во имя темных богов

Вопящий Вихрь

Вопящий Вихрь представляет собой одну из областей региона, известного как Великие варп-шторма. Он имеет форму обширного бурлящего котла энергий эмпиреев, которые, хоть и уступают в масштабах, но столь же насыщены как и те, что извергаются из Ока Ужаса , Мальстрема или любого другого пересечения варпа с реальным пространством. Будучи варп-штормом, Вопящий Вихрь является областью космоса, терзаемой неестественными силами варпа, в которой беспощадно разорвана тонкая ткань, разделяющая реальность и это невозможное измерение. Как бы то ни было, космическое пространство, значительно превосходящее по размерам среднестатистический имперский сектор, вырвано из физической вселенной и внутри него более не действуют законы природы. В пределах Вопящего Вихря властвуют Губительные Силы, и для смертного является наихудшим проявлением безумия даже мысль о том, чтобы войти в поток его таинственных энергий. Пространство внутри Вихря невозможно описать терминами, которые смог бы понять даже величайший из людских умов, поэтому описания во многом ограничиваются пограничными мирами и, когда дело касается более углубленных мест, аллегориями и мифами. Вопящий Вихрь был так назван потому, что его приливы и отливы сопровождаются завываниями, которые слышны псайкерам и колдунам. Наиболее одаренные псайкеры способны расслышать изливающийся из Вихря непрерывный и нестройный плач за десятки, а иногда и сотни световых лет, в их снах некогда прекрасные лица становятся пепельными от страха и криков и заунывно молят о милосердии. Чем ближе эти искушенные в псайкерском мастерстве оказываются к Вихрю, тем громче и безнадежнее становятся вопли. В скором времени псайкер слышит вой уже не только во сне, но и постоянно при бодрствовании, и большинство из них оказываются от этого ощущения на самом краю безумия. Иногда, например, когда волны вздымающегося шторма увеличиваются, крики становятся настолько громкими, что их слышат даже те, кто от рождения лишен псайкерских сил. Вопли скребут на грани здравого восприятия и, кажется, молят о милосердии, которое никто не в силах подарить.

Рождение Вопящего Вихря.

Вопящий Вихрь существовал в своем текущем виде самое меньшее десять тысяч лет, хотя применительно к подобным регионам использование стандартных единиц измерения малоуместно. Вероятно, некоторые из заключенных внутри него мест существовали в вечной муке с самого начала времен, другие же перенесли эоны боли за промежуток, который мог бы показаться внешнему наблюдателю одним мгновением. Невзирая на сложность количественного выражения подобного феномена, разумеется, имеются некоторые свидетельства о его появлении. Нет отдельно взятой записи, которая бы однозначно описывала истину, данные разнятся от ревностно охраняемых фамильных информационных хранилищ старейших из Домов навигаторов до безумного бормотания отмеченных прикосновением варпа адских провидцев. Принимая во внимание сущность этих разрозненных источников, ничтожна вероятность того, что кто-либо из ученых соберет из них нечто, отражающее хотя бы часть правды, если только на этот славный путь не встанет какой-либо чрезвычайно высокопоставленный агент Инквизиции. Далее следует лишь одно из вероятных свидетельств, одна из возможных истин. Те, кто верит подобным данным, заслуживают жалости, ибо их души уже уготованы ужасным силам Хаоса. Область, ныне известная как Вопящий Вихрь, согласно одной из историй, некогда была благодатным регионом, по которому были рассеяны райские миры. Они были столь совершенны по форме и расположению, что могли быть созданы лишь осознанной волей существ, обладавших божественной силой - возможно как прибежище для эльдар и других блаженных молодых рас, обитавших там. Эльдар и остальные на протяжении эонов существовали в совершенстве и славе, единые со своими творцами и всеми измерениями этой и других вселенных. Затем произошло то, что одни называют чумой, а другие войной, хотя оно могло быть одновременно и тем и другим. Идеальные миры опустели, а затем, пока создавшие их существа-творцы доблестно бились за них, все оказались утрачены. Немногие пережившие уничтожившую их рай войну познали горе и лишения. Говорят, что большинство уцелевших совершили великий исход, каждый из видов отправился в свой уголок галактики. Со временем им предстояло забыть место своего рождения и войны, которые они вели друг против друга, пока в живых не осталась едва ли одна сотая часть, а прочие не пали от рук тех, с кем некогда делили небеса. Однако некоторые из эльдар остались, полные решимости собственноручно воссоздать свой рай, хотя их создатели давным-давно исчезли из галактики. Невозможно измерить в величинах физической вселенной, сколько времени выжившие мучительно трудились, отстраивая свои райские миры. Поколение за поколением полностью отдавало себя работе, чтобы дети, которых им не суждено было увидеть, однажды смогли поселиться на небесах. И, как говорят, в конце концов эти древние были уже готовы уложить последний камень, сверкавший на краю вечности. Затем вселенная погрузилась в новый ад, масштабы которого превосходили чуму, повергшую до того райские миры. Раскинувшаяся на всю галактику цивилизация эльдар пала, и в одно мгновение на свет появился Слаанеш, Темный Принц Хаоса. Крики новорожденного божества разнеслись в вечности, и разбросанные по всей вселенной цивилизации рухнули. Варп вырвался наружу, как никогда до того, и поглотил родные миры эльдар. Эпицентром катаклизма стало Око Ужаса, бурлящий варп-шторм неимоверных масштабов на месте былых владений эльдар. Прочие миры тоже были поглощены, и вокруг них возникли другие варп-штормы. В миг воссоздания рая весь регион канул в кипящий котел Хаоса. Варп вырвался в материальную вселенную, породив абсолютно противоестественный шторм, в котором слились воедино материи реальности и антиреальности. Тела и души тех, кто трудился над восстановлением рая, были стерты, но осталось кое-что такое, чему предстояло существовать вечно. В шторме вечно разносятся изданные ими в миг уничтожения вопли муки, порожденные безмерной болью от зрелища того, как все их труды рушатся из-за прегрешений цивилизации большинства эльдар. Так зародился Вопящий Вихрь. В нем всегда свирепо бушуют вырвавшиеся на свободу в миг Падения эльдар бури, и звучат крики пропавших внутри. Хотя души потерянных и сгинули навеки, их горькая песнь продолжается вечным предостережением о жестокой мощи Изначального Разрушителя и его безграничных способностях уничтожить все хорошее, что есть или когда-нибудь будет в мире. О внутреннем пространстве Вопящего Вихря адептам и ученым Империума не известно практически ничего кроме, возможно, того, что они считают болтовней безумцев и еретиков. В настоящее время многие полководцы Вопящего Вихря заняты вечной борьбой за господство над заключенными в его бурлящих штормах мирами. Но при этом внутри него есть и те, кто пытается проникнуть к человечеству во имя собственных целей, как снаружи есть те, кто ищет путь в Вихрь, чтобы найти прибежище среди его непознаваемых сил. Это всего лишь вопрос времени, когда же военный лидер обретет такую силу, что сможет объединить своих вздорных конкурентов и повести их в Черный крестовый поход против владений ненавистного Императора. Этого может стать достаточно, чтобы Вопящий Вихрь вызывал столько же страха, как Око Ужаса, а имя такого полководца - такой же трепет, как Абаддона Осквернителя или даже самого Магистра Войны Гора.

Царство эмпиреев

Наблюдающему издалека Вопящий Вихрь кажется областью переливающихся и искрящихся энергий, которые мерцают во тьме межзвездного пространства. Пустотникам известно, что нельзя долго смотреть на подобные вещи, поскольку это навлечет в лучшем случае безумие, а в худшем - проклятие. Некоторые говорят, что кружащиеся силы сливаются в кричащие рты размером с целые звездные системы и испуганные глаза, которые широко раскрыты, моля смотрящего на них о милосердии.

Как правило, путешествующие в реальном пространстве неподалеку от Вихря и прочих аналогичных феноменов корабли включают варп-глушители, как делают в глубинах самого варпа, чтобы ничья душа не впала в транс от кружащихся энергий. Если корабль приблизится к Вихрю, на него будут обрушиваться еще более свирепые волны, пока навигация не станет практически невозможной. В этот момент корабль канет в потоки шторма и будет выброшен там, где заблагорассудится своенравным и непознаваемым силам Имматериума (если не погибнет сразу).

