Легионы в ереси хорусе

Ваш любимый персоонаж цикла Ересь Хоруса.

В настоящее время вышло уже достаточное количество книг по НН, и мне стало интересно какие же симпатии нашего сообщества, кто же на ваш фаворит в этом цикле? За кого вы переживаете, и ждете каждой следующей книги серии, что бы узнать его судьбу. Персонажи могут быть любыми, начиная от смертных и заканчивая Примархами и даже самим Импи. Это могут быть уже и погибшие персонажи такие как Саул Тарвиц например, или ксеносы и еретики. Есть одно главное правило, это должен быть персонаж именно Ереси Хоруса.
Например, мне больше всех интересна судьба Хоруса Аксиманда, характер этого персонажа все больше раскрывается от книги к книге. Он верен Хорусу, но это не лишает его чести, там, где все легионеры как Сынов Хоруса так и остальных легионов предателей раскрыли все свои темные стороны, он остался прежним, он просто безоговорочно верит во все что говорит Хорус, а как иначе ведь это он его отец, а Аксиманд один из его любимейших сынов. Но он не жестокий мясник как Абаддон, не унылое говно в которое превратился Локен, он практически со слезами на глазах убил Тарика ибо не желал этого и люто ненавидел Локена ибо из за него морниваль развалился, но он все больше сомневается в правильности своего выбора, и это не может не радовать.
Итак друзья ваши предпочтения, хотелось что бы Ваш ответ был раскрыт, почему и чем именно вас зацепил тот или иной персонаж ереси.

