Сотни собрались в церкви для церемонии благословения винтовок AR-15.
Результаты поиска по запросу «
Пустое солнце
»
![л 1^1 Р'Ш S VJ Ml Р*" I f И ^ I i Щ*\ 1 1^1 P*eá'< ] 1 Г v 1 ídt\ i а- в irp ^ч M lili Шг Л - . ^oMn jy ^ i poAi fl flfl 1 ж V ' ■' «di тл 1 г^^И Л в,Wolfdog-ArtCorner,Warhammer 40000,wh40k, warhammer 40k, ваха, сорокотысячник,фэндомы,B1 Battle Droid,SW Crossover,Звездные Войны,Star](http://img0.reactor.cc/pics/post/full/Wolfdog-ArtCorner-Warhammer-40000-B1-Battle-Droid-SW-Crossover-5995872.jpeg "Wolfdog-ArtCorner,Warhammer 40000,wh40k, warhammer 40k, ваха, сорокотысячник,фэндомы,B1 Battle Droid,SW Crossover,Звездные Войны,Star Wars,Wh Crossover,Wh Other,Necrons,Rogue Trader,Imperium,Империум,Chaos Space Marine,Chaos (Wh 40000),Tau Empire,Tau, Тау")
Librarium Imperium Adeptus Ministorum Chaos (Wh 40000) Warhammer 40000 фэндомы
Позолоченный Империум
— Кольцо Бухариса, — произнес он нараспев. Его сокровище сверкнуло в руке — кольцо, черное, как мрамор, украшенное кроваво-красным камнем. — Теперь, — торжествующе сказал он, — теперь-то они узнают, какова на вкус наша месть.
Тенебрус надел кольцо на палец, мгновение любовался им, затем сказал Йенг:
— Молодец, молодчинка! Кар-Гатарр был прав, что не дал мне тебя съесть. — Он погрозил пальцем, словно забавляясь. — У нас есть все, что нужно, дабы положить конец этому дурацкому крестовому походу сына Бога-Трупа, верно?
— Значит, оружие магоса Ксиракса уже готово? — спросил Кар-Гатарр.
— Практически, — усмехнулся Тенебрус. Он пристально посмотрел на Йенг. — Ты уроженка этого мира, верно?
— Да, владыка.
— Тогда ответь, что ты знаешь о кардинале-отступнике Бухарисе?
— Нет так уж и много, владыка. Знаю только, что он важен для плана богов и был известен в прошлом, посему я смиренно отправилась на поиски его могилы.
— А, так ты совсем ничего не знаешь. Этого и следовало ожидать, потому что именно этого они и добивались. Заглушить голос истины, понимаете? — Он снова улыбнулся Кар-Гатарру. — Это и есть путь последователей Бога-Трупа. — Он обошел вокруг Йенг, жадно оглядывая ее с ног до головы. — Бухарис, юная леди, был кардиналом этого мира и правил им около четырех тысяч лет назад. Ты не найдешь его имени на Колонне кардиналов. Не найдешь ни в одном, даже самом секретном архиве. Скажи-ка, ты, конечно, в курсе, кто построил это восхитительное здание?
Йенг в замешательстве посмотрела на Кар-Гатарра, и темный апостол склонил голову.
— Владыка, его построили по проекту кардинала Аскломеда, — неуверенно сказала Йенг.
— Нет же! Нет! — ответил Тенебрус и предостерегающе поднял коготь. — Это тебе так сказали. Этот собор на самом деле построил Бухарис. Потому-то он и пришел к власти, — и без того чрезмерно широкая улыбка Тенебруса стала еще шире, — потому-то и пал. Когда-то Гаталамор был миром хотя и важным — как мир-резиденция кардинала, — но очень бедным. Несмотря на его выгодное положение в течениях моря душ, этот мир в значительной степени упускали из виду в пользу других, более развитых. Вот кардинал Бухарис и решил изменить положение, а для этого — привлечь внимание своего эгоистичного бога. Он возвел для Него храм — самый большой собор на сотни тысяч световых лет в округе. К несчастью для людей, которыми он правил, ему требовались рабочая сила и деньги. Они отдали жизни, чтобы обеспечить и то, и другое. Он погубил впечатляющее количество рабочих, чтобы обеспечить завершение строительства. Бухарис был превосходным оратором, так что люди шли на смерть за своего бога по доброй воле. Те же, кто отказался, или отправились на костер, или пустились в бега. Я полагаю, катакомбные банды, которых местные жители называют костоправами, — твои люди, да? Они произошли из того... трудного времени.
Тенебрус вскинул руки и развел их в стороны:
— Но собор все еще не был закончен. А планы Бухариса становились все грандиознее. Ему нужно было больше материалов, больше тел и больше денег. Когда он больше не смог ничего собрать с соседних миров при помощи дипломатии, он просто захватил их силой. Он брал все больше и больше, пока не создал целую империю, прежде чем это заметила прогнившая бюрократия Терры. О, до чего же хороша была эта империя, маленькая послушница! Вера последователей Трупа-на-Троне стала необузданной и обратилась против своего бога во имя блага лишь одного человека — кардинала Бухариса. — Он взмахнул рукой, и в воздухе возникли колеблющиеся сцены битвы. Имперские солдаты убивали друг друга, — все под знаменами веры, все с лицами, искаженными ненавистью…
— Конечно, это не могло длиться вечно. Терра реагирует медленно, но она реагирует. Бухариса поймали и убили, и Аскломед занял освободившееся место. Он был человеком тщеславным, пугливым и жирным, — продолжал Тенебрус, заходясь лающим смехом. — На самом деле кардинал скорее напоминал это здание. Но что он мог поделать? Разрушить его — ну нет, это же памятник Императору. Но и оставлять его в анналах истории с именем Бухариса Отступника было нельзя. А значит, сооружение изменили и заново освятили. Теперь с ним было связано имя Аскломеда. И чтобы его перестроить, погибло еще больше мужчин и женщин. Еще больше миров разорили, — но сделал это уже не Гаталамор, а Терра по воле Империума. Как и предполагал Бухарис, сюда отправилось множество паломников. Миллиарды. И они обогатили это место.