Устройство внутренней части Вопящего Вихря невозможно описать здравыми и рациональными терминами, и лишь наиболее запятнанный варпом навигатор может попробовать составить карту его глубин. Несмотря на это, существуют погрязшие в запретных знаниях, улавливающие в мутных безднах фигуры и рисунки и научившиеся кое-что понимать об особенностях шторма. За бессчетные поколения безумные астроманты и чтецы варпа начали различать определенные черты и официальные названия различных областей. Термины, которые эти люди используют для описания внутренних механизмов Вопящего Вихря, звучат для отпрысков Домов навигаторов как безумное богохульство, и они категорически отвергают подобное. Среди этих технических терминов есть "разъединение потока", "контр-конфигурации", "парадолианские обряды" и "амальгамные горизонты". Все эти особенности вполне можно подвергнуть классификации по принадлежности к одной из трех зон внутри Вопящего Вихря - Сумеречным Мирам, Внутреннему Кольцу и Нижнему Вихрю.

Структура

Лишь самые храбрые и безрассудные дерзнут путешествовать по мирам Вопящего Вихря по своей воле. Порча так глубоко укоренилась на этих планетах, вырванных ли из материального мира или спонтанно возникших из варпа, что стала их сутью. Глубины урагана терзают сами души тех, кто осмеливается на них взглянуть, а его миры рвут тела тех, кто пытается их покорить.

В борьбе сама суть Вопящего Вихря. Когда он, согласно легендам, возник в миг разрушения пришедшей в упадок порочной цивилизации эльдар, Имматериум начал истекать в реальный мир и разрывать миры на части. Временами кажется, что эта буря должна постоянно расти, чтобы утолять свой голод, поглощать захваченные борьбой планеты и преображать их, и продолжать искать новую добычу.

Время в варпе - понятие относительное, но с большинства точек отсчёта с момента появления Вихря прошли тысячелетия. За это время бессчётные миры познали ужасные и невыразимо разрушительные битвы во славу Губительных Сил, однако те, кто осмеливается исследовать бурлящий шторм, часто обнаруживают в нём новые миры. Их пытаются каталогизировать и нанести на карту некоторые из обитателей Вихря, часто проявляя в этом своё безумие. Их труды вроде как становятся руководством для тех, кто может путешествовать между мирами, но осмелившиеся последовать этим указаниям возможные завоеватели рискуют сами оказаться во власти безумия.

■Ужасная Корваска - перемещается между Сумеречными мирами и Нижним вихрем.

Сумеречные миры

■Ксарант

■К'Сал

■Процарапанное Пространство

■Острова Рваной Спирали

■Берин и Асфодель

■Берин

■Асфодель

■Выработки

■Корчащийся Мир

■Кёрс

■Малигния

■Сакгрейв

■Остов "Кассеркратча"

■Мессия

■Звезда-Тиран

■Кошкина Колыбель

■Рваный Плащ

■Фарс

■Рекондиум

■Кимерус

■Анафема

Внутреннее кольцо

■Афексис

■Меланхолия

■Топь

■Маммон

■Фурия

■Пылающая Гробница

■Запретный Портал

■Врата Момента

Нижний вихрь

■Горнило

■Раскаяние

■Застывшее Сердце

Обитатели Вихря

Вопящий Вихрь захватывает обширную область пустоты, значительно превосходящую по площади территорию, которую изначально занимали райские миры, даже если принять за истину самую малую часть той легенды. Поскольку его потоки прибывают и убывают, в бездну были затянуты и другие миры, многие из которых до сих пор существуют в проклятом состоянии, неведомые Империуму. Люди на большинстве из этих планет никогда не знали об Императоре, их земли втянуло в Вихрь задолго до создания Империума.

Что еще более важно, внутри Вихря перестают действовать измерения физической вселенной. Говорят, что внешние штормы, образующие границы Вихря, "тонки как занавес и протяжены как тысяча поколений", и это наилучшее описание данной области. В самом деле, миры Вопящего Вихря могут находиться так близко друг от друга, что еретик может перепрыгнуть с одного на другой, и при этом так далеко, что на совершение прыжка уйдет сотня лет.

Среди обитателей Вихря невозможно существование какой-либо формы единого управления, но даже будь это и не так, мало кто бы достиг уровня подобной системы. В Вихре люди делятся на рабов и господ, ибо любая другая форма существования проклята в месте, которым управляют причуды Хаоса.

Отряды Вихря

Это может показаться невероятным учёным и писцам Империума, но есть те, кто живёт и даже преуспевает в Вопящем Вихре. Многие из них являются обитателями упомянутых выше миров и часто изолированы в своём одиноком мире, в частности дикари с многих примитивных планет. Они описаны выше. Однако есть те, кто странствует меж миров, кто обладает властью или ресурсами для путешествия с планеты на планету. В первую очередь это отряды, которые скитаются по Вопящему Вихрю.

Бесчисленные отряды Вихря

Отряды Вопящего Вихря – несопоставимые друг с другом и разнообразные сборища воинов, которых свела судьба или случай. Они вместе ради общих целей или своей личной выгоды. У Вихря нет определённого размера, и так же нет числа отрядам, что скитаются по нему.

Не существует ни точного определения дружины, ни архитипичной причины её возникновения, хотя нечто общее всё же есть. Обычно отряды немногочисленны и разнятся от нескольких существ до нескольких десятков. Они легко могут вырасти, но в последнее время это редко происходит в Вихре. Большинство их возникает из-за того, что их участники имеют общие цели или амбиции или относятся к отряду как к возможности добиться своего. Обычно такие существа горделивы и независимы. После достижения цели дружина может распасться, и её участники направятся куда глаза глядят.

Бесконечно разнообразие отрядов в Вопящем Вихре, и то же верно и о тех, кто в них вступает. Кроме общего статуса отступников и изгоев из Империума участников мало что объединяет, они могут быть кем угодно - от могущественного космодесантника из Легиона-Предателя до дикого вождя с планеты варваров. Впрочем, кое-что общее всё же есть – все они очень умелые воины. Опасная жизнь головореза в бродячем отряде гарантирует, что любого неспособного проследить за собой товарищи разорвут на части, иногда в прямом смысле.

Однако временами существо или несколько избранных возвышаются, чтобы силой воли или оружия повести дружину за собой. Такие индивидуумы должны быть харизматичными лидерами или грозными воинами, но если они преуспеют, то к их отряду примкнут новые воины, а затем и другие дружины и даже миры или флотилии пиратов. Наконец, если их могущество и репутация станут достаточно велики, эти предводители могут получить власть над целыми армиями, готовыми к кровавой полномасштабной войне. Так рождаются Чёрные крестовые походы.

Восходящая Спираль

Этот непредсказуемый поток в Вопящем Вихре описывают как скрытое течение, соединяющие Нижний Вихрь и Сумеречные Миры, и, хотя по нему могут пройти странники, они могут сделать это лишь в одном направлении – из Нижнего Вихря в Сумеречные Миры, а не наоборот. Время от времени в верхней точке Восходящей Спирали появляется смертный, который посетил Нижний Вихрь и взглянул на его омрачённое лицо. Обычно это всего лишь буйные психи, но некоторым дарована сила и знание, которые могут получить лишь те, кто общался с величайшими служителями Губительных Сил и прошёл через все испытания. Такие смертные испытывают к обитателям Империума особенную ненависть и неизбежно стремятся собрать Чёрный крестовый поход и в галактической оргии кровопролития принести во Владения Человечества смерть и разрушения.

Конфликты отрядов

Многим жителям Империума Человечества кажется, что армии Хаоса едины и неделимы. Однако это абсолютно не соответствует истине, поскольку воинства Тёмных Богов зачастую раздроблены и неорганизованны, они состоят из связанных взаимной выгодой отрядов.

Обитателей Вопящего Вихря невозможно пасти как скот, их нужно вести. Иногда кто-то становится достаточно могущественным, чтобы призвать воинов под свой стяг, но они редко следуют за ним из чувства верности - вождю или Хаосу. Скорее воины сражаются ради собственной славы... и самосохранения. Могущественный полководец может быть достаточно грозным, чтобы возможная гибель от рук врага пугала меньше, чем верная смерть от его клинка.

Также хорошей наживкой могут стать ресурсы и обещание славы. Многие стекаются под знамя еретика просто ради своих целей. Восставший адмирал может за определённую цену принять участие в безумной или затяжной кампании. Службу обеспечивает обещание дохода и возможности добиться своих целей. Воины могут отдавать дань уважения хозяевам, убивая их врагов. Беглецам важен не флаг, под которым они сражаются, а лишь резня.

Именно поэтому орды Хаоса кажутся едиными наблюдателям из Империума Человечества. Они сражаются как армии, получают приказы от командиров и действуют как единое целое. Но они воюют и друг с другом.

В Вопящем Вихре отряды часто оказываются втянуты в междоусобицу. Ресурсов мало, и кровопролитие может оказаться единственной возможностью их заполучить. Соперничества и распри – не редкость среди тех, кто действует на одной планете или в одной системе. Гораздо реже можно встретить тех, кто не воюет друг с другом, ведь лишь обаяние или страх перед могущественным предводителем может заставить соперников работать вместе.