Мортарион проти Хана

Взято у Аrt of War

Он должен был быть мертв. Это должно было закончиться давным-давно, Джагатай остался бы лишь кровавым пятном разорванной кожи и фрагментами доспехов на полу. И все же, невероятно, он всё ещё был жив, всё ещё сопротивлялся. Должно быть, обе его руки были сломаны, сросшаяся грудная клетка раскололась, меч был зазубрен и затуплен, и все же он продолжал сопротивляться.
Наблюдать за этим приносило практически физическую боль . Примарх Пятого снова на коленях после того, как его швырнули через половину посадочной площадки, изо всех сил пытаясь подняться. Кровь, вытекающая из каждой прорехи в броне, была такой обильной, что невольно задаешься вопросом, сколько ещё её могло остаться внутри него. Целые части его пластины из слоновой кости свободно болтались на похожих на сухожилия ремнях, хлопая, пока он шатался.
И несмотря на всё это, он продолжал говорить. Поток мелких насмешек и пренебрежения не прекращался. Даже когда Мортарион обрушил на его помятый шлем град ударов, впечатал его глубоко в разбитый рокрит, колкости продолжали слетать с губ Джагатая, иногда едкие, иногда жестокие, иногда просто детские.
— Просто сними эту чёртову маску. Я хочу видеть твое выражение лица, когда я убью тебя.
— Твоя вонь хуже, чем на Улланоре. А тогда она была просто невыносимой.
И тот, что ранило сильнее всего, при всей своей очевидности.
— Я должен был сразиться с Магистром Легиона. Я должен был сразиться с Тифоном.
Это было по-детски. Это было ниже их обоих. К тому времени Мортарион забыл про гнев и излучал своего рода презрительную усталость. Впереди его ждали более великие свершения. Эта мелкая драка не должна была иметь значения. Всё должно было закончиться давным-давно. Энергия по-прежнему пульсировала в его организме, словно сырой прометий, варп по-прежнему оживлял каждое его движение, его армии по-прежнему удерживали свои позиции против неуверенной атаки Белых Шрамов, но теперь это бесило его, сводящая с ума преграда на дороге, которую просто невозможно было убрать.
Поэтому он вернулся в бой — два больших шага, чтобы набрать момент, а затем действительно жестокий удар наотмашь Тишиной, который сорвал шлем Джагатая с его головы и заставил его тело взметнуться вверх. Хан снова рухнул на палубу, распластавшись на спине, каким-то образом удерживая свой хрупкий клинок, даже когда Мортарион навис над ним, ударив древком косы в незащищенный живот врага. Джагатаю удалось увернуться в последний момент, но Мортарион нанёс ему сильный удар ногой по лицу, сломав нос и скулу.
Полуслепой и контуженный, Джагатай взмахнул своим клинком, зацепив Тишину и вырвав её из хватки Мортариона. Выпустив древко из рук, Мортарион резко рухнул вниз, яростно молотя бронированными перчатками, нанося удары по горлу Хана, по его груди, по его изуродованному лицу. Сжатые кулаки летели один за другим, едва сдерживаемые руками Джагатая, разрывая остатки этого прекрасного лакированного керамита и заливая их обоих новыми сгустками горячей крови.
Хан ни на секунду не переставал сопротивляться, но теперь это превратилось в по-настоящему жалкое зрелище. Он поймал один из кулаков Мортариона, но другой вонзился ему глубоко в живот, разорвав что-то внутри. Джагатай попытался подняться, но Мортарион пренебрежительно швырнул его вниз, сломав ему позвоночник. К тому времени они оба ревели, Мортарион от неудовлетворённой ярости, Хан от агонии. Вот до чего они дошли – драться на заброшенном космопорте, словно бадиты с мира-улья, избивая и терзая тело перед собой, пытаясь разорвать его на части голыми руками.
Отпрыски Императора, повелители галактики.
Тяжело дыша, чувствуя, что его сердце вот-вот разорвётся, Мортарион наконец прекратил шквал ударов. Первая боль от изнеможения пробежала по его рукам, его зрение немного поплыло. В конце концов, в нём всё ещё было что-то смертное, что-то, что могло познать усталость. Он болезненно встал.
Джагатай ещё дышал. Каким-то образом среди болота запекшейся крови, которое когда-то было гордым ликом, воздух всё ещё всасывался, слабо пузырясь среди плавающих осколков костей.
Мортарион заковылял к своей косе, снова поднимая её, готовясь положить конец гротескному зрелищу.
— Я думал, ты будешь танцевать, — снова сказал он, искренне озадаченный. — Ты просто… принял всё. Ты потерял рассудок?
Джагатай начал кашлять, посылая новые кровавые струи на развороченную землю. Его разбитая перчатка все еще сжимала рукоять клинка, но рука, должно быть, была сломана во многих местах. Мгновения спустя, пока он плёлся назад, Мортарион понял, что звук был горьким смехом.
— Я… впитал, — прохрипел Джагатай, — эту… боль.
Мортарион остановился.
— Что ты имеешь в виду?
— Я… знаю, — сказал Джагатай, его голос звучал невнятно.
— Терминус Эст. Ты… сдался. Я… нет.
И тут он усмехнулся — его разбитые губы, ободранные щеки, его единственный видящий глаз скривились в искреннем, злобном удовольствии.
—Моя выносливость… превосходит твою.
Так вот во что они все верили. Не в то, что он сделал то, что должен был. Не в то, что он пожертвовал всем, чтобы сделать свой Легион непобедимым, даже страдая от позора использования Каласа в качестве инструмента, даже обрекая себя на постоянную душевную муку демонизма, чтобы никто, даже его отец, не смог отменить это изменение.
Они верили в то, что он был слаб.