Тенебрус издал рычание, наполовину напоминающее кошачье.
— Основы, заложенные на слоях эксплуатируемых рабочих, политые кровью и засеянные горечью, — сказал Тенебрус, смакуя мысль. — Это ведь так прекрасно, правда ведь, маленькая послушница? Совершенно. Ведь последователи Трупа всегда сами себе сооружают виселицы, охотно прыгают в петли, а Пантеон улыбается, глядя, как они пляшут на веревке. Так вкусно. Видишь ли, у Бухариса не было иных мотивов, кроме как прославить своего бога, и все же своими стараниями он почтил богов Истинных. — После секундной заминки Тенебрус продолжил: — Скажи-ка, а ты знаешь, что стало с Бухарисом после смерти?
— Нет, владыка. — Йенг было не по себе от внимания Тенебруса. Как ни пыталась она скрыть страх, но Кар-Гатарр видел по движениям ее цепей, что ее бьет дрожь.
— Аскломеда выбрали главой совета, но новый кардинал вбил себе в голову, что дух Бухариса до сих пор жив и в этом мире. Он опасался, что бестелесное присутствие Бухариса запятнает его епархию. Ему посоветовали выставить растерзанные останки Бухариса на солнце, но Аскломед боялся, что это высвободит дух отступника. Может, он был и прав, поскольку при жизни Бухарис был весьма своенравным человеком. Вместо этого Аскломед предпочел захоронить Бухариса и гаталаморское кольцо власти глубоко под землей. — Он поднял драгоценный символ. — Вот это колечко. Аскломед, видите ли, отказался его носить. Ты видела ложные гробницы? Древние сооружения, которые оставили там в глубинах с обережными заклинаниями, наложенными на место упокоения Бухариса?
— Да, владыка. — Йенг кивнула: все это она встречала там, под землей.
— Все это дело рук Аскломеда. Незадолго до смерти он превратился в законченного параноика, но именно благодаря ему у нас и есть это оружие.
Тенебрус поднял сжатый кулак и алчно взглянул на добычу. В ответ рубин на кольце вспыхнул скрытым огнем.
— Как это — оружие, владыка? — спросила Йенг.
Кар-Гатарр и Тенебрус одновременно воззрились на нее.
— Маленькая послушница говорит без подсказок! Смело! Смело!
Тенебрус подкрался к ней и протянул паучьи пальцы, после чего схватил Йенг за лицо. Она вздрогнула, но не пошевельнулась, когда он повернул ее голову, изучающе разглядывая. Тонкий змеиный язык скользнул по губам: колдун попробовал ее аромат.
— Как же это оказалось оружием, маленькая послушница? Ответ таков... а вот как бы не так. — Он хихикнул. — Дух Бухариса все еще цепляется за этот драгоценный камень, но что он такое? Душа одного человека. Крупица в море. Кольцо на самом деле — просто безделушка в некотором плане. — Тенебрус отпустил Йенг. — Но, с другой стороны, это — символ. А символика важна для использования энергии варпа. Этот символ того, как один человек следовал вере и зашел настолько далеко, насколько только смог. А в вере, — в любой вере, — это всегда добром не заканчивается. Это символ того, как вера в ложного бога может быть обращена во службу для истинных богов. Скорби, моя юная леди, нужны символы, и это — один из величайших, который вообще можно найти.
Тенебрус беспечно всплеснул руками.
— Человеческие существа грубы и слабы, но в наших силах переделать себя в нечто большее. Это власть, которую отрицают Император и Его прихвостни. Он держит силу варпа для Себя, ибо Он — ревнивый бог. — Глаза Тенебруса ярко блеснули. — Император хотел бы, чтобы все человечество было рабами, чтобы лишить нас выбора, поскольку Он приближается к Своему апофеозу. Он хочет, чтобы люди были подобны сервиторам, да? Или как орки — служили единственной цели. Но мы же не орки, правда? Мы способны подняться над ограничениями, которые накладывают на нас другие. Мы — те, кто следует за Четверкой, — воистину благословенны, ибо узрели свет. — Он вновь ухмыльнулся. Игольчатые зубы блеснули под капюшоном.
Источник: Энди Кларк. Костяные Врата
Wh Other Wh Books Necrons Vargard Obyron nemesor zahndrekh Necron Lord lychguard Warhammer 40000 фэндомы
Фрагмент новеллы Отделённые / Severed за авторством Нейт Кроули, перевел Desperado
Сложно быть вангардом Обироном.
***
Крутанувшись со сверкающей косой, он увидел картину, которая наполнила бы его ужасом, не будь он целиком сосредоточен на предстоящей битве. С вершины камня, который осматривал Зандрех, на него взирало мерзкое змеевидное создание, около двадцати кубитов в длину: бледное, как кость, с пучком льдисто-голубых глаз и острыми мельтешащими конечностями. Как только пришелец встал на дыбы, выгнувшись дугой, и его жвала раздвинулись, Обирон взревел, призывая немесора вернуться, и ринулся к нему, намереваясь заслонить хозяина от причудливой твари. Но Зандрех даже не пошевелился.
