанта Шевченко дошло, что грозный противник, побежденный ими в смертельной схватке, и в самом деле разительно напоминает первые танковые модели, всякие «Марки-4», которые он когда-то пионером разглядывал в журналах. Излишне громоздкий, с характерным ломанным корпусом, он выглядел скорее сухопутным кораблем, нежели современным танком. Вот тебе и «Тигр Королевский».
- Американец! – крикнул с брони Курченко, грозивший автоматом засевшему экипажу, - У американцев тоже птица на гербе, товарищ командир!
- Рухлядь у них танк, - прокомментировал Михальчук, - Я слышал, у американцев это часто. Нормальных танков нет, вот и ездят на всяком барахле тридцатых годов… А делать что будем, командир?
Лейтенант Шевченко посмотрел на пленного офицера. Бледный как бумажный лист, тот выглядел ничуть не напуганным, скорее – потрясенным. Он переводил взгляд с одного танкиста на другого, словно никак не ожидал увидеть перед собой обычные человеческие лица. Грубое лицо, привыкшее, казалось, выражать лишь непримиримую решительность и гнев, сейчас оно выражало только крайнюю степень замешательства.
Лейтенант Шевченко подумал, что и он сам, наверно, выглядит сейчас не лучше. Горе-победитель и горе-побежденный.
Делать нечего, надо искать выход из сложного положения.
- От лица Советского Союза, приветствую вас! – официально сказал он и протянул офицеру в фуражке руку, - Вэри гуд!

Призыв на сторону добра 3.0
Задолбал трупик на троне? Комиссар опять заставляет идти с гранатой на танк? Прочитав умные книги вы поняли что другие инквизиторы ошибочно считают что варп это зло которое не может нести благо, а может только вред? Ответ на эти и другие вопросы: хаос!
Вы спрашиваете себя, какого хрена импи с его не самым сложным ранением не похиляли, и тем более какого хрена надо служить его трупу? ответ: служи хаосу!
Почему вас отправили как пушечное мясо отбивается от тиранидов голыми руками, пока командование не спеша сматывает удочки? И вообще зачем я тут воюю? Ответ: воюй за хаос! Воюй за то что любишь! (блэк-джек и шлюхи конечно, а также свобода, множество умных книг, если захочешь то и пони, а также прочие хорошие вещи.)
Вывод: кончай страдать херней, и вливайся в ряды людей не боящихся мыслить свободно.

Внимание! Много букаф/мата.
«Угу, мой папаша вызывал меня на «Разговор», — проныл Скаут.
Лолкрон обернул свой бездушный взор и уставился на Скаута. Энгри Марин продолжал с ненавистью смотреть в свой бумажный пакет с обедом.
«Ебучий сэндвич с ветчиной три проклятых дня подряд», — Энгри ударил своим бронированным кулаком по столу, раздавив обеденный пакет в лепешку, — «Я, БЛЯДЬ, НЕНАВИЖУ ВЕТЧИНУ».
Скаут вздохнул: «Чувак, просто купи себе горячий обед в столовой».
«Ебаное кукурузное пюре и булочку с говном? ДА НУ НАХУЙ».
«Поменяйся с кем-нибудь, дебил», — прогундел Лолкрон.
Энгри встал и, набычившись, обвел взглядом столовую. Как обычно, трио друзей заняло целый столик. Не близко к окнам на южную сторону, где сидели популярные дети, а в углу у выхода. Комната была наполнена гулом разговоров. Темная Эльдарская Ведьма и Демонетка смеялись, скорее всего, над кем-то. Техприст и толстый потеющий орк-мекбой громко спорили над сложной карточной игрой.
«Прааштити…»
Энгри повернулся и рыкнул на худенькую кривозубую девушку, пытающуюся незаметно проскочить мимо него. Она сжимала обеденный пакет обеими руками и отчаянно смотрела на дверь.
«СТОЯТЬ, — Энгри схватил девчонку за руку, зажав ее в перчатке как в тисках. Она дернулась, — что в ебучем пакете?»
«Ми… жахватили тфри вафли для ка-оссса…»
Энгри взял свой раздавленный пакет со стола и сунул ей в лицо. Жир стекал с потемневшей бумаги.
«ПОМЕНЯЙСЯ СО МНОЙ».
«Каак пошжелаешшъ».
«Хватит, Энгри, — Скаут покраснел со стыда за своего кузена, — отпусти ее».