Ярость Мортариона хлынула наружу. Он поднял Тишину двумя руками, направив острие на смеющегося Хана, больше не думая ни о чем, кроме того, как коса пронзает грудь противника. И поэтому он не заметил, как Хан жал рукоять меча, мерцание белой стали, стремительный толчок от палубы и взмах мастерского клинка. Белый Тигр вонзился глубоко под единственный сегмент брони Мортариона, который Хану удалось выбить, посылая вспышку боли прямо в его напряженный торс.
Тишина не попал в цель, когда Мортарион вздрогнул от удара меча. Мортарион отшатнулся, из глубокой раны сочилась кровь. И тут, к его удивлению, Хан снова поднялся на ноги, всё ещё истекающий кровью, всё ещё израненный, но уже приближающийся к нему. Мортарион, внезапно усомнившись даже в показаниях своих чувств, пошатнулся, снова вступив в контакт, делая то же, что и раньше, — бросаясь прямо на врага, доверившись своей колоссальной силе, — и только тогда осознал, насколько он был истощён тем, что произошло раньше.
И тогда – тогда – Хан начал танцевать. Никакой красоты в этом не было, её у него отняли, но всё с той же неземной плавностью, с этой завораживающей силой, кажущейся застывшей на одном месте, навлекающей на себя удар, только для того, чтобы оказаться в ширине ладони от тебя, ровно настолько, чтобы пробить твою защиту и отрезать кусок от тебя. Он всё ещё мог это сделать. У него ещё что-то осталось.
— Когда мы проделываем это с нашими кораблями, — прорычал Хан, уже не смеясь, а теперь смертельно серьёзно, — мы называем это зао. Долото.
Мортарион неуклюже взмахнул косой и промахнулся. Клинок дао снова ударил его, оставив глубокую рану на вытянутой руке.
Изменение было завораживающим. Хан всё ещё был на грани смерти, всего в одном хорошем ударе от уничтожения, но он снова двигался, всё быстрее и быстрее, поскольку физиология примарха делала то, для чего была предназначена: поддерживать его жизнь, поддерживать его клинок в рабочем состоянии, поддерживать его в бою.
Мортарион зарычал, снова замахиваясь косой, чувствуя, как кричат его усталые мышцы, хотя его разум содрогнулся от осознания всего происходящего. Он должен был предвидетьэто. Ему не следовало вестись на эти подколы.
Их клинки снова столкнулись, зарычав во взрыве смешанных детонаций варпа, и они оба пошатнулись от удара, едва удерживаясь на ногах.
Он получил повреждение. Это ранило его.
И Хан оправился быстрее, его сломанные лодыжки каким-то образом пронесли его по развороченной земле быстрее, чем Мортарион успел среагировать. Когда дао снова лязгнул о косу, брызнула кровь, но это была уже не только кровь Джагатая.
Мортарион развернулся на пятках и отбросил Хана. Примарх упал, но он снова встал, шатаясь от катастрофических травм, словно пьяный, на опустошённом лице застыло мучительное выражение, но он всё ещё боролся с ужасающими повреждениями. Словно какой-то злобный дух оживлял его сейчас, подталкивая его истерзанное тело вперёд, пока оно не достигло необходимого искупления.
Меч вращался быстрее, расплываясь в двоящемся взоре Мортариона, и его было трудно остановить. Двое из них обменялись сокрушительными ударами, срывая куски бесценной боевой брони, разбивая фиалы, разрывая кабели и цепи. Их плащи были разорваны в клочья, их убранство уничтожено, их обнаженные тела выставлены напоказ в пятнах крови, полотнах содранных мышц, их притязания отброшены назад к изначальной истине — что они были диким оружием, пронумерованными клинками невольного бога.
Мортарион всё ещё был больше. Он по-прежнему был сильнее, чем больше черпал сверхъестественных даров, но теперь всё, что он чувствовал, было сомнением, сотрясаемым безжалостной яростью человека, который никогда не был чем-то большим, чем легкомысленным, самоуверенным и ненадёжным. Всё, что Мортарион мог сейчас видеть, это тот, кто хотел убить его — кто сделал бы что угодно, пожертвовал бы чем угодно, сражался бы с собой до предела своих физических возможностей, уничтожил бы своё тело, своё сердце, свою душу, просто ради удовлетворения своих клятв, которые он дал в пустоте.
— Если ты знаешь, что я сделал, — закричал Мортарион, продолжая сражаться сквозь этот холодный туман нерешительности, — тогда ты знаешь правду, брат — я больше не могу умереть.
И тут словно был дан сигнал. Окровавленная голова Хана поднялась, остатки его длинных волос свисали спутанными локонами.
— О, я знаю это, — пробормотал он с самым полнейшим презрением, которое когда-либо проявлял. — Но я могу.
Затем он бросился вперёд. Его сломанные ноги всё ещё несли его вперёд, его сломанные руки всё ещё держали его клинок, его наполненные кровью лёгкие и продырявленное сердце всё ещё давали ему достаточно силы, и он подошёл ближе.
Если бы он был в лучшей форме, то этот ход было бы трудно отразить, но он уже был немногим больше, чем трупом, сшитым силой воли, и поэтому Тишина поменяла положение, поддев Хана под лишённое брони плечо, и пронзая его.
Но это не остановило Хана. Парирование было замечено, запланировано, и поэтому он просто продолжал наступать, протащив себя по всей длине лезвия, пока коса не выступила из его разорванной спины, а Белый Тигр плотно прижался к шее Мортариона. На мгновение их лица столкнулись — теперь оба трупы, обескровленные, лишённые жизни, существующие только как маски чистой мести. Всё их величие было сорвано, разбросано по утилитарному рокриту, остались только желание, насилие, грубая механика презрения.
Это заняло всего долю секунды. Глаза Мортариона расширились, когда он понял, что не сможет вовремя отшвырнуть брата. Глаза Хана прищурились.
— И в этом разница, — выплюнул Джагатай.
Он полоснул своим дао, аккуратно перерезав шею Мортариону во взрыве чёрной желчи, прежде чем рухнуть в варп-взрыв, который ненадолго превратил посадочную площадку в самый яркий объект на планете после измученной души самого Императора.