— Сепа! — закричал он, когда зверь бросился вперёд, и с некоторым энтузиазмом начал гладить его по голове. Обирон затормозил на песке. Его протоколы осмотрительности выдали каскад ошибок, когда существо начало тыкаться носом в Зандреха. Как будто этого было мало, чтобы сбить варгарда с толку, по стоячим камням запрыгало второе такое же существо, волнообразно перемещаясь на двух дюжинах когтистых лапок, и повалило генерала на землю.
— Сата! Моя дорогая Сата! — Зандрех залился громким смехом, играясь с извивающимся чудищем, тогда как другой зверь слез вниз и принялся тереться усиками о лицо немесора. По мере того как разыгрывалась эта абсурдная сцена, в сознании Обирона начало кое-что проясняться. Это были не какие-то жуткие призраки м'ват, а предвестники кое-чего похуже.
Смирившись с тем, что он там увидит, некрон-телохранитель медленно повернулся к центру круга. И действительно, там высилась фигура, небрежно разглядывавшая при свете маяка безупречную кремовую пластину своей руки.
— Ну привет, варгард, — бросил Сетех.
***А до тех пор, чтобы не думать о предстоящем испытании, он рассматривал лич-стражей в ковчеге с ним, желая убедиться, что они готовы к бою. В этот отряд, яростно сверкавший, когда по бронированным панцирям его членов хлестал солнечный ветер, входили десять лучших бойцов немесора. Более того, они составляли личную фалангу Обирона и дрались с ним бок о бок в тысяче миров и пережили больше сражений, чем мог бы перечислить смертный историк.
И хотя они беспрекословно подчинялись ему и генералу, они не были одинаковыми, как рядовые солдаты флотилии. Каждый из этих элитных воинов щеголял царапинами, пятнами и вмятинами, которые предпочёл сохранить, несмотря на способность к самовосстановлению. Хотя за время долгого сна они растеряли гораздо больше остатков разума, нежели Обирон, они никогда не лишатся отголосков своего «я», и подобные отметины теперь замещали им личности.
Глядя на товарищей, варгард почувствовал скорбь, столь же глубокую, сколь и холод в его конечностях. Некоторых из этих ветеранов Обирон знал ещё со времён Ямы; он помнил, как тренировался вместе с ними, сражался плечом к плечу, делился пайками и шутками в траншеях. Вон Сабни, который первым взошёл на стену во время осады Рехмира и который вечно пересаливал еду. Там Пентеш, свалившийся пьяным после триумфа на Нахкте, и Мехай, горько плакавший, узнав, что потерял сыновей. А ещё был Неб — дорогой Неб — который однажды признался, что хочет умереть рядом с Обироном.
Желание бедного старого Неба так и не исполнилось, но его это не волновало, ведь он уже ничего не помнил. Никто из них ничего не помнил. Обирон в одиночку тащил на себе груз воспоминаний, и лишь он один знал имена, которые те забыли. Его давние сослуживцы превратились в стальных призраков, которые ни за что не признают в Обироне друга — лишь хозяина. И всё же варгард считал их братьями, и пока ковчеги мчались к поверхности планеты, он ощущал стук звёздной пыли по их безжизненным оболочкам, словно по своей.
***— Обирон, старина, — пробормотал немесор. — Я… они... они как мы.
— Конечно, как мы, милорд, — сказал Обирон, застигнутый врасплох. — Они сепаратисты. — Напоминать Зандреху о его же заблуждениях казалось непривычным, но за все годы Обирон никогда не слышал ничего похожего на неуверенность в голосе немесора.
— Но ведь... у них нет души, Обирон. Они похожи на нас, выглядят как мы, но что-то отняло их сущность. Они... отделены от нас.
Варгард молчал, но в этот раз не по привычке, а будучи совершенно ошеломлён тем, что сказал Зандрех. В этот раз старый полководец видел реальность как есть.
***Где-то за полночь связь с Зандрехом полностью прекратилась, и Обирон забеспокоился. На мгновение отвлёкшись от боя, он удалённо заглянул на мостик «Хорактиса» и на долю секунды испугался, что может найти там своего хозяина, безжизненно лежащим у ног Сетеха. Однако ему предстала картина едва ли не хуже, отвлёкшая его до такой степени, что штык неприятельского воина оказался на расстоянии вытянутой руки от его тела, прежде чем варгард наконец зарубил противника.
Зандрех выглядел морально сломленным. Опёршись на перила, он стоял, понурив плечи и склонив голову. Посох валялся на палубе, а рядом с ним — пустой кубок, который немесор всегда считал переполненным. И пока воины, подключённые к пультам управления на мостике, рассеянно наблюдали за происходящим, Обирон горевал.
***Юность Обирона прошла совсем иначе, чем у Зандреха: на песчаном дворе под палящим солнцем, вместе с тысячами других солдат, он тренировался под надзором жестокого ублюдка, который нещадно лупил его розгами, ибо предпочёл бы увидеть своих подопечных мёртвыми, нежели бездельничающими. В отличие от аристократов, которые являлись в этот мир, зная, что остальные некронтир обязаны выражать им почтение, солдаты рождались безымянными, и ради обретения личности им приходилось бороться.
У дворян, равных своим подданным лишь по безжалостно короткому сроку, отведённому им на этом свете, цель жизни заключалась в приготовлении к её концу. Вложении всех сил в создание наследия, чтобы потомки хотя бы помнили их по размерам гробниц. Солдаты же знали, лучшее, на что они могут рассчитывать, — это неглубокая яма в пустыне и, возможно, упоминание в чьей-то походной песне. Поэтому для таких, как Обирон, жизнь сводилась к тому, чтобы жить.