Не редки и пиратские нападения. Отряды нападают друг на друга просто чтобы что-то украсть, забрать желаемое и заодно причинить как можно больше вреда. Зачастую два отряда или больше доходят до драки за право владения ресурсом, таким как завод. Обычно эти войны скоротечны и жестоки, атаки направлены на предводителей и укрепления. Менее продуманные нападения зачастую превращают добычу в дымящиеся развалины, бесполезные для победителя.

Стремление вырвать что-то у более могущественного соперника часто становится причиной возникновения отряда. Разношёрстным сборищам и одиночкам может потребоваться взаимопомощь для продолжительной борьбы против преуспевающего и лучше снаряжённого врага. Подобные союзы редко длятся долго, но они могут стать причиной долгосрочного сотрудничества. Восходящая к власти путём эксплуатации ресурсов группировка может воспользоваться награбленным на войне, обещая наёмникам долю добычи или помощь в будущем. Некоторыми движет банальная борьба за безделушки, но причиной конфликтов могут стать и идеологические разногласия. Уверенным в своём божественном праве завоевания существам часто противостоят такие же люди. Стремящихся к временной власти или богатствам вождей можно заставить отступить или запугать, но чистых помыслами приходиться истреблять под корень.

Впрочем, среди различных дружин есть и те, кто уже сейчас борется за превосходство и любой стремящийся к власти над Вихрем должен бросить им вызов или сгинуть.

Путешествия в Вопящем Вихре

Способы перемещения между мирами Вопящего Вихря различаются так же, как сами планеты. Для некоторых еретиков и их прислужников путешествие между мирами - вопрос скорее насилия, чем тщательных вычислений. Для перемещения даже не всегда нужен звездолёт, поскольку нестабильные врата временами соединяют многие планеты. Зачастую они возникают с неизвестными интервалами или из-за конкретных действий.

Регионы Вопящего Вихря бросают уникальный вызов космическим путешествиям, ведь многие его области существуют наполовину в варпе, а наполовину вне его. Эти переходные области лишь одна из опасностей, а ведь сама природа Вопящего Вихря делает навигацию пустотного корабля через его области с помощью обычных методов безумием, труднейшим делом даже при на благо приятнейших обстоятельствах.

Однако те, кто идет путем к славе, и пользуются благосклонностью темных богов, нередко могут найти путь сквозь предательские волны Вопящего Вихря. Некоторые заключают сделки с созданиями варпа, следуя соблазнительному шепоту демона. Другие используют грубое колдовство, читая волны варпа во внутренностях ритуальной жертвы. Истинно отчаявшиеся или безумные полностью доверяются судьбе и прокладывают маршрут почти случайно. Они верят, что безопасный путь означает, что темные боги сочли их достойными.

Многие боевые отряды, предпочитающие обыденный, самый (обычно) надежный метод космического корабля, захватывают имперские суда в набегах на близлежащие регионы вроде сектора Каликсида или пространства Коронус (или отбирают построенные поблизости, в Вихре или пространстве Коронус, вроде рейдера "Иконоборец"). Особенно агрессивные или амбициозные боевые отряды часто охотятся на соперничающие группы, ближайшие к их земле, похищая корабли тех, кто посмел угрожать их возвышению к величию.

Тем не менее, пустотный корабль – не единственный способ утолить страсть путешествий в Вопящем Вихре. Существуют вероломные варп-порталы, соединяющие ряд областей Вихря – самый ненадежный метод, пользующийся популярностью у многих колдунов и псайкеров. Кроме того, можно заключить сделку с сущностью из варпа, сторговаться с демоном, чтобы использовать некоторые из его сверхъестественных сил и переместиться из одного место в другой в мгновение ока. Существуют и странные машины, построенные еретехами кузни Кастир, прокладывающие тоннель сквозь варп с помощью опасных и нестабильных технологий, созданных в соответствии с изгибами реальности Вихря. Это всего лишь несколько примеров, используемых послушниками темных богов для перемещения по материуму.

Это не значит, что все боевые отряды рвутся к далеким путешествиям. Некоторых довольствуются неоспоримой властью над одним миром, или предпочитают широкие возможности для поиска славы вроде тех, что можно найти в Процарапанном Пространстве.

Для последователей Кхорна отправным пунктом совершаемых во имя его странствий часто становится жестокая битва. Например, тело поверженного демона может превратиться во врата меж мирами. Или же казавшийся обычным туннель оказывается пищеварительным трактом огромного зверя, которого нужно победить, чтобы завершить путешествие. Даже во время полёта на корабле полчища врагов могут угрожать путешественникам, которым приходится побеждать их вновь и вновь, прежде чем высадиться на очередной мир. Победа над ними может быть как физическим воплощением метафизического путешествия, требуемого для достижения цели, так и простым развлечением для Повелителя Битв. В Вопящем Вихре грань между безумием и реальностью тонка, как лезвие ножа, и часто похожа на расплывающееся по залитой светом звёзд пустоте пятно крови.

Пророчество Мучений

Одно из немногих упоминаний о Вопящем Вихре, найденное в каноничных знаниях Маллеус, - неясное пророчество, содержащееся в стазис-гробнице глубоко под комплексом каликсидского Ордо Маллеус в Монастыре Тричера. Пророчество описывает "Вторую Войну в Небесах", в которой Вопящий Вихрь станет объектом мучений, его миры атакуют ненавистные армии порядка. Так как Монастырь Тричера сейчас в руках фракции изгоев Ордо Маллеус, свиток, содержащий Пророчество Мучений, вне досягаемости для изучения, и точные его слова утеряны, пока монастырь не возвращен.

Удовольствие и отчаяние

– Те рассказы, что я услышал, не вселили в меня восхищение, – объявил Ченгрел своим угрюмым гостям на следующий день. – Под знаменем Магистра Войны мы прошивали шкуру лживого Империума от Кадии до Калта и обратно. Как так вышло, что теперь легионы присылают ко мне таких маленьких заблудших овечек? Эммеш-Аийе из легиона Фулгрима, я знаю, что у тебя есть особая причина желать предлагаемого мною. Предстань передо мной и докажи это.

На этот раз Эммеш-Аийе пришел не один. К его плоти были приколоты два длинных шнура, сплетенных из кожи, и к ним крепились ошейники, надетые на двух искалеченных и голых близнецов – брата и сестру, которые уже много лет были рабами Эммеш-Аийе.

Эммеш-Аийе ослепил мальчика и лишил слуха девочку, а потом отрезал им руки по плечо. Таким образом, они всегда знали о присутствии друг друга, но не могли ни поговорить, ни обняться. Иногда хозяин позволял им сидеть вместе и неуклюже пытаться поддержать друг друга своими изрезанными и покрытыми шрамами телами, неспособными на объятья, и при этом он хихикал и дрожал, восторгаясь страданиями, которые им причинял.

Неспособный выговаривать слова своим изуродованным языком, Эммеш-Аийе мычал, взвизгивал и щелкал удлиненными пальцами, создавая какофонию, которую мальчик был обучен интерпретировать – обучен тщательно и жестоко. Теперь, гордо расхаживая по центру площади, Эммеш-Аийе начал щебетать и хлопать руками. Когда он делал паузу в своих ужимках, мальчик переводил, а девочка, неспособная слышать слова брата, разглядывала то Ченгрела, то остальных присутствующих.

– Эммеш-Аийе, чьи слова я говорю, выражает свою признательность, – сказал господин голосом своего раба. – Эммеш-Аийе, чьи волю и намерения я с великим удовольствием исполняю, говорит, как рад приветствовать своих товарищей по поклонению и служению Силам Источника.

Ходир и Кхров переглянулись, лицо Ченгрела стало каменным, но Драхмус кивнул и помешал дымящуюся золу в своей чаше.

– Эммеш-Аийе предстает перед вами, дабы вы могли восхититься сим отважным, утонченным, изящным господином из числа подданных Слаанеш. Эммеш-Аийе преподнесет свой дар и рассказ в уверенности, что оба вызовут восторг, равный тому, как всех нас восторгает наше служение Великой Погибели. Теперь Эммеш-Аийе обращается напрямую к присутствующим господам, и приказывает, чтобы мой голос говорил в точности как его собственный, пока он излагает историю своих деяний.

В такой манере, странной и пронизанной тщеславием, Эммеш-Аийе начал свой рассказ.

– Очевидно, что нет более высокого призвания, чем искать восторга, – говорил мальчик-близнец, – и нет восторга выше, чем припасть к стопам Слаанеш, что дарит сокровища наслаждений, подобных которым не сыскать в этой холодной и ограниченной вселенной. Разве можно поведать историю прекрасней, чем рассказ об избавлении от тяжкой рутины и вознесении к вершинам экстаза? Или это не идеальный дистиллят самой концепции победы?