Последние спойлеры к "Мортис":

-Зиндерманн и Маурер освобождают Киилер из чернокаменной тюрьмы. Киилер сопровождают под конвоем, но на конвой нападают и Киилер похищают.

-Олл и его команда встречают демона в центре Рая. Джон использует энунцию, чтобы уничтожить его. Рейн из команды Олла погибает. Затем они с боем сбегают от Детей Императора. Литу убивает нескольких. 

-По пути им встречается женщина в красном - Актея - и сопровождающий её космодесантник. Та самая Актея, которая провела Лоргара, Зарду Лаяка и Несущих слово через Паутину во дворец Слаанеш, где те нашли Фулгрима. Та самая Актея, которая науськала Зарду Лаяка против Лоргара, после чего Лоргара побили, унизили и прогнали из Ереси. (Возможно это сама Кирена Валатион) Сопровождающий её космодесантник - это альфа легионер, который знаком с Джоном Грамматикусом. Актея против и Императора и Хоруса. Она знает, как подобраться к Хорусу. Джон пытается убедить всех, что её надо убить, но Олл соглашается пойти с ней. 

-На участке стены, на котором находится Катсухиро, погибает командующий из кровавых ангелов. Перед смертью он передаёт командование Катсухиро, потому что тот, благодаря своей вере в Императора, никогда не отступал и не бежал. 

-*Длинное описание битвы титанов, где все мочат всех, Имперские кулаки прыгают по титанам, минируют их и взрывают щиты*

-Шибан наконец добирается до лоялистов. Офицер, которого он защищал, погибает от ран, но ребёнок выживает. Шибан задерживается на некоторое время с Катсухиро, а затем идёт дальше. 

-Селенар освобождают Базилио Фо из чернокаменной тюрьмы. 

-Олл и его команда сбегают из Рая. Они направляются ко дворцу на лихтере, который предоставила Актея. 

-Тёмные ангелы захватывают Полую гору. Теперь им требуется найти способ реактивировать Астрономикон. Вассаго говорит, что возможно он сможет помочь. Он утверждает, что в калибанских знаниях есть способ, который поможет. 

-Тёмные ангелы связываются с бастионом Бхаб и сообщают, что взяли Полую гору. Радость лоялистов была недолгой, ведь Корсвейн сказал, что привёл лишь 10 тысяч своих людей, остальной легион всё ещё на подходе. 