А жить хорошо для солдата — значит стать безупречным орудием чужой воли. Смерть была неизбежна, и её не боялись, тогда как жизнь надлежало продать как можно дороже. Достичь славы — самое плёвое дело, как любил повторять его сволочной инструктор по строевой подготовке: для этого требовалось лишь продолжать сражаться и не умирать. Вот и весь секрет.
***Задав себе направление в сторону недр гробницы, Обирон до предела замедлил собственное хроновосприятие и привёл в действие ряд тайных чувств, в том числе мощный алгоритм, до определённой степени наделявший даром предвидения. С такими улучшениями он мог драться, как бог, пусть и недолго, потому что каждое мгновение в подобном состоянии выжигало энграммные пути, навсегда истощая возможности его разума. Каждая секунда, проползающая в реальном времени, уничтожала его воспоминания, привычки и прочие индивидуальные черты, пока он не превратился бы в одного из окружающих его вурдалаков.
Хотя в привычном смысле Обирон не мог потерять сознание, в течение какого-то периода его измерительные преобразователи ничего не регистрировали, новые энграммы не кодировались, а хроновосприятие полностью отсутствовало. Так что, по сути, он действительно находился без сознания.
Оглядевшись, он обнаружил, что лежит на каменном полу в опалённой и заваленной обломками камере, в то время как неуклюжих Отделённых воинов повсюду сражают наступающие лич-стражи. Наполовину поднявшись на ноги, Обирон рухнул обратно на камень и только после этого вспомнил о своём нападении на командный узел. Тот факт, что он мог вспомнить хоть что-то, служило хорошим знаком: перенапряжение отняло у него не так уж много остатков разума.
На самом деле, проведя диагностику, он обнаружил, что его энграммы пострадали на удивление мало: всё, что он потерял, — память о вкусе и имя своего давно умершего отца. По жестокой случайности он не забыл имена членов фаланги, которая только что пожертвовала собой ради него, но Обирон счёл эти воспоминания тяжким бременем, которое он заслужил нести.
***Обирон не мог сказать, что разозлило его больше. То, что злодей, пытавшийся убить его хозяина, в неприкрытой форме пытался склонить его к тому же или то, что это начинало казаться разумной идей. Ярость вспыхнула в его энграммах, словно молния, и ему пришлось сдержаться, чтобы не стукнуть кулаком по столу.
— Кроме верности, у меня нет к Зандреху иных чувств.
— Верности, Обирон, или любви? Потому что если ты думаешь, что это второе, то ты бредишь, как и твой господин. Биоперенос отнял у нас способности любить — если мы вообще обладали ею. Такого понятия для нас не существует.
Потерявший дар речи Обирон задумался, не будет ли лучшим ответом пустить в ход лезвие его боевой косы, однако он сомневался, что спустя так мало времени после битвы в погребальном зале сумеет одержать победу — особенно учитывая ручных сколопендр поблизости и арсенал трюков, которым Сетех, без сомнения, обучился во время долгого грабежа пространства м'ват. Вдобавок, у него не было уверенности в том, что немесор не прав. Поэтому впервые за шестьдесят миллионов лет сражений Обирон решил бежать.
Он долго стоял рядом с повелителем, ожидая, когда же тот заметит его присутствие, но Зандрех не прекращал скрипеть пером. Наконец, спустя час, немесор заговорил, и сказанное им поразило Обирона, как выстрел из гаусс-пушки.
— Кто ты?
Обирон возвратился на передовую, кипя от гнева и негодования, хотя уже и не знал, на кого те направлены. Сразу по прибытии он ринулся в бой и повёл лич-стражей в неистовую атаку на защитников гробницы. Но с какой бы злостью он ни оттеснял противников, он не мог изгнать дурные мысли из головы. Возможно, старому генералу и впрямь стоило уйти на покой и не мучиться от приходящего к нему осознания своей истинной природы. Предательство, которое предлагал ему совершить Сетех, в какой-то мере стало бы величайшей услугой, которую Обирон мог оказать как своему господину, так и держателю трону Саутехов. Возможно, убийство Зандреха выступало своеобразным выражением любви к нему.
«Трудно сказать, — подумал Обирон, — когда у тебя больше нет сердца».
Tau Empire Wh Books Wh Other СПОЙЛЕР Warhammer 40000 фэндомы
Глюки Фарсайта из новой книги "Фарсайт: Империя лжи".
Зоркий взгляд поднялся на шесть метров в воздух, стараясь держаться за огромной безголовой статуей. Затем он снова взглянул на диск сверху, пытаясь разобрать образы в его не-свете.И заглянул прямо в ад.
Светящаяся энергия диска распространилась, заполняя всё поле зрения - не на экране его командного кокона, но его мысленного взора. Она заполнила его восприятие, пылающее видение, обрамлённое трясущимися щупальцами не-света, которые опутали его сознание и не хотели отпускать. Он почувствовал, как его лицо притягивают к озеру пузырящейся лавы, невыносимый жар обжигал ему не кожу, а сознание, не подготовленное к такой атаке.
Его захлестнули видения, брошенные в его разум какой-то злобной силой.
Он смотрел как многослойная реальность, белая, хромированная и прекрасная снаружи, тает словно расплавленный воск. Открывалась отвратительная скелетообразная пустошь. Он увидел сотни тысяч рабов тау, улыбающихся так сильно, что уголки рта кровоточили, окрашивая их зубы кровью. Они были прикованы светящимися цепями к рукам безучастных великанов, облачённых в робы гигантов в несколько сотен метров высотой, которые тащили своих рабов словно кукол сквозь пустыню разбитого стекла и кричащих ужасов.