Все мы, все члены Девяти Легионов, знаем о том единственном легионе из нашего числа, что отвернулся от удовольствий. Те, кто не просто позволил своим живым чувствам ускользнуть сквозь пальцы, но разжал руку и дал им упасть во прах, – жесты Эммеш-Аийе передразнивали его слова, и шесть его пальцев с шестью суставами на каждом медленно разжались. – Ты, Кхров, слуга Великого Заговорщика, можешь в этом поручиться! Они враги тебе, равно как и мне. Последователи Нургла. И вот что я отвоевал у них.

Я и мои придворные танцевали, празднуя разорение девственного мира Этуараин, когда до меня дошел слух, что Тифус, эта озлобленная душонка, собирает свой зачумленный флот для какого-то великого предприятия. Новость заколола мой разум, раскрыла предо мной горизонты. Какой триумф! Какую победу я мог положить у ног Принца Экстаза! Какие новые двери могли открыться для моего сознания в награду за нее!

– Эммеш-Аийе, чьи слова я говорю, выражает свою признательность, – сказал господин голосом своего раба. – Эммеш-Аийе, чьи волю и намерения я с великим удовольствием исполняю, говорит, как рад приветствовать своих товарищей по поклонению и служению Силам Источника.

Ходир и Кхров переглянулись, лицо Ченгрела стало каменным, но Драхмус кивнул и помешал дымящуюся золу в своей чаше.

– Эммеш-Аийе предстает перед вами, дабы вы могли восхититься сим отважным, утонченным, изящным господином из числа подданных Слаанеш. Эммеш-Аийе преподнесет свой дар и рассказ в уверенности, что оба вызовут восторг, равный тому, как всех нас восторгает наше служение Великой Погибели. Теперь Эммеш-Аийе обращается напрямую к присутствующим господам, и приказывает, чтобы мой голос говорил в точности как его собственный, пока он излагает историю своих деяний.

В такой манере, странной и пронизанной тщеславием, Эммеш-Аийе начал свой рассказ.

– Очевидно, что нет более высокого призвания, чем искать восторга, – говорил мальчик-близнец, – и нет восторга выше, чем припасть к стопам Слаанеш, что дарит сокровища наслаждений, подобных которым не сыскать в этой холодной и ограниченной вселенной. Разве можно поведать историю прекрасней, чем рассказ об избавлении от тяжкой рутины и вознесении к вершинам экстаза? Или это не идеальный дистиллят самой концепции победы?

Все мы, все члены Девяти Легионов, знаем о том единственном легионе из нашего числа, что отвернулся от удовольствий. Те, кто не просто позволил своим живым чувствам ускользнуть сквозь пальцы, но разжал руку и дал им упасть во прах, – жесты Эммеш-Аийе передразнивали его слова, и шесть его пальцев с шестью суставами на каждом медленно разжались. – Ты, Кхров, слуга Великого Заговорщика, можешь в этом поручиться! Они враги тебе, равно как и мне. Последователи Нургла. И вот что я отвоевал у них.

Я и мои придворные танцевали, празднуя разорение девственного мира Этуараин, когда до меня дошел слух, что Тифус, эта озлобленная душонка, собирает свой зачумленный флот для какого-то великого предприятия. Новость заколола мой разум, раскрыла предо мной горизонты. Какой триумф! Какую победу я мог положить у ног Принца Экстаза! Какие новые двери могли открыться для моего сознания в награду за нее!

Мои видения говорили, что «Терминус Эст» летит перед флотом Тифуса, покинувшим причалы, и мы полетели, как дротики, чтобы опередить их. Мы нашли обреченного проповедника, прежде чем это сделал он, и приступили к работе.

Видите ли, этот человек решил стать отшельником. Он приказал, чтобы реклюзиам на вершине его храма замуровали, оставив внутри его самого и горстку выживших в том крестовом походе. Он понимал, что, вернувшись из темных мест, принес с собой заразную болезнь, и намеревался молиться и бить поклоны аквиле, пока Император не вознаградит его рвение тем, что выжжет рой из тела. Но, похоже, тот остался глух к его мольбам, и когда рой вылупился, его вопли, обращенные к богу на золотом троне, утонули в воплях паствы, пожираемой вокруг него.

Но подлинное спасение было уже близко, и нес его я.

Я приготовил изумительный псайкерский аромат, который мы вдохнули в цветы, растущие вдоль храмовых дорог. Теперь благоухание заманивало души пилигримов в сторону от серой однообразной колеи, проложенной шагами Императора. Мои придворные распустили шепотки, витавшие среди кающихся, так что их бичи и клейма вместо того, чтоб умерщвлять чувства, только распаляли их, – теперь Эммеш-Аийе не вышагивал, но сгорбился и мягко ступал, как будто крался среди теней. Лязгу бронированных сапог о камень аккомпанировал шорох цветастых лоскутов, свисавших с его лодыжек. Капля розовато-белой жидкости просочилась из одного разрыва в языке, скатилась до болтающегося продырявленного кончика и разбилась о землю.

– О, никто не узнал об этом, ибо мы были коварными призраками, закутанными в хитроумные плетения варпа, – продолжал он устами раба, – но шелудивые псы, что стерегут жующее жвачку имперское стадо, увидели, что толпа становится неуправляемой, и попытались побоями и поучениями вернуть ее к послушанию. Бесполезно! Бесплодно! Пожар распространялся. Мы открыли умы и теперь вскрывали тела, чтобы стадо увидело своих овчарок расчлененными и разбросанными под жарким пурпурно-белым солнцем. Они возликовали, чувствуя, как ярчают их чувства, и заметались, стараясь превзойти друг друга в новых способах затопить ощущениями свои нервные окончания. Тогда мы показали себя – я и мой двор – и танцевали среди них на скользких от крови дорогах, а шпили вспыхивали и сгорали вокруг нас.

И наконец, когда сама форма камней и цвет неба начали меняться, и даже ветры и цветы стали петь, танцевать и убивать, прибыл чумной флот Тифуса.

На этих словах, при воспоминании о шутке, которую он разыграл, Эммеш-Аийе охватил приступ смеха, и он согнулся пополам и затрясся так, что упал на колени. В тот же миг оба раба тоже преклонили колени, чтобы повторить его позу, но Эммеш-Аийе не обращал на них внимание. Его мутированная гортань издавала столь пронзительные взвизги, что слепой мальчик-раб стонал от боли, которую они причиняли слуху, и столь глубокий хохот, что на несколько мгновений даже Ченгрел почувствовал, как этот нечеловеческий шум с гудением пронизывает густой раствор жизнеобеспечения и проникает в остатки его органов. Наконец припадок прошел, и космический десантник-предатель взял себя в руки.

– Когда «Терминус Эст» появился в ночном небе, – сказал он, – своим присутствием он притушил звезды вокруг себя, и его гнетущая аура засветилась, как холодная гнойная язва над нашими головами, пожирая жизнь в пространстве вокруг себя, чтобы подтянуть за собою остальной флот. Это были скелеты кораблей, чьи экипажи ютились на палубах, прогнивших до дыр и снова залатанных пластинами обшивки, содранной с захваченных ими судов, и их двигатели горели жаром смертельной лихорадки.

О да, мои братья и товарищи, именно такая лихорадка овладела Тифусом, когда он увидел, что стало с его добычей! Он повел свою зловонную забитую колонну к доктринополису, где мы бегали, резали себе кожу и громко смеялись. Он впечатал свои сапоги в широкий проспект, ведущий к шпилю доктринополиса, и заговорил голосом, похожим на звук, с которым скоблят кость. От этого голоса потускнела и растрескалась дорога, на которой он стоял, что раньше была пыльной мостовой, а теперь стала ярким стеклом.

В гневе Тифуса не было величия. Он не воздевал клинок к небесам и не призывал громовым криком возмездие. Своим больным и хриплым голосом он потребовал имя того, кто содеял это оскорбление. Я ответил на зов, танцуя на звенящем благоуханном стекле дороги перед ним. Он зашипел, ругая меня, замахнулся на меня клинком, послал в полет жирных и сочащихся влагой тварей своего роя, чтобы они жалили и кусали меня. Я уходил от него прыжками, ускользал и манил его за собой.