-Архам докладывает, что Легио Мортис прорвались, а глава Легио Игнатум погиб. 

-Дорн отзывает Сигизмунда и своих людей. Открывает общую вокс-сеть дворца и сообщает всем защитникам, что наступила последняя фаза боя. 

-Катсухиро и его солдаты всё ещё на стене в ожидании следующей атаки хаоситов. Он верит, что однажды дворец отстроят, и люди узнают о том, что здесь случилось лишь из историй. 

-Вассаго в тёмном переходе встречают лютеранцы. Они недовольны тем, что Вассаго спас Корсвейна и выдал секретные тайны Ордена в попытке разжечь Астрономикон. Ещё больше лютеранцев окружают его. Один космодесантник выходит вперёд, и Вассаго в шоке узнаёт его. Это тот, кто был оставлен на Калибане, и кого не должно быть здесь. (Возможно это Сайфер). Таинственный космодесантник приказывает остальным схватить Вассаго, когда тот готовится к бою. 

-Легио Мортис подходит к меркурианской стене. Диэс Ире подходит к основанию стены и смотрит на дворец, издав боевой клич. 

-Император слабеет. Перед ним предстаёт Хорус, могущественный и царственный. Теперь Хорус может подойти к Императору и даже дотронуться до него. Император практически исчерпал силы, которые сдерживают орды хаоса.

Ещё отрывок из Отголосков вечности про Магнуса и Вулкана.

В дополнении к посту https://joy.reactor.cc/post/5311357

Ты готов меня выслушать?



Вулкан кивнул.



– Прекрасно. Я хочу, чтобы ты понял, брат. Империум – это ложь, которую мы приняли, чтобы хоть как-то определить своё место в реальности, с которой боимся столкнуться. Мы твердили друг другу, что Империум необходим, что мы делаем то, что должно. Твердили, что любой другой вариант оказался бы хуже для человечества. Но никто даже не предлагал посмотреть на всё со стороны. Наш Отец – тиран, и из всех ты должен был увидеть это первым. Наш Империум построен на лжи потенциального бога и жестокости Его крестового похода. Стал бы вообще великодушный монарх подстрекать людей к крестовому походу? При Императоре мы увековечили эту священную войну, которая высосала ресурсы из миров и унесла миллиарды и миллиарды жизней. Мы тратили людские души, как дешёвые монеты, и всё потому, что один человек сказал, что мы должны это сделать. Сколько культур мы уничтожили, Вулкан? Скольких мы ассимилировали и лишили жизненных сил, заменив их инновации нашим конформизмом? Сколько знаний мы уничтожили, потому что Отец решил, что никому не дозволено их изучать?



Вулкан обдумал слова брата. Планета катилась дальше, вполне размеренно, несмотря на астрономическую скорость. Здесь он уже не был ранен. Он носил свои доспехи, однако они были невредимы, не было изломанных кусков керамита, разбросанных по мосту.



– А, значит вот как оно заставило тебя думать? – Вулкан заранее знал ответ. – Существо, что пробралось в твою душу и отложило там свои яйца. Создание, что дёргает тебя за ниточки. Обещало ли оно знание? Изображало ли Императора как смерть просвещения?



За Магнуса ответило его выражение лица. Длинные рыжие волосы опустились, обрамляя лицо, и колдун откинул их с щёк.



– Имперская Истина – ложь. Созданную нами империю уже не реформировать, её можно лишь разрушить. В насилии она была рождена, в насилии же должна встретить конец. Как ты не понимаешь этого? Стоит только очистить доску, и мы сможем начать всё сначала, с незамутнённым взором, осознавая истины Вселенной.



– Выходит, это твоя принципиальная позиция, – сказал Вулкан. – Полагаю, по твоему мнению, всё, что ты сотворил, и всё, что сотворил Хорус, может быть оправдано.



Магнус резко повернулся.



– Я? Это я должен что-то оправдывать? Каждый раз, когда на меня нападали, я лишь защищался. Каждый раз, когда они пытались заставить меня замолчать, я старался высказать своё мнение. Империум щедро наказал мой легион, окутав нас своим лицемерием подобно погребальному савану. Мы лишь дали отпор.



Вулкан встретился взглядом с Магнусом, увидев в нем железную уверенность. Всё было бесполезно, он понимал это, но слова всё равно вырвались наружу.



– Взгляни же на ужасы, что вы обрушили на Терру. Массовые убийства, мутации. Магнус, ты принимаешь участие в вырождении своего вида… Ты не можешь и в самом деле думать, что не сделал ничего плохого. Даже ты, брат. Даже ты в своем высокомерии не способен и в самом деле верить, что это оправданно.



– Необходимость оправдывает всё. А всё, что сейчас происходит, необходимо. Без этой первозданной силы, без Хаоса наступит застой. Невежество вместо просветления, существование вместо жизни. И не я писал законы нашей вселенной, брат. Осознание истины не принесло мне радости. Но прятаться от неё я не намерен.



Вулкан посмотрел на него так, будто он говорил на другом, непонятном ему языке.

«Необходимо», значит, – Вулкан продолжил после одобрительного кивка своего брата. – Необходимо по мнению кого? Инопланетного бога, который возвысил тебя, а теперь требует геноцида?



Магнус стиснул зубы, и мир перевернулся…



...однако они не ушли далеко. Теперь перед ними горела Тизка, Город Света, мегаполис белых пирамид и серебряных шпилей. Город под ними пылал под яростью огня имперского флота. Золотые суда избранных Императора. Гладкие чёрные охотничьи корабли Безмолвного Сестринства и целый океан боевых кораблей серо-грозового цвета.



– Разрушение Просперо. – В глазах Магнуса читалась жажда убийства. Жажда убийства и горе. – Давай, поведай историю о нашем брате Руссе, принесшим смерть моему родному миру и всем его жителям. Скажи мне, Вулкан, ты бы отреагировал мирно, если бы он с той же целью прибыл на Ноктюрн?



Вулкану не нужно было лишний раз наблюдать за орбитальной бомбардировкой. Он уже читал отчёты, видел пикты, видеозаписи, общался со многими кустодиями, которые принимали участие в наземной атаке. И повелитель Саламандр не хотел заново переживать все эти откровения.



– Хорус солгал Руссу, Воитель заставил его напасть.



– Знаю. Это ничего не меняет.



– А должно. Ты, кто так высоко ценит правду, добровольно принял участие в уничтожении своего мира. Когда флот Космических Волков встал над Просперо, как ты поступил, Магнус? Пытался ли объяснить всё Руссу, просветить его? Использовал ли свой дар, чтобы предотвратить нападение? Или твоя вера в незаслуженное преследование заставила тебя думать, что Император послал Лемана с наихудшими намерениями? Все свидетельства очевидцев твердят, что ты заперся в своей башне, одобряя разрушение планеты как своё покаяние, но затем ты всё же решил сражаться, да, в последние часы, когда было уже слишком поздно остановить резню.



Вулкан указал на разрушения, снаряды и лучи, дождём сыплющиеся из верхних слоев атмосферы: удары лэнсов, десантные капсулы, медленнее опускающиеся боевые корабли.



– Так почему Император должен был приказать убить тебя и уничтожить твой легион? Ты вообще задумывался о масштабах этого бреда?



Магнус горьким хохотом рассмеялся над вопросом. Он махнул рукой в сторону от горящего города, и мир повернулся вновь.



Они снова находились в Паутине, но уже не на мосту. Они плыли по овальным туннелям, углы которых причинили бы боль человеческому глазу. Впереди нёсся огненный аватар, разрушая преграды из призрачной кости. Он не обращал внимания ни на что, слепой и глухой к орде демонов, следующих в Паутине по его следу.