Сотни улыбающихся тау погибали при каждом гигнтском шаге, но всегда находились тау, которые занимали их место, изрыгаемые трубчатыми каруселями, торчащими из земли. Каждый младенец был расфасован и
завернут в термоусадочную плёнку, похожую на что-то между яичным мешком акулы и упаковкой пайка. Крошечные тау внутри пытались выбраться, разрывая родильную плёнку трясущимися пальчиками. Как только они сбегали из своих полупрозрачных камер и вставали, луч резкого света бил в них, открывая им веки и проникая в разум. Становясь больше и старше с каждым мгновением, молодые тау пускали слюни, а затем улыбались. Они поднимали цепи с трупов, которые тащило по земле, открепляли их только для того, чтобы защёлкнуть ошейники с этими цепями у себя на шеях.
Неподалёку вассальные расы всех форм и размеров погонялись словно скот пустыми боевыми скафандрами, чьи распахнутые командные коконы истекали кровью. Тех из порабощённых рас, которые осмеливались на побег, расстреливались в спины плазмой, двойные лучи вылетали не из оружия, а из оптики скафандров, которые погоняли стадо.
Зоркий взгляд моргнул, его рассудок пошатнулся.
Столичный мир, Т'ау, был разорён войной, его изящные башни рушились в окрашенное красным марево дыма и пламени, когда алые скиммеры и боевые скафандры стреляли сверху. Горизонт прояснился, открыв бесконечную равнину горячей бронзы, пересечённую бурлящими реками крови. Шпили цивилизации Тау рушились словно дал'итанская глина, открывая огромные башни из костей и колонны из сложенных черепов. Некоторые были такими высокими, что исчезали из виду за облаками сажи и загрязнений.
Рёв далёкой битвы донёсся до его ушей. На переднем плане располагались группировки тау, разделённые на касты как во времена Монт'ау, каждая группа носила цвета и одежду оригинальных племён. Они больше не были объединены Высшим благом, словно смертельные враги они изливали друг на друга свою ненависть, будто одержимые манией в десять раз хуже, чем в Эпоху ужаса.
Кровь текла по сухой земле ручьями. На глазах Зоркого взгляда потоки поднимались в воздух, вливаясь во рты и глаза воинов касты огня, загоняя их в состояние ожесточённого безумия. Зоркий взгляд увидел себя среди них. Он был одет как воин-король, на его челе красовалась корона из костей, он победоносно кричал, душа одной рукой О'Шассеру, а другой О'Кайса.
Зоркий взгляд снова моргнул.
Пространство космоса сверкало, холодное и безразличное, прерываемое лишь невозможно огромной шестиугольной конструкцией, сооружённой вокруг дыры в пространстве. На гладкой скале перед ним толпа тау закричала от боли и ужаса, когда какой-то гротескный грибок вырвался из их конечностей, тел, а затем ртов и глаз, странные наросты переплетались в пульсирующую массу поражённой чумой плоти, которая смотрела на него сверху вниз. Прогорклый жир и токсичная мокрота лились с неба дождём, реки заражённой слюны стекали с синих губ существа, которое продолжало расти. Оно потянулось к шестиугольной конструкции и втащило себя в неё, затмив сотню тысяч солнц своими размерами, когда протискивалось через похожую на портал дыру в пространстве. Каким-то образом Зоркий взгляд знал, что по ту сторону дыры находилась колыбель цивилизации Тау, и что протискивающееся через неё богоподобное существо уже нельзя было остановить одной лишь военной мощью, как нельзя было остановить невидимую чуму ударом кулака.
Он снова моргнул.
Пейзаж измученной воспалённой плоти раскинулся насколько хватало глаз. Слепо спотыкаясь, на сбитых в кровь ногах плелись представители сотни различных инопланетных рас, обнажённые и растерянные. Возвышающиеся двуногие баллистические скафандры размером с небоскрёб шагали среди них, их изящные очертания и чистая геральдика септов скрывались трупами, привязанными словно абляционная броня к их конечностям. Их пилотировали ожерелья из мозгов, хранящихся в странных светящихся сферах. Гигантские машины выкрикивали фрагменты фраз, в которых Зоркий взгляд узнал обличительные речи касты воды, каждое тщательно продуманное слово и хитрый оборот подчёркивались одним и тем же ревущим рефреном - "ПРИСОЕДИНЯЙСЯ ИЛИ УМРИ!".
Когда инопланетяне пытались убежать, баллистические скафандры открывали по ним огонь, уничтожая тех, кто посмел отвергнуть их, в огненной буре, обращавшей их в прах на ветру. Там, где рабы останавливались, великаны тау подхватывали их когтистыми руками, затем подносили к своим телам, где рабов опутывали живые цепи, формируя очередной слой брони из плоти поверх чистой обшивки самого скафандра. Крики жертв, прикованных к титаническим боевым скафандрам, терзали разум Зоркого взгляда, симфония боли, которая отпечаталась в его душе.
Он моргнул.
Мир на Дал'ите. Каста аун собиралась, чтобы услышать слова Верховного эфирного, идущего через сады к огромным шпилям кристаллической крепости. Они размывались и смещались перед его взором, раздваиваясь, затем собираясь воедино, затем снова разделяясь, пока они оживлённо обсуждали мудрость, которую сейчас услышат. Кристаллическая крепость мерцала в вечернем свете, повёрнутая так, что её панели из отражающего материала, отбрасывали в воздух калейдоскоп образов. Каждый показывал суть вновь объявленной войны, нового злодеяния, нового акта предательства и манипуляции, из-за которых бесчисленное множество жизней изменятся к худшему.
