Сын Злобы

Пластиковый апгрейд оружия ближнего боя для полноразмерной ереси.

Перечислять слишком много, но мы попробуем. Внутри этой плотно упакованной коробки вы получите:

10 цепных мечей

Два цепных меча в ножнах

Два тяжелых цепных меча

Две Сабли Чарнабала

Два громовых молота

Четыре Силовых Меча, два из которых обнажены, а два в ножнах.

Два мощных копья

Четыре Силовых Булавы

Четыре Силовых Кулака

Четыре Силовых Топора

Четыре сборки когтей для превращения силовых кулаков в молниевые когти*

Но подождите, вы думали, что в этот набор входит только оружие ближнего боя?  Вы также получаете следующее:

Два сканера авгура

Две Мельта-бомбы

Два болтера на подвесе

Два ручных огнемета

Два плазменных пистолета

Четыре Волкитных Серпент

Четыре болт-пистолета «Фобос»

Четыре пистолета Umbra Bolt 

Четыре болт-пистолета «Тигрус»

10 голов

Это достаточно смертоносный арсенал, чтобы заставить Ангрона покраснеть, и более чем достаточно, чтобы оснастить десятки ветеранов, если возникнет такая необходимость. Все оружие предназначено для силовой брони MkVI, и его можно легко комбинировать с  MkIII Tactical Marines, чтобы они тоже подошли этим парням. 

Наряду с широким спектром специальных и тяжелых наборов улучшений оружия, доступных для Warhammer: The Horus Heresy, теперь вы можете создавать потрясающие штурмовые отряды — или комбинировать и сочетать свои любимые отряды, оснащая ветеранский отряд их новейшими игрушками.

* Эти сборки когтей подходят как для Power Fist, входящих в набор для модернизации, так и для тех, которые входят в наборы MkVI и MkIII Tactical Marines.

Воспоминания.

Воспоминания.


- Папа, а зачем мы красим солдатиков в такие яркие цвета? Ведь все военные стараются быть незаметными?

- Это космодесант, сынок. Лучшие воины человечества.

У отца и сына никогда не хватало времени на общение. Отец дневал и ночевал на работе, сын учился и тренировался. Матери не было. Ребёнок без материнской любви — это жестокий взрослый в будущем. Его отец это понимал, но мало что мог сделать. Он честно пытался быть с сыном почаще, проводить вместе время, но скорее это напоминало набеги, чем регулярное общение. Они клеили фигурки из картона и пластика, красили их, сражались между собой, с друзьями, или в клубах.

Отец не оскорблял сына недоверием, а сын никогда не пользовался этим. Его жизнь состояла из школ, частных учителей, разных клубов и тренировок. Так он её запомнил себе. На самом деле, большую часть времени он проводил в больницах. Сердце, лёгкие, кости, ферменты, нейромедиаторы — проблемы окружали его с рождения. Отец не унывал, он работал, как проклятый, надеясь поставить наследника на ноги. Двадцать лет тяжёлого труда не прошли даром. Он рано оставил своего сына сиротой.

Тогда то он и понял, что прежде совершенно не знал людей. Его отец затмевал любого, с кем он пытался общаться. К этому моменту, он уже сам работал на своё будущее. Много и тяжело. Его терапия двигалась крайне медленно, регулярно случались сбои. Генетика. Как и отца, его увлекала генетика. Он жил ею, и дышал. И всё же, для сына генетика играла значительно большую роль, чем для отца. Если он не справится, то проведёт остатки своей краткой жизни прикованным к инвалидному креслу, или к больничной кровати. Он не хотел этого. Из всех его увлечений остались только солдатики.

Ярко золотые, красные, ультрамариновые. Прекрасные и могучие воины. Он хотел стать таким же сильным и здоровым, как они. Подсознательно, он продолжал свою титаническую работу. Победить смерть, пусть не всю, но свою личную. Отсрочить её на десять, на двадцать лет. Время дышало ему в затылок. Дрожащими пальцами он нажимал на кнопки, или злился, пытаясь стиснуть в непослушных руках кисточку. Лицо его приобрело какую-то необычайную суровость, он привык терпеть боль и не мог позволить другим видеть свои слабости.

Генетическая терапия давала сбои. Чаще всего незначительные. Изменилась секреция гормона роста, или цвет радужки. Гормонами и новыми стоп-кодонами он прекращал негативные процессы. Этого хватало ненадолго. Его исследования давно перестали быть чистой генетикой. Он погрузился в дебри квантовой химии и физики, робототехники и кибернетики, надеясь поддержать своё здоровье протезами и заменителями, если не дадут результата прежние меры. Он перестал считать поражения, ведь каждое из них вело его вперёд.

Журналисты пару раз брали у него интервью. История такой напряжённой борьбы за жизнь получила известность, его представляли какой-то мистической фигурой. Он открещивался, всё более запираясь в лаборатории, или у себя дома, не впуская к себе ни женщин, ни друзей. Он клеил танчики и самолётики, космические корабли и солдатиков. Красил их. Однажды, ему это надоело. Он изменил технологию. Может, ему захотелось почувствовать себя косплеером, но он начал изготавливать свою настольную армию промышленным образом. Эдакая Империя. Он ухмылялся, чувствуя приближающийся неминуемый конец. Ему было страшно, но окружающие видели только решимость. «Да не познают они страха!» - смеялся он.