Когда Тифус устремился следом, истекая слизью из швов брони, его воинство начало сражаться с нами. И пришло в смятение! Потерпело неудачу! Ибо мы настолько полно овладели этим местом, что, когда рабы Нургла попытались запятнать его, оно изменило их самих! От обновленного города ожили давно мертвые нервы, изморозь на сердцах оттаяла. Пехотинцы, те, на ком не было Знака их господина, но только знаки утомительного служения ему, кричали и корчились, когда навеянное нами исступление пробудило их чувства так, как они никогда не чувствовали. Тифус привел с собой демонов, созданных из чистейших снов о разложении, обретших плоть в Источнике, но их встретили изящнейшие из зверей и извергов моего повелителя, и когда они поняли, что враги не будут плясать с ними, то преисполнились жалости к этим существам, неспособным к восторгу, и развоплотили их.

Что до самого Тифуса, то жажда мести застлала ему глаза, и видел он только меня, своего врага, танцующего спиной вперед.

Удлиненные пальцы Эммеш-Аийе щелкали и свистели в воздухе, то дирижируя хором безумных демонов, которые пронизывали его воспоминания, то воспроизводя поединок с чемпионом Нургла. Лицо Ченгрела, смотрящего сверху вниз, скривилось от отвращения, но Ходир, из всех зрителей самый сведущий в работе клинком, заметил, что за буффонадой Эммеш-Аийе было скрыто нечто иное: скорость и равновесие, тонкие нюансы парирования, молниеносные смены баланса и угла выпадов. Ходир погрузился в раздумья, и его рука вновь потянулась к рукояти ножа.

– Я подстрекал и подманивал его, о, я завел его в наш город. На просторных перекрестках, под сводом собора, чьи контрфорсы сходились в полумиле над нашими головами, мы фехтовали – он в безмолвии, я же смеялся от восторга, когда мои боевые железы впрыскивали в жилы все более необыкновенные опьяняющие жидкости. Наконец гнев Тифуса заставил его заговорить.

«Как ты смеешь? – вопросил он. – Этот город, этот мир и все его богатства – мои, во имя Дедушки-За-Оком. Они должны быть моими, так же, как и его. Кто ты такой, что отважился отнять принадлежащее нам? Разве ты не понимаешь, с чем борешься?

«Борюсь? – переспросил я, ибо это было давным-давно и мои лицо и язык еще не были переделаны так, как видите вы сейчас. – Никакой борьбы, только радость! Здесь нет никакой грубости или оскорбления, только чистая, бесконечная песнь обнаженных и ободранных нервов и сновидений!»

И я широко простер руки, приглашая Тифуса обратить свои чувства вовне и узреть то блаженство, что мы создали. Но он увидел в этом лишь приглашение атаковать меня снова.

«Почему ты терпишь такое обращение от своего дедушки? – спросил я, вновь скрещивая клинки. – Этот дедушка, если ты настаиваешь на таком обращении, ибо твоим дедом, безусловно, является родитель твоего примарха, возложил на твои тело и душу зловонную мантию и сказал, что это хорошо! Проклятье твоего деда – не чума и не гниль, а оцепенение, леность, которая разъедает твои страсти и чувства и превращает их в унылое отчаяние или тяжкую кабалу! Тот, кто причиняет подобное – не друг тебе, господин Тифус! Давай я покажу тебе! Дай мне снова обратить тебя к внешнему миру! Смени угрюмый застой своего деда на пылкие восторги моей госпожи!»

Но Тифус был непоколебим, такова была горечь той чаши, что он испил до дна много лет тому назад. «Дедушка? – ответил он и взмахнул косой с новой силой и яростью. – Эта сломанная игрушка во дворце на Терре мне не дед. Его кровь была слабой, как вода, и его сыновья переняли слабость. Посмотри на себя! – он сопроводил слова взмахом клинка, который был умопомрачительно близок к тому, чтобы вспороть мое тело. – Они пытались стать победителями, но так и не поняли, что на самом деле значит победа. Истинная победа – не в поражении противника. Истинная победа – в отчаянии. Истинная победа отнимает не только жизнь, но и волю к жизни. Я умерщвляю желание врагов выжить, впускаю гниль отчаяния в их души, и, оседлав это отчаяние, устремляюсь к господству. Но ты, скачущая марионетка... – и с этими словами он шагнул назад, воздел свой клинок для защиты и осмотрел меня с головы до ног. – Щенки Фулгрима так никогда и не поняли этого, несмотря на все свои бахвальства о том, как они отпирают двери своих умов и познают все. Земля Кемоса не взращивает ничего, кроме пустозвонов».

И тогда я снова засмеялся. «Заблуждение на заблуждении, – сказал я ему, глядя, как маленькие существа вылупляются из его улья и роятся в воздухе, только чтобы падать без чувств к его ногам от прикосновения моих парфюмов. – Я не дитя Кемоса. Исстван, Талларн, Терра и даже потерянный Скалатракс стали воспоминаниями к тому моменту, когда Дети Императора призвали меня в свои ряды. А победа? Чего она стоит? Какое дело восторженному разуму до победы, когда его ждет экстаз? Ты думаешь, что, отняв веру у этого серенького миссионера, добился очередной победы? Дай я покажу тебе, что мы ему доказали! Дай я покажу, чем он стал, когда с него сняли цепи смертного восприятия!»

И тогда я пропел команду голосом, от которого раскололись все остекленевшие камни мостовой под нами, и Тифус поднял взгляд и увидел двух рапторов из ополчения моего двора, которые несли вниз пассажира со шпиля собора. Его волосы, которые прежде свисали до пояса и слипались от гноя и пота в уединенной келье, были вымыты, надушены и заплетены в косы, и каждая коса была намотана на запястье одного из рапторов. Они сжимали его плечи когтями.

И Тифус узрел, что этот человек, проповедник и крестоносец, столь высокопоставленный член Экклезиархии, теперь не его добыча, но наша. Он увидел знаки, услышал тончайшее пение варпа, которое окутывало подергивающееся тело, учуял, даже сквозь собственную сверхъестественную чумную вонь, что плоть проповедника начала источать варп-мускус. И он увидел, что стало с той инфекцией, с яйцами, которые его рой внедрил под кожу и чье вылупление привело в действие и мои, и его планы.

Личинки разрушителя, поселившиеся в плоти священника, едва не отдали его в объятья Нургла, но мы наложили на него слишком много заклятий Слаанеш, чтобы это случилось. В теле проповедника рой Нургла преобразился. Тучи блестящих клещей роились у его лица, и были они так малы, что походили на разноцветный дым. Пауки пробивались наружу из тела и растягивали края раны яркими красно-золотыми лапками, чтобы мясо внутри чувствовало прикосновения ветра. Изящные черви великолепной контрастной окраски ползали под кожей и проклевывались наружу, чтобы плеваться друг в друга искрами и духами. Глаз у проповедника больше не было, но лицо расплывалось в улыбке восторга, а не страдальческом оскале.

Этого последнего унижения Тифус не выдержал. Он выкашлял боевое проклятье из воспаленного горла и ринулся вперед, собираясь уничтожить свидетельство своего поражения, но рапторы разверзли пасти своих двигателей и утащили человека в небеса. Тифус взревел голосом псайкера, призывая гнилое дыхание своего дедушки иссушить нас, и послал рой-разрушитель пожрать проповедника заново, но все это место уже было слишком глубоко затронуто нашим Принцем. Рой рассыпался по земле, не двигаясь и уже постепенно мутируя, а варп-зов заглох, задавленный песнями нашей госпожи.

Я рассмеялся над ним, и засмеялся еще, и он преследовал меня до сердца моего воинства. Тогда он начал хрипеть, клокотать и бить направо и налево, пока не увидел вокруг себя лица собственных солдат. Некоторых одолело то, что мы им показали, и они танцевали среди нас. Те, кто сражался с освобождением, превратились в обрубки, головы и конечности, которыми теперь кидались, жонглировали и пинали ногами. И среди всего этого я снова предстал перед ним, готовый сражаться с Тифусом один на один, пока дуэль не завершится смертью одного из нас. Но Тифус долгий миг пристально смотрел на меня, а затем нахлынула тошнотворная вспышка телепорта, и он исчез. В течение часа я получил от своих провидцев весть, что «Терминус Эст» покинул орбиту и прокладывает путь к прыжковой зоне. Куда подевался этот утомительный невежа после того, как увидел наши чудеса, я не знаю.

Источник: Мэттью Фаррер. Делайте ставки, господа

Семейные разборки

Сборы бывали уже и до этого, бессчетное число раз, хотя и сложно припомнить что-то, исполненное такого же темного великолепия. Некоторые из этих космолетов стояли в таком же строю под Бетой Гармона целую жизнь назад. Жизнь божества. А некоторые сконструированы за последнюю сотню лет, и их кили все еще гладко отполированы и не изъедены пятнами патины, оставленными варпом.