Когда эфирные собрались, взявшись за руки, вокруг возвышающегося сооружения, последний кристалл упал, явив миру огромную тварь, синюю, розовую, пылающую варп-огнём с горящими глазницами и бормочущей пастью в груди, изрыгающей слова безумия на сотне тысяч языков. Эфирные подхватили его слова, смешиваясь друг с другом и становясь отражениями столь сложными, что показывали тысячу зон боевых действий, триллионы смертей, и всё это каким-то образом одновременно проникало в разум Зоркого взгляда.
Он моргнул.
Галактика вопила и рвалась по всей длине. Труды давно павших империй, которые сдерживали измерение по ту сторону реальности, были целенаправленно разрушены, выслежены и низвергнуты. Ткань реальности ослабла, истончилась, и, словно дамба, развалившаяся под бесконечными ударами, наконец разорвалась. Ужасающая правда об адском измерении была открыта, окрасив небеса зловещими оттенками фиолетового, розового и синего. Диск-портал на Артас Молохе был всего лишь единственной каплей яда по сравнению с океаном токсичного проклятия, поднимающаяся волна анархии, которая перевернёт историю галактики с ног на голову.
Ужасная уверенность проникла в разум Зоркого взгляда, скользкой от крови змеёй обвилась вокруг лобной доли. Это была не угроза, не ужасный призрак того, что могло бы произойти, если позволить победить злу в галактике.
Это была истина, и она была неизбежна.
Видения ускорились, врезаясь в его разум, становясь размытым пятном бесконечного движения. Он увидел, как каждая звезда в ночном небе превращается в сверхновую. Крошечные солнца гасли одно за другим, пока наконец неизбежная тепловая смерть вселенной не скрыла небеса насовсем. Во тьме остались лишь пылающий бог и его ненавистные братья, их безумный смех эхом разносился по безжизненной пустоте, пока они искали новые реальности для осквернения.
Ужасы громоздились в разуме Зоркого взгляда, лишая его сознания. Ослеплённый паникой он закричал в своём скафандре, неслушающиеся руки непреднамеренно увели Холодную звезду в штопор, и скафандр рухнул на испещрённую кратерами землю.
Затем, наконец, пришла блаженная тьма.
Librarium Chaos (Wh 40000) Slaanesh Emperor's Children длиннопост Warhammer 40000 фэндомы
Слаанеш, Темный Принц
Приветствую вахактор, я всегда хотел получить структурированную информацию о некоторых аспектах вархаммера, но из за раздробленности информации понял, что лучше попытаться сделать это самому и сделал небольшое исследование, в ходе которого я пришел к интересным выводам. Я составил для вас длиннопост о изучении Бога Хаоса Слаанеш, при этом я старался использовать свежую и проверенную информацию. Рассмотрев при этом незаезженные идеи, при этом я старался судить нейтрально. Все источники указаны в посте. Сразу необходимо отметить, при обсуждении некоторых концепций не стоит воспринимать их буквально. Варп пространство хаотично по своей природе и изменяется от разума, познающего его глубины.Истории, посвящённые исследованию сверхъестественной природы варпа, нельзя истолковывать буквально — ибо ни один рациональный разум не способен вместить истинного и вечно меняющегося знания о не-реальности. Обсуждая подобные рассказы, следует считать их аллегориями, наполненными метафорами упрощённого понимания и раскрывающими более серьёзные истины. (Horus Heresy Book Eight, Malevolence)
Как долго формируются боги?
Большим подспорьем в изучении Темного Князя является то, что мы можем приблизительно назвать время его рождения, однако сразу же встает вопрос, сколько же времени необходимо для формирования нового божества?
В случае с Принцем Излишеств, впрочем, как и с иными богами, это доподлинно неизвестно.
В варпе ход истории идет по-другому, ибо Имматериум не связан линейным временем, и события не происходят в строгой последовательности "причина - следствие". Как считают его божественные соперники, Слаанеш существовал всегда, и в то же время никогда не существовал вообще.(CDC 8ed)
В материальном мире все так же неоднозначно. Упоминается (CDC 8 ed), что первые ростки Темного Бога формировались на протяжении «многих поколений» древней империи Альдари. Доподлинно можно сказать, что самое активное формирование проходило в период с 25 по 30 миллениумы, именно в это время бури Имматериума огромных масштабов закрыли крупные районы Галактики и сделали невозможным варп путешествия. Однако, есть упоминание, что ближе к концу 22 миллениума практически на всех человеческих планетах за сравнительно краткий промежуток времени появились псайкеры (Warhammer 40000 RB 8ed). Является ли это прямым следствием зарождения нового божества - вопрос открытый.
Сила Слаанеш в сравнении с другими Богами
Принято считать, что Слаанеш является слабейшим из Пантеона, но сама природа Великой игры предполагает, что в вечно изменчивом Царстве Хаоса ничто не вечно. Главная сила Темного Князя в манипуляциях, но в отличие от своего брата Тзинча, замыслы которого направлены на разум и изменение событий, манипуляции Слаанеш затрагивают внутренние струны души. На это влияние так же указывают известные нам психосилы Слаанеш.
Бойтесь Тёмного принца
Из всех сложностей Великой игры самой выразительной пожалуй являются отношения между Слаанеш и его братьями-богами. Никто не может так разгневать Кхорна, как Повелитель невоздержанности, чьи земная роскошь и похоть бросают вызов влечению Кхорна к резне. Лишь мимолётного упоминания Слаанеш или его интриг достаточно, чтобы в царстве Кровавого бога начали извергаться вулканы. И хотя Кхорн единственный, кто враждебно относится к Тёмному принцу в открытую, Нургл и Тзинч тоже чувствуют себя некомфортно в его присутствии, несмотря на то, что в самой типичной иерархии сил Богов Хаоса Слаанеш находится в самом низу. Даже они чувствуют магнетическое притяжение его непревзойдённой харизмы, их одновременно привлекает и отталкивает от их младшего брата.