Всё переменилось в один миг. Его болячки почти одолели его, у него начались проблемы с мышлением, голову раздирало от невыносимой боли, казалось, что его желания могут материализоваться. Только сила воли, воспитанная пятьюдесятью годами мучений, дала ему выдержать всё это. Он прозрел: сто лет исследований дали свой результат. Сначала над ним, как над задачей, трудился его отец. Многие говорили, что он безумец. Нет, просто приговорённый к бездетности жестокой болезнью одинокий мужчина. Тридцать лет труда, и у него появился ребёнок. Не жалкий клон, травмированное подобие с урезанной продолжительностью жизни и накопленными генетическими ошибками, а настоящий сын.

Счастье быть отцом не пришло без горя. Его первенец умирал. Он не мог понять причин. Организм отказывался поддерживать слабую жизнь. Остаток своей жизни он провёл в вечной борьбе за здоровье своего единственного наследника. Сын оправдал все надежды родителя. Он сражался ещё более мужественно и ожесточённо, заставив саму вселенную признать его право жить. Он вышел из лаборатории со слезами на глазах.

- Спасибо, Отец! - прокричал он с такой силой, что казалось сам воздух вокруг него вздрогнул, заставив дребезжать стёкла окружающих зданий. Он плакал, вспоминая отца, их совместные игры. Теперь он мог спокойно жить среди людей, но такая жизнь более не привлекала его. Ему нужны требовались задачи посложнее.

- Папа, а почему космодесантники такие большие?

Отец тогда замялся, не зная, как ответить сыну.

- Пойми, Император, хорошего человека должно быть много, - отшутился тот.

Пройдут тысячелетия проведённые в новых опытах и экспериментах, когда он будет раз за разом пытаться передать благословение своего отца человечеству, терпеть поражения снова и снова, пока не разгадает причину. Теперь он знал, почему космодесантники должны быть такими большими.

Каждый год на день отца он запирался у себя в кабинете и проводил время в уединении и воспоминаниях. Дети не понимали его, считая, что отец их не любит, отрезая от себя именно в этот праздник. Им было бы тяжело осознать, что у могучего и всесильного отца тоже был героический предок, которым он искренне восхищался, несмотря на все собственные достижения. Кажется, он опять задремал. Он решил найти своих детей собственной безграничной псайкерской силой. Странно.

- Робаут, ты спишь что ли?

- Нет, нет, отец, - пробормотал примарх Ультрамаринов и открыл глаза.

Небольшое размышление об этих двоих, вдохновленное Силой Подсознания - Диспенза Джо

Тот случай, когда рисунок создавался к тексту, а не как обычно.
Хотя, написано уже год назад, и веселого здесь не много, но вдруг я не одинока.

"Злобы и так предостаточно, брат. Но, разве, ты хотел бы быть таким, как Робаут? Может, Дорн? Сомневаюсь. У тебя была семья. Ты верный брат. Заботливый брат, желающий свободы своим близким. Без твоих близких тебе стало не о ком заботиться. О нашей родне заботиться не хочется, признаю. Но это не значит, что это никому не нужно. Вспомни, те чувства, когда ты мог о ком-то думать, кому-то помочь. Ты все время вспоминаешь Отца. Переживаешь заново, один и тот же день. Что для твоих тела и разума ни в прошлом, ни в будущем не осталось других дней и событий. Только несправедливое унижение, горечь, безвозвратная утрата и запертая в горле ярость. Одно мгновение, что оказалось в разы хуже гвоздей и растянулось на всю жизнь. Но разве Отец достоин такой памяти? С каких пор ты решил ставить его выше своих братьев-воинов? Как часто ты вспоминаешь не его, не последний день.. а именно их? До вашего конца, возможно, даже, до бунта. Ты помнишь тех, с кем ты был ребенком? Возможно, тот рык, когда защищали тебя от процедуры гвоздей. Ты помнишь их лица? Ты помнишь чувства при бое с достойным? Гордость, равенство. Когда стихали гвозди, и ты мог подать достойному брату руку. Голодные измученные люди, не способные на сон, кто-то из них мог противостоять тебе. Разве это не дороже, чем Отец? А тот день, когда вы вырвались из оков? Те чувства ты помнишь? Разве этот день не важнее дня предательства? Вспоминай то, что этого заслуживает. Отца запомнят многие... Но если ты будешь помнить о нём вместо своих близких, они погибнут. И на этот раз окончательно. Без тебя о них никто не вспомнит. Никто им не поможет, никто с ними не порадуется и хлеба с ними не разделит. Вся их честь и сила подвигов погибнет вместе с тобой. Та замкнутая цепь злобы и боли, что убивает тебя изо дня в день в честь памяти об Императоре того стоит? Вряд ли... Тебе есть за что поблагодарить Нуцерию. За то что не вырастила из тебя высокомерного ублюдка. За твоих братьев и сестер. Пусть в голоде и боли в тебе воспитали честь и товарищество, которые некоторым нашим братьям и не приснятся. Тебе вырастили люди, воины. И вырастили тебе человеком и воином. И ты никогда не будешь Отцовской гончей"
(Бусел Кий)