Их количество ошеломляет. Корабли явились сюда из каждого закоулка, каждой тайной лазейки Ока. Они притащились из облюбованных демонами пустотных доков и чернейших глубин крепостей, вырытых в толще астероидов. Здесь изящные корветы Детей Императора, избегаемых всеми, кроме их собственных братьев, — корветы, отделанные золотом и халцедоном и смердящие садизмом. Они выступают с той же гордостью, что и прежде, хотя старые претензии на первенство давно утрачены в бездне слабостей и порока.

Затем идут варбанды отступников, чьи разношерстные космолеты угнаны с имперских военных баз. Каждый несет на себе новый символ, чернильно-черный или кроваво-красный. За последнее тысячелетие их развелось больше, чем за всю предыдущую историю, и даже архивисты из колдовских скрипториев Ока давно оставили попытки составить их опись. На них многие не прочь поохотиться, на этих ренегатов, и они всегда могут стать добычей для хищников покрупнее, так что отступники предпочитают держаться в менее густонаселенных частях Ока. Их оружие всегда наготове, и в двигателях кораблей гудит пламя.

По мере того как проходит неделя за неделей, прибывают игроки посолиднее, всплывающие из опаленных варпом глубин на древних легендарных космолетах. На зов отвечает Тысяча Сынов, приводя с собой эскадры боевых крейсеров, увенчанных пирамидальными гребнями. В их звездолетах все еще чувствуется определенная эстетическая сдержанность. Эти корабли грациозны, их линии чисты, словно у ограненных камней, и они мягко движутся на султанах из бело-голубого плазменного огня. Когда-то решимость сынов Магнуса, возможно, и вызывала сомнения, так же как и их способности, однако теперь уже нет. Тень Просперо больше их не тревожит. Как, впрочем, и Фенриса.

Дальше с изяществом покончено. Следующими прибывают флотилии с индустриальных кузниц душ, подчиненных Пертурабо. Все они серые, как его сердце, и покрыты толстым слоем гари. Его окутанные смогом дредноуты выскальзывают из варпа и тяжело ворочаются среди прометиевых выбросов. Многие из этих кораблей долгие века сливались и сращивались с демоническими сущностями на грохочущих адских верфях. Их тупые носы, все покрытые черными пятнами боевых ожогов и никогда не очищавшиеся, агрессивно торчат, демонстрируя жесткое милитаристское однообразие.

За ними следуют легионы меньшей значимости, по крайней мере в том, что касается численности и организации. Сумеречно-черные корабли-убийцы Повелителей Ночи, окутанные ореолом источаемого ими ужаса, снуют с краю, словно шайка воров. Змеевидные боевые космолеты Альфа-Легиона группируются пестрыми кластерами. Им не доверяют даже свои: такова цена заработанной много веков назад репутации, от которой теперь уже не избавиться. Пожиратели Миров случайно разбросаны среди других, более организованных легионов, и их эсминцы, покрытые ранами множества битв, напоминают капли красной артериальной крови.

Разумеется, то тут, то там возникают стычки. Капитаны крейсеров внезапно узнают очертания звездолета, с которым сражались десятилетие назад, или навигационные позывные принимают за брошенный вызов, или демон, заточенный в оружейных системах корабля, вырывается на волю и начинает пожирать все вокруг. Вспышки орудийного огня озаряют пространство, где собираются корабли, — они разгораются в случайном порядке, а затем снова гаснут, когда стычки затухают сами по себе или после вмешательства высших сил. По мере того как количество собравшихся растет, свары становятся все свирепее и чаще, словно у зверей, столпившихся у пересыхающего источника. За эти недели тут происходили битвы, которые, в другое время и в другом месте, могли бы попасть в летописи — однако здесь, в сердце гигантской армады, это лишь булавочные уколы на фоне общего единообразия.

Таков дар Разорителя всему королевству Ока. Здесь хватает и междоусобиц, и взаимной ненависти, но та ненависть и вражда, которой он не дает угаснуть, сильнее всех прочих. Невероятно, но ему удалось собрать их во имя общего дела. Со времен Хоруса, величайшего льстеца, величайшего господина солдатских душ, не было вожака столь сильного и столь властного.

И он даже еще не прибыл. «Мстительный дух» явится сюда последним, как ему и подобает. Когда соберутся остальные, древний левиафан типа «Глориана» предстанет перед ними, заставляя всех преклониться — как уже было однажды, над пылающими небесами Терры. Но до этого момента новые космолеты будут прибывать и прибывать. Несущие Слово, один из трех легионов, сохранивших старые порядки, занимает позицию в центре. Их боевые флоты несут на себе священный Октет и щетинятся пронзительными воплями нерожденных. Величайшие из этих судов представляют собой, по сути, летучие кафедральные соборы, утыканные невероятно высокими башнями и парапетами и ломящиеся от даров варпа. Жертвенные огни горят вдоль всей их боковой линии, отрицая законы физики, и по их рядам пробегают призрачные, мерцающие колдовские искры.

А затем наступает черед величайшей, самой разношерстной и самой могущественной группировки — охотничьих стай Черного Легиона. Они неисчислимы, принадлежат ко всем возможным коалициям Хаоса и прибывают на кораблях любого вообразимого размера и класса. Здесь и пропитанные скверной Хаоса боевые крейсера времен рассвета Империума — они обглоданы тысячелетиями постоянных войн и выступают гордо, как первые среди разрушителей всех чаяний детей Трупа-на-Троне. Здесь есть и новейшие образцы, рожденные умами порабощенных гениев имперского судостроения, а впоследствии освобожденные от жестких оков стандартных шаблонов и превращенные в нечто поистине монструозное. Орудийные баржи, чьи двигатели едва справляются с нагрузкой. Транспортники для личного состава с трюмами, набитыми воинами Черного Легиона. Грузовые суда с подарками миров-кузниц Темных Механикум — титанами и рыцарями-предателями, идущими в бой под знаменем Черного Легиона.

Как и Лунные Волки в эпоху Чудес, этот легион сейчас первый среди равных, его кровь — пускай и смешанная — чище остальных, а его ненависть яростнее. Он не заключал сделок, сохранил свою душу и ныне гордо несет заслуженное им первенство в границах Ока.

Космолеты Гвардии Смерти прибывают последними. Как и в давние дни Ереси, они лишь усиливают и без того смертельную мощь собравшейся армады. Их живые корабли вырываются из объятий варпа, словно брызги слюны из горла. За ними тянутся длинные кильватерные струи темной материи, а их серо-зеленые сигнальные огни слабы и тусклы. Это одни из самых древних кораблей на этом сборище. Они изъедены гнилью, оскверняющей все под властью Мортариона, но также и лопаются от нее. Звездолеты столь же парадоксальны, как и все в этом легионе парадоксов, — одновременно самые сильные и самые изувеченные, самые архаичные и в то же время непрерывно обновляющиеся, самые единообразные в своей верности Четырнадцатому и все же самые разные внешне.

Воины Гвардии Смерти становятся под штандарты Абаддона последними. Они оказались самыми гордыми, дольше всех остальных придерживались собственных планов и справлялись собственными силами. Видеть их здесь — это величайшее свидетельство грандиозного плана Разорителя, последняя и решительная победа в его усилиях собрать всех отступников под одним флагом.

Гвардия Смерти не смешивается с другими легионами и варбандами. Их присутствию не слишком рады на командных мостиках собравшегося флота, потому что даже обитатели Ока с трудом способны переносить их физические аномалии. Как и прежде, они на другом краю фронта.

Драган очень мало знает об этой древней истории. В отличие от Воркса, он не увлекается изучением прошлого. Его увлечения нельзя назвать многочисленными — в основном это резня, обусловленная недавними распрями и обидами, а отнюдь не замысловато переплетенные вендетты давних эпох. Глядя в иллюминаторы посадочного модуля, он видит «Милосердие». Корабль, коричнево-черный, заросший и покрытый сгустками льда, напоминает клубок гниющих растений, повисший в пустоте. Его огни едва светят, а могучие батареи почти полностью скрыты за наростами. Сейчас трудно представить, как выглядел звездолет при рождении. Драган также не кораблестроитель, так что он и не пытается.

«Милосердие» служило ему домом почти пятьдесят лет, и все же здесь по-прежнему чувствовалось что-то чужое. Возможно, дремлющий разум корабля сознательно его отвергал. И все же сомневаться в мощи космолета не приходилось. Прожитые века укрепили его кости, сделали его батареи еще более разрушительными, а двигатели сильными и громогласными. «Милосердие» никогда не будет отличаться проворством. Ему не сравниться в огневой мощи с регулярным военным звездолетом, оно не способно перевозить неисчислимые армии к местам боевых действий, как транспортное судно, но все равно это крепкая старая бестия. Оно словно вываренная кожа, лишь крепчает с годами.