Отчасти это связано с тем, что все Боги Хаоса олицетворяют невоздержанность, которой славится Слаанеш: Кхорн - кровожадность, Тзинч - интриги, Нургл - распространение болезней. Всё это является одержимостью, которую Тёмный принц может подчинить своей воле малейшим шёпотом. В сознании каждого из братьев скрывается подозрение, что влияние Слаанеш быстро растёт, и что однажды Тёмный принц затмит их по силе. Благодаря этой мысли любой альянс с Слаанеш особенного недолговечен. В то время как это можно объяснить простым недоверием к тому, кто меняет стороны просто из прихоти, есть предположение, что соперники Тёмного принца боятся тайной силы, с помощью которой он имеет над ними власть. (CDC 8ed)
Темные Дары
Боги щедры на дары (природа которых требует отдельного рассмотрения) и Принц Излишеств не является исключением. Помимо широко известной скорости восприятия и движений, что автор этих строк склонен считать как аллюзию на стремительность расы, породившей эту сущность, стоить рассмотреть такой аспект как отношение к боли.
В отличие от последователей Бога Чумы, которые к боли практически нечувствительны, мучения слаанешепоклонников являются еще одним ощущениям, которое стоит принимать и получать удовольствие. Предположу, что мазохизм имеет и божественную природу и физическую. В качестве примера стоит привести воспоминания Савоны, человеческой женщины, сумевшей высоко подняться в иерархии варбанды Детей Императора.
Когда-то она восхищалась ими — они казались ей вершиной мироздания. Ангелами, сошедшими с небес в образе людей. Когда они пришли в ее маленький агромир в поисках рабов и припасов, она отправилась с ними по доброй воле, словно невеста — в измазанном кровью платье из кожи своей же семьи. Она принесла в жертву сердца родных и стала служанкой легиона, который забыл, для чего это вообще нужно. Она носила золотой шейный обруч и испытывала боль и наслаждение — столько наслаждения и боли, что одно переходило в другое, пока она не перестала их различать.(Фабий Байл. Повелитель клонов)
Важный факт, поклонение Слаанеш усиливает все существующие телесные и духовные ощущения, причем изменения происходят на биологическом уровне
Я следил за ним посредством Искусства, видя не плоть и кости, а переплетающуюся карту нервов и ощущений в сознании. Теперь стало заметно незримое прикосновение Младшего Бога, проявившееся в нейронной паутине чувств и эмоций внутри тканей мозга. Чем он наслаждался. Чем больше не мог наслаждаться. Каким образом каждое чувственное переживание вплеталось в отдельное откровение удовольствия. Как ему было достаточно сделать кого-либо беспомощным, чтобы его пальцы дрожали от восторга. Как последний вздох врага становился сладчайшим из ароматов, а кровь, протолкнутая последним ударом сердца противника, – лучшим из вин. (Коготь Гора)
Является ли это следствием божественного касания или же это воплощенное варпом желание? Ответить однозначно невозможно. Однако с уверенностью можно судить, что эта еще одна аллюзия на другой аспект расы Альдари – невероятную чувственность по сравнению с иными расами.
Также стоит отметить направленность милостей Темного Принца в сторону обольщения и харизмы. Встает вопрос, являются ли эти дары метафорическим воплощением известной холодной красоты эльдар? Для примера предоставлю описание темного дара, Лика Слаанеш.
Обличие Тёмного князя Хаоса одновременно совершенно чудовищно и до боли прекрасно – по крайней мере, на взгляд простых смертных. Не мужское и не женское, не человеческое и не чужацкое – это лицо порабощает душу и подавляет все остальные желания. По сравнению с ним любое другое – безжизненная маска. Черты, что обретает еретик, лишь немного напоминают лик Князя наслаждений, но все равно порабощают каждого взглянувшего своим тёмным очарованием. (BC RB)
Любопытный факт, неоднократно замеченный в книгах, у слаанешепоклонников буквально текут слюни от возбуждения и предвкушения при виде эльдар, а их кровь считается лучше любого вина.Все последователи Князя Наслаждений готовы на многое ради неповрежденных камней душ эльдар, а практически гарантированным вариантом апофеоза является поглощение огромного количества эльдарских душ. Всё вышеперечисленное можно считать еще одним милостью Младшего Бога.
Песнь Слаанеш
Чрезвычайно любопытным аспектом Слаанеша является его Песнь. Я склонен считать, что это явный намек на артистический аспект цивилизации Альдари.
Песнь. Трансцендентный гимн, охватывающий созидание и разрушение, жизнь и смерть. Песнь Хаоса и самой Вселенной. Композитор коснулся музыки самого молодого бога и взвалил на свои плечи бремя заботы о ней, добавляя ноты и движения к бесконечно кричащему гобелену. (Люций. Вечный клинок)
Довольно сложно однозначно утверждать, представляет собой Песнь. Является ли это особым ритуалом избранных верующих (слышать зов Песни в душе могут очень немногие), усиливающим Темного Принца или же реальный аспект, от которого зависит существование целого бога. Один из отрывков, описывающих это явление показан в другом посте http://wh.reactor.cc/post/5143958 , другой, более подробно раскрывающий теологическую сторону предоставлен ниже.