– Это моих рук дело, – объяснил Магнус. – Я думал, Он хотел наказать меня за разрушение его Великого Труда. На мгновение Магнус сделал паузу, глядя на армии нерождённых словно в первый раз; демонов было так много, что они затемняли туннели. – Но откуда мне было знать? Он отказался рассказывать мне о Своём грандиозном плане. Если бы Он поведал...



Вулкан подавил желание сплюнуть от внезапно появившегося неприятного привкуса на языке.



– И снова ты видишь худшее во всех других, снимая с себя вину, если вообще замечаешь её. Зачем тебе нужно было знать о Великом Труде? Магнус, тебя предупреждали, чтобы ты не играл с варпом. Всех нас предупреждали об этом. Но ты не смог устоять. Ты верил, что знаешь больше, что знаешь лучше. Интересно, почему из всех только ты жалуешься, что тебяне посвятили в планы Отца? Почему Сангвиний не в ярости из-за того, что он никогда не знал о проекте Паутина? Почему я не в ярости от того, что меня также держали в неведении? Зачем тебе нужно было знать?



В глазах Магнуса блеснуло отражение пылающей фигуры впереди. Его прежнее "я", много лет назад мчавшееся предупредить Императора о предательстве Хоруса. И с его полётом Паутина превратилась в осквернённые руины.



– Знай я правду, то я бы никогда не… не сделал бы того, что сделал. Отец должен был рассказать мне…



Вулкан рассмеялся, не в силах поверить в услышанное.



– Как мог Отец предвидеть, что ты ослушаешься Его единственного приказа? Ты не только пользовался варпом вопреки Его воле, но ещё и подкрепил своё психическое предупреждение людскими жертвами. Как мог кто-то предположить, что ты опустишься до подобной мерзости?



Магнус медленно выдохнул, его пальцы вцепились в складки тоги. Он произнёс слово силы, и мир перевернулся.



Они были в Тронном Зале. Пылающий аватар воплотился перед учёными и техномагами, воплощающими в жизнь секретные планы Императора. Пылающий силуэт заставил портал Паутины открыться, заставил его излучать раненый свет. Пространство уже темнело от надвигающейся демонической орды.



Присутствующие кустодии – их очень мало, как они смогли бы предвидеть внезапную смерть мечты Императора? – открыли огонь по огненной фигуре. Магнус проигнорировал их ничтожный вызов, проигнорировал он и взрывы от его нежданного появления в лаборатории. Он парил перед Императором, словно призрак религиозного откровения, существо из древних фолиантов тех времён, когда легковерные люди ещё верили в подобные вещи.

– Я должен был предупредить Его, – произнёс Магнус, наблюдая за происходящим.



– Нет, – мягко ответил Вулкан. – Тебе казалось, что ты должен предупредить Его. Ты лишь верил в это, как и всегда. Ты верил, что тебе виднее, что ты должен действовать, что тебе одному известно, как нужно поступить. И ни разу за время всей этой бойни ты не подумал, что тебя что-то обманывает.



Колдун пристально посмотрел на брата.



– Почему ты говоришь со мной так, будто я лишь ничтожная пешка в этой партии регицида? И Воитель, и Император прекрасно знают, что я – самая ценная фигура на доске.



Вулкана не тронули ни слова колдуна, ни разыгравшийся перед ним катаклизм. Его тон был таким же размеренным, как и в довоенные дни.



– Тщеславие – вот что тебя манит. Ты задыхаешься от высокомерия, не в силах понять, что сам виноват в собственном падении. Все остальные, все сломленные чудовища Хоруса, по крайней мере, могут видеть прутья своих клеток. Даже сам Хорус, потерявший рассудок, чтобы тот служил ульем для Пантеона, в глубине души осознаёт, что потерял контроль. Ты единственный, кто всё ещё верит в собственную свободу.



В тишине Магнус покачал головой. Мир перевернулся вместе с этим движением.



Они остались в Тронном Зале, но колоссальные машины были перенапряжены и почернели, выведенные из строя эзотерическими силами. Рабочая атмосфера лаборатории сменилась воинственностью гарнизона. Место мечтаний человечества обратилось в казарму. И этот хронологический момент был гораздо ближе к настоящему времени. Именно так выглядел Тронный Зал, когда Вулкан находился здесь в последний раз.



Вулкан и Магнус присутствовали в этой точке в недавнем прошлом и дрейфовали через неё в нынешних воплощениях. Сейчас они наблюдали за собой у подножия Золотого Трона: Вулкан был неумолим, если не считать сожаления на его лице; Магнус проявился как существо из света, мерцающее в и из слоёв реальности, воспринимаемых человеческим глазом.



– Вот, – начал нынешний Магнус, наблюдая за Магнусом в прошлом. – Вот где я сделал свой выбор. Ты сам видел, как Император сделал мне Своё последнее предложение. Ты слышал, как Он обещал мне новый легион, если только я покину Хоруса и вернусь к вам. Это произошло всего несколько недель назад, брат. Или ты хочешь сказать, что забыл об этом?



Вулкан вздохнул. Он вдруг показался усталым.



– Здесь произошло нечто иное, Магнус. Последний незапятнанный осколок твоей души ворвался в Тронный Зал и молил о спасении. С тяжёлым сердцем Отец отказал тебе. Вот что я видел. Вот что произошло на самом деле.



Смех Магнуса послышался грубым, издевательским лаем.



– И ты говоришь мне, что обманули меня?



Вулкан слишком устал, чтобы попасться на эту удочку. Он встретил насмешку с полной серьёзностью.



– То, что проходит через тебя, эта сила Хаоса, что ты провозглашаешь свободой, – это не болезнь, ею нельзя заразиться при контакте. Это слой эмоций, скрывающийся за реальностью, эмоциональный яд. Он превращает заражённых в добровольных жертв их собственного проклятия. Ты раздираем этим, Магнус. Истощён и опустошён. Этот яд уже растекался по твоему легиону, по его крови и в генетическом коде твоих сыновей. Ты знаешь о нём как об Изменении Плоти. Когда ты заигрывал с Пантеоном, полагая, что вылечил своих сынов, всё, чего ты на самом деле добился, – лишь закопал заразу поглубже в своих же детей, скрыл её от глаз, отсрочил неизбежное. Эта штука, эта сила, она не поддаётся лечению, Магнус. Если ты начал гнить, то уже ничего не поможет, ничто и никто не спасёт. Только встанешь на этот путь, и твоя судьба решена.



– Подожди, Вулкан. Погоди. Как такое возможно? Откуда всё это знаешь?



В тишине, воцарившейся после этих слов, Тронный Зал начал исчезать. Золотистый туман окутал двух братьев, открывая участки архитектуры из призрачной кости.



Вулкан был неумолим, его голос становился все твёрже.



– Как Император может доверять тебе? Зачем Ему предлагать тебе новый легион, не говоря уже о месте рядом с Ним? Ты придумал собственное искупление, просто чтобы дать себе повод для гнева. Потому что тебе необходимо чувствовать себя так, будто выбираешь ты, а не тебя. Существо, что возвысило тебя, никогда не позволит увидеть цепи, которые сковали тебя с его волей.



Сгущающийся туман был повсюду. Магнус почувствовал перемену в себе, какое-то притяжение, рывки, ощущение триллиона нитей, вплетённых в клетки его тела, которые всё тянут и тянут.



– Как?.. – спросил Магнус, едва переводя дыхание. Там, где туман касался его тела, плоть примарха темнела и набухала. Тени рваных крыльев нависали над плечами. – Откуда ты всё это знаешь?



Вулкан остался на месте, недвижимый и безмолвный.



– Кто ты? – вопросил снова Магнус.



Мир перевернулся, и на этот раз не по воле Магнуса.