Драган откидывается на спинку кресла. Сейчас он должен был бы находиться на корабле и готовиться к варп-переходу. Некоторые из его братьев, в частности Слерт, чуть не лопались от возбуждения при мысли о предстоящем. Даже Филемон, этот гнилоголовый старый счетовод мертвецов, весьма взбудоражен. Воркс, предположительно, считает, что Драган практикуется в одной из старых тренировочных камер, или охотится на донные отбросы ради пропитания, или втайне занимается еще чем-то на борту. «Милосердие» достаточно обширно, чтобы любому — даже Несломленному — без проблем удалось остаться в одиночестве.

Драган барабанит закованными в броню пальцами по закованному в броню колену. Он смотрит на пилота челнока, сидящую впереди, — ее тело опутано паутиной трубок с питательными растворами. Как и большинство пилотов на службе Повелителей Тишины, женщина представляет собой органическую часть корабля. Ее торс и конечности сращены с ганглиями проводки разъемов. Ее глаза прячутся за проводами, ведущими к наружным сенсорам, а пальцы погружены в мерцание сигнальных датчиков на панели. Драган видит сыпь на ее обнаженной шее, и, судя по всему, заболевание достигло продвинутой стадии. Может, она продержится еще пару лет, прежде чем безумие или полное физическое истощение убьет ее. Затем она истлеет, превращаясь в материю самого челнока и формируя плодородный слой для следующего поколения отростков и питательных элементов для преемника, которого подключит на ее место Кледо. Все это часть великого жизненного цикла возрождения, суть подлинной веры для тех, тому не плевать на подобные вещи.

Драган снова заглядывает в иллюминатор. Все пространство вокруг заполнено межзвездными кораблями. Даже черствая душа Драгана чуть трепещет при виде этого зрелища. Если на секунду расфокусировать взгляд, то покажется, что пустота полностью исчезла, и ее заменил плазменный лес выбросов корабельных двигателей.

Он видит тот, что ему нужен. Пилот молчит — в конце концов, у нее нет связок, — но челнок прыгает вверх, к цели. В славной компании этот корабль выделяется. Он не теряется даже на фоне гигантских монстров и легендарных судов, сошедших прямиком со страниц самых первых летописей. Пожалуй, его абрис кажется самым зловещим, видоизмененным и извращенным до невообразимых пределов силами божества. Если бы не магия, пульсирующая в его древнем сердце, он просто развалился бы на части. Его хребет — идеальный образчик коррозии, а днище представляет собой ядовитую смесь растворившихся тяжелых металлов и кипящего чумного бульона. Практически с любой точки обзора невозможно определить его истинные размеры, потому что туча порожденных эмпиреями мух окутывает со всех сторон, растянувшись на много километров. За века она превратилась в некое подобие постоянного варп-поля, толстого слоя невозможных в физической реальности насекомых, жужжащих и мечущихся в пустоте.

Когда челнок подлетает к внешней границе роя, насекомые подаются в стороны, открывая проход. Если бы Драган оказался нежеланным гостем, к этому времени они прогрызли бы внешнюю обшивку челнока вплоть до проводки двигателя. Драган наблюдает за тем, как пасть ангара распахивается все шире — зияющая дыра в ржавом корпусе, обрамленная длинными желтыми клыками, торчащими из железных колец. Быть поглощенным ею — это словно быть поглощенным живым существом. Что, надо признать, очень близко к истине. На них опускается тень. Когда воздушно-гравитационный пузырь охватывает челнок, по обшивке с треском бегут искры. Они опускаются на палубу ангара, и снаружи до Драгана доносится лязг механизмов, резкие окрики приказов и резонирующий рев двигателей. Драган некоторое время сидит неподвижно.

Затем он встает и спускается по длинному трапу в сумрачное нутро корабля. У подножия его приветствует собственная свита Странника, точная копия Савана Смерти, вооруженная силовыми косами и окутанная тишиной. Они не произносят ни слова, лишь знаком предлагают ему проследовать дальше в глубь судна. Внутри влажно и жарко, тяжелая тьма тянется и сочится, как желчь. «Терминус Эст» большой корабль, и у них уходит немало времени на то, чтобы добраться до цели. По пути Драган видит примерно те же сцены, что остались позади, на «Милосердии»: группы Несломленных, работающих над своей броней и оружием. Они не практикуются в тренировочных камерах, чем, возможно, заняты воины других легионов. Они не дуэлируют и не совершают паломничество к вопящим на них капелланам. Сыны Мортариона готовятся к битве в уединении, уделяя внимание тем недугам, что культивируют в себе. Они выясняют, что изменилось в них с последней войны, потому что изменения появляются всегда. Они прислушиваются к щебету Маленьких Хозяев и бродячих чумоносцев и пытаются уловить дуновение рока среди миллиона возможностей.

Здесь так тихо. Балки корабля потрескивают, могучие двигатели рычат, но в коридорах царит тишина. Нет ощущения напряженного ожидания некоего грандиозного события, лишь знакомое мрачное чувство покорности судьбе и усердного ей служения.

Это раздражает Драгана. Порой ему хочется встряхнуть братьев, расшевелить что-то в их душе. В этом легионе так мало гнева, несмотря на то что в окружающей их вселенной для него предостаточно поводов.

В должное время его молчаливый эскорт отстает, оставляя его в одиночестве перед полуобрушившимся дверным проемом. Здесь даже жарче, чем раньше, и повсюду жужжат мухи. Они заполняют собой все щели, ползают по всем поверхностям. Среди них и жирные мясные мухи, и звенящие москиты, и кусачие разбухшие твари из Уничтожающего роя. Некоторые из них реальны, а некоторые порождены имматериумом. Когда Драган останавливается перед порталом, они группами устремляются к нему. Ползут по его броне, проникают в щели. Он чувствует их на коже и борется с желанием брезгливо передернуться. Даже самые невежественные из легиона знают, что вздрагивать не стоит. Это первое из испытаний Тифа.

— Входи.

Голос звучит хрипло, словно кто-то скрежещет по зубчатому краю пилы. Он кажется неподходящим для этого легиона, словно его обладатель каким-то образом попал не туда. Возможно, он лучше чувствовал бы себя среди гладиаторов Ангрона или угрюмых техников боли, сынов Пертурабо. В этом, как и во многом другом, Тиф уникален.

Драган, пригнувшись, осторожно ступает под просевшую притолоку. Зал за дверью обширен, его потолок теряется в темноте наверху. Драгану трудно рассмотреть, что вокруг, потому что немногочисленные лампы светят тускло, и по ним ползают крошечные черные точки. Пол, когда-то мраморный, потрескался и просел, обнажая что-то, с виду и по запаху похожее на землю. Колонны, уходящие ввысь, к незримым высотам, слезятся тонкими струйками жидкости, черной и вязкой.

Несмотря на всю царящую здесь разруху, это место кажется изначальным — словно что-то зародилось здесь очень, очень давно.

Тиф ожидает его на противоположном конце длинного центрального зала. Там стоит трон, высеченный из бледного камня, но Тиф на нем не сидит. Вместо этого он стоит в центре широкой круглой платформы, окруженный непрерывно растущими тучами мух. Когда Тиф движется, мухи кружатся, слетаясь в плотные комки и формируя в воздухе образы, которые рассеиваются вновь, как клубы дыма. Тиф похож на свой флагман — твердая ось, вокруг которой вращаются лишь тени.

Подходя ближе, Драган успевает разглядеть достаточно, чтобы составить впечатление о хозяине корабля. Ему случалось и раньше мимоходом взглянуть на Странника. Он даже видел его в бою, правда, на расстоянии. Однако вблизи все совсем иначе. Все члены Гвардии Смерти разделяют некоторые общие черты, но Тиф во многих смыслах является их архетипом. Он — квинтэссенция каждого образа и символа, используемого служителями Чумы, потому что сам и задал их вектор перемен. Это всем известно. Все знают о происхождении их легиона, и тем не менее никто не говорит о таком вслух. Да и что тут обсуждать? Что сделано, то сделано, и обратного пути нет.

— Мой господин Тиф, — произносит Драган, опускаясь на одно колено.

Тиф какое-то время смотрит на него. Трехчастный шлем Странника почти теряется в гигантской окружности его брони. Не считая единственного торчащего вверх рога, шлем белый, бледный, словно лунный свет на могильном камне, странная чистота, выглядящая неуместно на фоне невероятной деградации.

— Висельник, — говорит Тиф. — Я слышал, они тебя так называют.

— Не я выбирал это имя, — отвечает Драган.

— Тогда откуда оно взялось?

— Не знаю, мой господин.

Тиф недовольно ворчит, и из-под наличника его шлема вырываются сонмы мух. Он постоянно движется: поворачивается, корчится, дергает рукоять огромной косы, как будто неугомонность, приведшая его к Великому Изменению, до сих пор руководит им.