Песня никогда не прекращалась, бесконечно струясь по затвердевшей варп-энергии и наполняя какофонов ее отголосками. Снова и снова она курсировала по этой петле, становясь вдвое громче с каждым циклом. Песня совершенствовалась с каждой новой нотой, становясь все более похожей на ту, какой она должна была быть.
Очень скоро он и его братья даже могут слиться с ней, как хормейстер Элиан много веков назад. Он пропел им путь к коварным эльдарам — путь, по которому они шли и сейчас. Элиан был поглощен песней, съеден изнутри ее мощью. То была протопеснь. Расщепляющая песнь. Песнь, что могла расколоть Вселенную или спасти ее. Песнь рождения и смерти.
То была песнь Слаанеш, начатая в день зачатия Темного Принца и с тех пор непрерывно исполняемая избранными хорами. Начали ее когда-то альдари, и их призраки до сих пор пели ее в глубине Паутины. У Рамоса и его братьев тоже была в ней своя партия. Они добавили свои голоса к хору мертвых, потерянных и проклятых, разделенных во времени. Участники вселенского ансамбля пели в абсолютной гармонии друг с другом, несмотря на огромные пропасти бытия, разделявшие их, разграничивавшие прошлое, настоящее и будущее. Они пели, чтобы Темный Принц существовал в самом начале и продолжал существовать до самого конца. Пели, чтобы солнце могло взойти завтра и неизменно вставало вчера.
Если бы песня затихла, Слаанеш мог перестать существовать. А без Слаанеш не могла длиться и сама песня, словно ее никогда и не было. Рамос не мог себе этого представить, и его разум отгораживался от столь чудовищной фантазии. Не будь песни, он бы никогда не сломал Лунные ворота, а Фулгрим никогда не взял бы в руки лаэранский клинок.
Без этой чудесной песни его жизнь, вероятно, утратила бы всякий смысл, он был бы всего-навсего еще одним безликим воином среди легиона таких же, как он. Очередной позабытый «пока-не-мертвый». Нарастающее разочарование в этот неправдоподобный миг придало дополнительную силу его голосу, и он вытянул руки перед собой. Встроенные в ладони его перчаток звуковые излучатели завели нестройную рапсодию.
— Да не буду я скован и посажен в клетку. Да не стану рабом я, — его слова безудержно рокотали в воздухе, побуждая хор прилагать больше усилий к исполнению. — И не угаснем мы. Мы будем петь. Мы всегда будем петь. Мы будем продолжать петь, даже когда упадет последний занавес. Пойте, братья мои. Пойте! (Фабий Байл. Повелитель клонов)
Важно, что способность воспринимать Божественную Песнь – это не привилегия нойзмаринов, такой же способностью обладал слаанешитский колдун в варбанде Люция Вечного, известный как Композитор. Вероятно, по причине неспособности «петь» как какафоны Слаанеш, или же по собственному видению, он пришел к нестандартному решению этой проблемы. Это решение, что иронично, очень напоминало псионический Хор Астрономикона.
Люция встретил хор криков. Люди выстроились вдоль стен, их удерживали ужасные конструкции, похожие на пауков из хрусталя и потускневшего серебра. Им ампутировали конечности, обрили, а в некоторых случаях содрали кожу, и всё, что осталось от жертв, было оболочкой истерзанного мяса с умоляющими глазами, блестевшими от слез в розовом свете факелов. Черви нефритовой энергии прошивали их сырую плоть, и они кричали от боли всё громче и мучились всё сильнее по мере того, как их страдания переходили на новый уровень.
Конструкции двигались в разные гнезда по стенам в леденящем танце, выстраивая вопящие тела своих пленников в изменяющиеся тошнотворные узоры. Они образовывали сбивающие с толку руны, которые вызывали зуд на теле и жгучие черные слезы у Люция. Машинные мандибулы зажимали и широко растягивали рты жертв, из которых вырывался пар, оседая кристаллами инея под свечение коронных разрядов. Они беспрерывно визжали, их лица застыли под искусно выполненными масками из фарфора и потускневшего золота. Из нарисованных на масках улыбок тянулись трубки, сверкая варп-инеем, они соединялись, переплетались, подобно паутине вокруг спиральной башни в центре зала. (Люций. Вечный Клинок)
Выводы.
Я не сторонник идеи о том, что Темные Боги были сформированы человечеством, потому что считаю, что в такой огромной галактике влияние одной малочисленной примитивной расы ничтожно и оставить мощный след в варпе люди были неспособны. Однако в случае со Слаанеш аэльдари сыграли как минимум фокусирующую роль, что оставило серьезный отпечаток на сущности Темного Князя. Практически все аспекты физиологии и культуры аэльдари нашли свое отражение в этом божестве и это подводит нас к жутковатым выводам. Люди ожидающие рождения Звездного Дитя даже близко не представляют, что за чудовище может породить человечество. По своей природе варп искажает в темную сторону даже самые прекрасные эмоции смертных и фокусируют влияние именно на темной стороне. Что способны породить ксенофобные, страшащиеся всего чуждого люди? Вопрос открыт, но боюсь, ничего хорошего человечество не ждет. Впрочем, это лишь мнение автора
Глупцы вопрошали: «Почему Темная эра технологий закончилась падением человечества?», другие глупцы отвечали: из-за «Безрассудства», «Гордыни» или «Поклонению прогрессу», как будто эти понятия сами по себе имеют какой-то смысл. Для мудреца ответ прост. Это случилось из-за того, что человечество, наконец, получило в свое распоряжение знания для воплощения в жизнь своих грез, а во всем мироздании нет ничего темнее грез людей».
Вступление к «Изумрудному Завету», запрещенная работа техноархеолога Синеция Торна М29