Энгри обернулся и заворчал на Скаута. Можно было почти слышать скрежет его зубов.
«Да ладно, чувак, я поделюсь с тобой булкой с мясом, я даже не голоден. Бог-Император, какой же ты говнюк».
Энгри оттолкнул девчонку и хлопнулся обратно на свое место: «Давай сюда ебучую булку, пиздожопый».
Скаут со вздохом передал остатки своего обеда через стол, и взглянул на девушку: «Извини за это, эээ…», — он запнулся, осознав, что понятия не имеет, кто она такая. Она смотрела на него с изумлением. Покраснев, она развернулась и поспешила к двери.
Какое-то время трио сидело в молчании. За исключением Энгри, который бормотал проклятия, набивая рот.
Лолкрон прервал молчание: «Какой разговор, мешок-с-мясом?»
Скаут удивленно заморгал: «Эээ, что?»
«Ты сказал нам, что Жиллиман вызывал тебя на «Разговор». Объясни».
«Нуу, эээ... О, Император, ну, знаешь… Разговор об очищении».
«Я не знаю».
Скаут снова покраснел, смутившись от воспоминания: «Он усадил меня и прочел мне эту длиннющую лекцию о том, что я взрослею, и об изменениях, которые вызовет мое гено-семя, и что он знает, насколько это время сбивает с толку молодых десантников. Потом он разразился речью о том, как я буду испытывать эти позывы к очищению ксеносов и еретиков, и что это абсолютно нормально, но что я никогда не должен очищать без надлежащей защиты и вооружения. Бог-Император, мне в жизни не было так стыдно».
Энгри воскликнул, разбрасывая крошки булки по всему столу: «Ебаный старый пердун думает, что ты чертов маленький ребенок. Мы, блядь, подростки, и на практике знаем, как зачищать сучек. Я ж прав, Лолкрон? БЛЯДЬ».
Лолкрон медленно кивнул: «Множество презренных живых пали от моего гаусс-потрошителя. Их крики отдавались эхом, когда они молили о пощаде, о доброте, чуждой моему ледяному разуму».
«Охуенно, ‘крон».
Оба они обратили свои взгляды на Скаута, который сосредоточенно разглядывал свои ногти.
Энгри открыл рот в изумлении: «ЕБ ТВОЮ МАТЬ. Ты же ни хуя не пробовал крови».
Скаут покраснел: «Черт возьми, Энгри, заткнись».
«Блядь, в натуре, ты же нихуя никого не очистил! Ебаный нахуй!»
Скаут сжал зубы.
Во взгляде Энгри сочетались презрение с удивлением: «Срущие хуе-соски, Скаут, несмотря на то, что твой брат Ультрамарин позабавился уже с толпой, он, блядь, никогда не присылал их тебе? Этот громовой засранец очищает каждую ночь чертовой недели по новой ксено сучке!»
«Ну, да, — забормотал Скаут, — ему-то легко, он капитан команды по Бладбоулу».
«Тебе стоит попросить Культист-тян».
Десантники воззрились на Лолкрона в удивлении: «Что, блядь, жуткий металлический хуй, ты несешь?» — сплюнул Энгри.
Он ответил им своим бессмертным немигающим взглядом: «Культист-тян. Девчонка, с которой ты говорил. Попроси ее о свидании, затем зачисть ее».
Скаут залепетал: «Ну, она довольно мила, но с чего ты взял…» Лолкрон прервал его своим замогильным монотонным голосом: «Она непопулярна. Она умеренно привлекательна, но недостаточно для того, чтобы перекрыть ее социальные недостатки. Отношения в ее семье натянутые и хаотичные. Есть высокая вероятность наличия проблем с самоуважением и тяги к признанию. Ты можешь быть ей привлекателен, и ты спас ее в проблемной ситуации». «Да, блядь, легкая зачистка! — Энгри заорал достаточно громко, и Скаут оглянулся удостовериться, что никто не смотрит на них, — и ты только посмотри как она, блядь, одевается, это рваное готичное говно? Армор сейв как у говна — да она, блядь, просто напрашивается! Я дам тебе погонять мой ебаный лендрейдер, чтобы ты смог ее пригласить куда-нибудь. СДЕЛАЙ ЭТО, ПЕДИК!» «Хорошо, хорошо, о, Импи, я попрошу ее о свидании», — Скаут грохнулся на свое сиденье. В мрачной тьме далекого будущего жизнь подростка ох как нелегка.