— У тебя жидкая кровь, — замечает Тиф.

Это знак пренебрежения. Отсылка к факту, что Драган не был на Терре и, следовательно, не удостоился той же чести, что воины, сражавшиеся в личных владениях Трупа-Императора. Драган слышал подобное уже много раз, и его это не тяготит. Члены старого легиона могут сколько угодно тешить память о собственном поражении — ему лично всегда казалось странным, что они так цепляются за свой грандиозный позор, талдычат о нем каждый день и определяют каждый следующий шаг по тому колоссальному шагу, приведшему их в забвение.

Тиф снова движется, ворочаясь вокруг собственного низкого центра тяжести. Мухи жужжат, и от гула этой звуковой стены дрожит воздух.

— Возможно, ты даже не знаешь, почему мы зовем себя Несломленными, — продолжает Странник.

— Знаю, — отвечает Драган.

— Ну тогда скажи мне.

— Мы выжили. Мы сохранили дисциплину. Сохранили воинов и корабли и вновь сумели обрести веру.

Тиф хохочет, расплескивая потоки мух.

— Кто тебе это сказал?

— Это хорошо известно.

— Это полная брехня.

Тиф разворачивается к нему, и по растрескавшемуся мрамору ползут языки пара.

— Я был там, когда эти слова произнесли впервые. Стоя рядом с боевыми братьями, я впервые взглянул на примарха.

«Взглянул на примарха». Благоговением тут и не пахнет.

— Он только что поднялся с поверхности, — говорит Тиф, меряя платформу шагами. — И вокруг его мантии все еще клубился ядовитый туман. Он даже броню не носил. И он был таким тощим. Рядом с ним стоял Император. И свет Его доспеха сиял настолько ярко, что резал глаза. И что же мы подумали? Что примарх — какой-то доходяга? И что нам должно быть стыдно за него?

Тут Тиф саркастически хмыкает.

— Но примарх не усомнился ни на секунду. Он обратился к нам. Не повышая голоса. Он говорил так, как будто узнал каждого из стоявших перед ним, хотя большинство пришло с Терры. Именно тогда, в первый и последний раз, я услышал от него что-то, отдаленно смахивающее на проявление чувств.

Драган слушает. В словах Тифа ощущается тень издевки, но сложно сказать, в чем тут дело — возможно, это его обычная манера, а может, что-то особенное, относящееся к его господину.

— Он сказал, что мы — его несломленные клинки. Что мы его Гвардия Смерти. Сумеречные Рейдеры были забыты, сменившись двумя новыми именами. Для всей остальной вселенной мы и в самом деле стали Гвардией Смерти. А для своих — Несломленными. И это не изменилось. Для тех, кто извне, мы неизбывный ужас. А для своих мы — воплощение стойкости.

Драган не знает, верить или нет этой истории. Звучит так, будто ее рассказывали снова и снова, так много раз, что она стала похожа на правду. С другой стороны, зачем бы Тифу лгать?

— Благодарю, что просветили меня, господин, — говорит он.

— А ты не задаешься вопросом, почему я рассказал тебе это? — спрашивает Тиф.

— В качестве поучения. Как жидкокровому.

— Ха.

Странник устремляет взгляд прямо на него, что само по себе редкость. На миг тучи мух рассеиваются, и Драган обнаруживает, что смотрит прямо в жуткое рогатое лицо. Порча, разъевшая белый шлем, глубже, чем он видел у кого-либо другого, — кажется, что все детали доспеха соединены с помощью чего-то эфемерного и в то же время крепкого, как кости. Возможно, это сила воли, а может, и просто дешевый магический трюк.

— Я слышал рассказы о тебе, Висельник. Такие бойцы, как ты, нужны этому легиону. Те, в ком еще жив гнев. В этом-то и опасность для тех из нас, кто прошел весь долгий путь. Мы забываем о собственной ярости. Бог избаловал нас. И это опасно.

Драган обнаруживает, что кивает в ответ. Часто он думал нечто похожее, особенно в те моменты, когда Воркс читал ему одну из своих проповедей.

— Мы Несломленные, — говорит Тиф. — Он никогда не позволял нам счищать грязь с доспехов. И со временем у нас пропало желание это делать. Мы никогда не поворачивали вспять. На Терру нас привела кривая дорожка, но, добравшись туда, мы заплатили кровавую цену.

— А теперь мы возвращаемся.

— Нет! — ревет Тиф, и звук его голоса подобен удару.

Облако мух разлетается на клочки, словно пораженное ударной волной, сердито кружится и собирается вновь.

— Нет. По какой-то причине — по какой-то причине — к этой мудрости не желают прислушиваться. У нас появилась возможность. Дорога свободна. Мы могли бы повторить то, что сделали десять тысячелетий назад, и двинуться на Дворец с новым магистром войны. Вот он, наш шанс, висит прямо перед нами, и мы готовы сомкнуть вокруг него когти.

И внезапно Драган понимает, к чему ведет Тиф.

— Ультрамар, — осторожно замечает он.

— Ультрамар! — ревет Тиф.

Теперь Тиф возбудился еще сильнее — он расхаживает из стороны в сторону, крепко сжимая косу и заставляя рои мух виться и разворачиваться с каждым его движением.

— Треклятый Ультрамар. Мы уже потратили на эту космическую кучу отбросов слишком много усилий. И как- раз тогда, когда у нас появился шанс сосредоточиться на реальной цели, вновь возникает Ультрамар. Я презираю его. Презираю его повелителя. Презираю все, что относится к нему. И главное, он не важен. Вот тебе не насрать ли на Ультрамар жиденько, Висельник?

Драган внезапно осознает, что происходящее ему нравится.

— Но у нас есть приказы, — отвечает он.

— И откуда они исходят? И почему?

Тиф понемногу справляется с овладевшим им гневом. Его движения становятся менее дергаными, более величавыми.

— Ничего не изменить. Я говорил с примархом. Я буду сражаться на его стороне, как и приказано. Я встану рядом с ним. Как его верный слуга. Но ты же знаешь, в чем тут суть — в его брате. Я считал, что вся эта чепуха осталась позади. Я думал, что все они мертвы или исчезли. Что время этих детишек-королей ушло. Поговори с Разорителем, а затем поговори с примархом и скажи мне — за кем ты последуешь в бой с большей охотой.

Эта беседа равносильна смертному приговору. Или просто безумна. Никто не осмеливается так говорить о Мортарионе, и уж точно никто из легиона, и Драган чувствует странный приятный холодок.

— Мы сделаем это, — говорит Тиф, мрачнея с каждой секундой. — Мы сломаем Врата и выплеснем наш яд в Галактику живых. А затем огнем и мечом проложим путь к королевству, которое нам ни к чему. Ничто из этого нельзя предотвратить. Мне не сойти с дороги, я связан и клятвой, и самой судьбой. Но вот ты, Висельник. Ты.

Драган сужает глаза. Чуть больше искушений, чем он ожидал.

— Но мы тоже связаны.

Тиф подходит ближе. Мухи жужжат, на всем лету врезаясь в Драгана. От них пахнет склепом — тот же сладковатый душок, пробивающийся сквозь плесень и пустоту.

— Когда-то я подчинил себе законы вселенной, чтобы привести нас к Терре. Я пожертвовал своей душой и душами братьев, все ради единственной цели. Но я сделал это не ради того, чтобы растратить наши силы на какую-то семейную свару. Ты меня понимаешь?

Драган поднимает взгляд на него. По этому изуродованному лицу невозможно угадать истинные намерения. Невозможно понять, серьезно ли говорит Тиф, или это просто еще один тест. И невозможно решить, подвергается ли его, Драгана, жизнь смертельной опасности, или законы легиона тут все еще действуют.

Поэтому Драган не отвечает сразу. Он думает о «Милосердии» и своих собратьях. Думает о Ворксе, Гарстаге и Филемоне. Думает о том, что понадобится для изменения уже установленного курса, и о том, какую роль он сможет в этом сыграть. Думает о словах Странника и вспоминает, какое наказание полагается за измену.

«Вы — мои несломленные клинки».

А затем Драган кивает, коротко, как солдат, получивший приказ.

— Отлично, — говорит он

Да он нашинкует, вернётся и ещё и точку отстоит

Играла в рог трейдер на "норме" (горький опыт с Pathfinder Kingmaker), итого начиная с четвертого акта гг-стратег-офицер на первом ходу раскладывала баффы, юзала кольцо лорда-инквизитора чтобы залить банку ульты, давала Моржу полный ход с бесконечными атаками и шла пить местный кофий, пока орущее черное пятно зачищало всю арену за один ход. Ощущалось оно как-то так: