КАК ПРИМАРХИ КОРМЯТ ГОЛУБЕЙ

Доброго вечера всем Вахолюбам.
Сегодня у нас тут то, что отгремело уже везде, где только можно, а меня даже вчерашний варп-шторм не разбудил.
Один "малоизвестный" писатель, некто Грэм МакНилл / Graham McNeill, решил в твитторе пообщаться с людьми.

Итак, скопипащу заголовок из сети.
"Писатель Грэм МакНилл в своем твиттере устроил опрос подписчиков, возможно ли и стоит ли прощать одного из примархов-предателей. И подтвердил, что одного из них в скором времени простят и вернут в лоно Империума."
(хотя я лично не нашёл этого подтверждения)

Интересные ссылочки на болтовню человечков.
https://twitter.com/GrahamMcNeill/status/1183514715248447489
https://twitter.com/GrahamMcNeill/status/1183597477108170754

Навеяно сценами из "Фароса" и недавними беседами об Императоре и примархах в комментах. Оба хороши: что отец, создавший монстров, что сын, неспособный разделять правосудие и мясо, зато поплакаться о своей судьбе - всегда пожалуйста. Не говоря уже о самих ночниках, которые только и ждали момента, чтобы сорваться с цепи и перестать прикрывать свой врожденный садизм.
Даже Гвардия Смерти не настолько отвратительна. Они стали чудовищами, приняли это и не ноют, как их, бедных-несчастных, не поняли и наказали за перегибание палки.

Отрывки из рассказа Джеймса Сваллоу "Покои в конце памяти". Разговор Дорна и Малкадора про потерянных примархов и судьбы их легионов.

Когда всё закончилось Дорн направился дальше, но Массак задержался. Библиарий подходил к каждой исходной точке пси-форм и проводил силовым мечом по вырезанным иероглифам, чтобы они не смогли восстановиться. Догнав своего господина, Массак услышал рокот его слов, прорубавших воздух.


– Я знаю эти покои, – размышлял примарх, когда они дошли до палаты перед двумя большими дверями. – Я помню их… Они были в другой части Дворца.


– Как это возможно? – спросил Массак. – Как…?


Его слова превратились в пепел, когда ужасающая тишина стиснула его. На библиария обрушились психические ощущения. Не только муки недавно погибших и пытки, которые претерпевали их духи, не только ненавистные отголоски пси-форм, но и тень гигантского психического присутствия. Разум хитроумного смертоносного великолепия, поступь которого невидимо окрашивала стены, и только такие, как Массак могли почувствовать её.


Вся мощь была сконцентрирована на дверях. Справа на медном портике красовалась вырезанная на старый манер цифра II. Слева на точно таком же входе в стали была выгравирована цифра XI. Массак не мог оторвать взгляда от этих злосчастных символов, и генетически изменённая кровь в его венах застыла.


– Второй и Одиннадцатый, – еле сумел произнести он. Говорить о них было запрещено осуждением самого Повелителя Человечества. Каждый сын каждого легиона, верный или предатель, знал слухи о двойной трагедии потерянных титанов, правда же об их утрате была навечно скрыта и непостижима.


Некогда Император создал двадцать сыновей, аспектов своей сущности, Рогал Дорн был одним из самых могучих среди них. Но двух примархов вычеркнули из списков чести задолго до восстания магистра войны, каждого поглотила катастрофа такого масштаба, что мало кто знал её подлинные размеры. Массак мог добавить только слухи и полуправду к своим знаниям, но глядя на лицо генетического отца, он понял, что Дорн глубоко в своих сердцах хранил суровую память об этой катастрофе.


– Мои братья… – примарх убрал оружие и направился к дверям. Дорн протянул обе руки и коснулся металла пальцами в бронированных перчатках. Псайкер редко видел такое почтение, такое сомнение в действиях Кулака.


– Если вы были бы сейчас здесь, что изменилось бы? – спросил Дорн холодный кисловатый воздух, словно забыл, что Массак ещё рядом. – Как изменился бы ход этой войны, если вы были бы вместе с нами? Или с ними? – Он покачал головой. – Хотел бы я знать.


Наконец Дорн убрал руки и оглянулся на сына-воина:


– Хотел бы я знать, что скажут о них в далёком будущем. Их будут помнить, Массак? Мы будем их помнить?


Вопрос казалось причинял Дорну физическое неудобство, и Массак видел, как мышцы напряглись на запавших щеках его повелителя.


– Что это за место? – осмелился спросить библиарий. – Сам воздух насыщен псионической силой.


– Это покои моих утраченных родственников, – ответил Дорн. – У меня есть такие же покои во владениях Дворца, как и у всех сыновей моего отца. Они редко используются, но поддерживаются в хорошем состоянии на случай необходимости. Принадлежавшие предателям закрыли с началом мятежа… – Он замолчал и нахмурился, когда оглянулся на двери. – Но эти… они должны находиться в другом месте.


Медленно и неумолимо поднимались мысли в разуме Массака, когда воспоминания связали здешний психический след с исходной точкой. Он вспомнил. Он узнал телепатическую подпись. Он знал, кому она принадлежала.


Много лет назад Массак стоял в присутствии автора этих хитроумных ловушек во время Улланорского триумфа. Психическая аура была такой же сильной и различимой, как и тогда, задержавшись в эфире шёпотами неземной мощи.


– Сигиллит, – прошептал Массак. – Это – его работа. Ловушки, дверь, печати. Милорд, это настолько очевидно, как если он вырезал бы своё имя на стенах!


– Ты прав, – произнёс Малкадор, его одежды шелестели, когда он вошёл в приёмную из коридора позади них. Чёрный металлический посох звенел об испачканные кровью плиты пола. Ледяная иссушающая ярость сверкала в глазах старика, и Массак почувствовал, как колоссальное давление разума Сигиллита сдавило его. – Вы не должны находиться здесь, Рогал.


– Я знаю это место, – возразил Дорн. – Или нет? Воспоминания туманны. Они нечёткие. Как такое возможно! – прокричал последние слова примарх, его голос гремел. – Отец создал нас с идеальной памятью! Мы ничего не забываем! И всё же… – Он взмахнул рукой.


Малкадор посмотрел на Массака и кивнул дальше по коридору:


– Оставь нас. Ты не должен слышать о чём мы будем говорить.


Библиарий попытался открыть рот, чтобы возразить, но не смог. Двигаясь без сознательного контроля – борясь, но не в силах управлять собственным телом – Массак повернулся и направился по коридору к далёкому свету.




– Как ты посмел, Сигиллит. – В другое время Дорн соблюдал бы приличия и не позволил бы себе показать ярость, которая текла в нём, словно расплавленная сталь. Но наедине со стариком не было никакого смысла в подобном проявлении вежливости. – Мои сыновья не игрушки, чтобы ты играл с ними из прихоти!


– Ему нельзя позволить вспомнить то, что он увидел здесь. Ради общего блага он должен забыть.


Гнев Дорна вспыхнул:


– Вы непочтительно относитесь к моему легиону. Вы непочтительно относитесь ко мне!


– А Имперские Кулаки всегда почтительно относятся к регенту Терры, – язвительно возразил Малкадор.


– Я глубоко уважаю занимаемую вами должность, – не согласился Дорн.


– Но не занимающего её человека? – Горько усмехнулся Малкадор, но мгновение спустя смех исчез. – Вам не следовало входить в коридор, Рогал. Я говорил вам держаться подальше от этих зданий! – Он мрачно посмотрел на кровь на стенах. – Теперь вы понимаете почему. Это вторжение необходимо исправить. Оно будет вычеркнуто из истории, словно никогда не происходило… Я позабочусь об этом.


– Вы солгали мне об этом месте, – ответил Дорн, разочарование читалось на его лице. – Вы по-другому не можете, Малкадор? Даже в самых простых ваших словах всегда должна присутствовать ложь? – Он кивнул на обгоревшие останки. – Смерти эти верных имперских граждан на вашей совести, а не на моей. Но сомневаюсь, что вы даже заметили их.


Если в старике и было сожаление, то Дорн не увидел его. Сигиллит не стал отвечать на его высказывание, а вместо этого произнёс собственное:


– Могу представить, что вы сейчас думаете. Мне не нужно даже читать ваши мысли. Вы думаете о том, предатель ли я… Ни такой, как ваш брат Гор, хватающийся за голую власть и черпающий силы из злобы, а человек, который сам за себя. Интриган и игрок.


– Вы считаете себя верным, – прорычал Дорн. – Не сомневаюсь, что вы можете оправдать каждый свой кровавый поступок. Но кое-что из этого в вас есть. – Он отвёл взгляд. – Сигиллит играет галактикой, словно доской для регицида. Это место? Ваш очередной запутанный гамбит, очередная похороненная тайна. Я знаю это.


– Я делаю то же что и вы! – не сдержался Малкадор, и плазматическое пламя в железной корзинке на конце его посоха яростно вспыхнуло. – Я всегда делал только то, что мне поручили делать!


– Ещё одна ложь? – Дорн посмотрел на двойные двери, словно мог увидеть сквозь них силой воли. – В лучшем случае полуправда?


Что он нашёл в этих покоях, если бы вошёл? Какие ответы получит, какие наставления могут быть сокрыты внутри? Говорили, что трагедии утраченных примархов стали предвестниками раскола, с которым сейчас столкнулся Империум. Неужели это правда?


– Я никогда не лгал вам, – упорствовал Малкадор. – Скрывал кое-что от вас? Да. Переключал ваше внимание на что-то другое? И это так. Но в наших отношениях всегда была правда. Можете не верить мне, но знайте это. Из всех ваших родственников, Рогал, вы тот, кем я восхищаюсь сильнее всего.


– Не льстите мне, – резко ответил он. – Меня не волнуют такие вещи. Мне нужны ответы, старик! Вы отослали Массака, остались только мы двое. Говорите!


– Это место сокрыто по серьёзной причине. Наследие потерянных хранит в себе слишком много сомнений, слишком много горьких истин, которые только пошатнут равновесие нашего драгоценного Империума. Сейчас не время тянуть за эти нити. Сын Инвита!


– Если не сейчас, то, когда? – не уступал Дорн. – Что если там есть ответ, способ…


– Способ закончить войну? – Малкадор покачал головой. – Это слова человека, проклятого надеждой! Я говорю вам: за этими барьерами нет ничего кроме горя, – вздохнул он. – Возможно, когда весы снова обретут равновесие и Гора поставят на колени, эти вопросы можно будет задать. Но только тогда!


– Я знал их, – Дорн сделал ещё шаг к дверям, молча пытаясь погрузиться в воспоминания о двух братьях. Не все примархи могли сказать, что дышали одним воздухом с утраченными сыновьями, но Дорн был одним из немногих. Он был с ними, пусть и не долго.


– Вы когда-нибудь задумывались, почему никто не говорит о них? – спросил Сигиллит. – Конечно, всем, кто знает о потерянных, запрещено открыто говорить об их существовании. Однако при отсутствии фактов люди всегда начинают строить предположения. Но не вы. Примархи никогда не говорят о своих потерянных родственниках иначе, чем в самых расплывчатых выражениях. Вы когда-нибудь задумывались почему?


– Как вы уже сказали, нам запретили говорить.


– Даже когда вы вдали от взора вашего отца? Даже когда никто не узнал бы о таком разговоре? Спросите себя, почему ваши мысли всегда соскальзывают и проходят мимо. – Малкадор наклонил голову. – Как их звали, Рогал? – Сигиллит казался почти печальным, когда спросил его. – Ваших исчезнувших братьев. Назовите их имена и титулы.


Дорн попытался ухватиться за смутное воспоминание, сформулировать мучившие его вопросы, но снова совершенная эйдетическая память подвела его. Он видел только фантомы тех моментов. Удержать их было всё равно что пытаться схватить пальцами дым.


– Их звали… – его могучий голос дрогнул. Он разочаровано нахмурился. – Они…


К своему ужасу Дорн понял, что он не знает. Осведомлённость была: он почти видел очертания знания на далёком горизонте своих мыслей. Но оно отступало ото всех попыток рассмотреть его тщательнее. Каждый раз, когда он пытался создать воспоминание о потерянном, это было похоже на борьбу с приливной волной. Всё остальное ясно, но они – призраки в моём разуме.


Имперский Кулак испытывал невозможное. Каждое известное событие его жизни было открыто для него, словно страницы огромной книги.


Но не эти события.


– Со мной что-то сделали. – В груди снова зародилась ярость, вскипая от осознания подобного оскорбления. – Вы стоите за этим! – Дорн повернулся, и взмахнул цепным мечом, устремив сияющую дугу смертоносного металла в сгорбленную и прикрытую плащом фигуру Малкадора. – Вы окутали мою память! Вы вторглись в мой разум… Я должен зарубить вас за это!


Сигиллит никак не отреагировал на угрозу.


– Не только в ваш. Жиллимана и остальных, кто встречал их. – Он дал время осознать свои слова. – Воспоминания чрезвычайно трудно извлечь, – продолжил Малкадор. – Даже у обычного человека. Для мозга же настолько сложного и отлично спроектированного, как у примарха, задача становится во истину титанической. Представьте дерево в земле, растущее из паутины корней. Как можно удалить его, не потревожив ни единого атома почвы? Память нельзя вырезать и исправить, как мнемоническую катушку. Она существует, как голографическая проекция, во множестве измерений. Но её можно подправить.


– Отец позволил это? – Меч Дорна не дрогнул.


– Он не стал останавливать вас.


– Останавливать меня? – прищурился примарх.


Малкадор медленно попятился, подальше от смертоносной дуги искусно украшенного меча.


– Потеря Второго и Одиннадцатого стала тяжёлой раной для нас и угрожала идеалам, лежавшим в основе Великого крестового похода. Она разрушила бы всё, что мы построили в стремлении воссоединить человечество и изгнать врагов. Необходимо было что-то предпринять. – Он встретил пристальный взгляд Дорна. – Оставленные ими легионеры, лишившиеся лидеров и покинутые, являлись слишком ценным ресурсом, чтобы от него отказаться. Они не разделили судьбу своих отцов. Вы и Робаут выступили на их стороне, но не помните этого. – Малкадор кивнул сам себе. – Мне выпал жребий наблюдать, как они приспосабливаются к новым обстоятельствам.


– Вы отняли у них воспоминания.


– Я даровал им милосердие! – оскорбился Малкадор. – Второй шанс!


– Какое милосердие может быть во лжи? – громко возразил Дорн.


– Спросите себя! – Сигиллит ткнул горящим навершием посоха в сторону примарха. – Хотите знать правду, Рогал? Вы сами приказали окутать вас! Вы сказали мне сделать это. Вы с Робаутом придумали этот план и дали мне разрешение!


Дорн нахмурился ещё сильнее:


– Я никогда не одобрил бы подобного.


– Неправда! – Малкадор ударил основанием посоха в пол, лязгом металла подчёркивая сказанное. – Судьба потерянных была такой, что вы охотно позволили это. Вы стремились спрятать подобное знание.


Новое опровержение сформировалось в горле Дорна, но он сдержал его. Он отбросил гнев и изучил возможность отрешённым холодным взглядом Преторианца.


Мог ли я пойти на такое? Если дело было достаточно серьёзным, стал бы я настолько прагматичным и бесчувственным, чтобы отдать такой приказ?


Дорн инстинктивно знал ответ. Безусловно, да.


Если Империум окажется под угрозой, он отдаст за него жизнь. Стоимость некоторых воспоминаний, кусочек его чести, являлись той ценой, которую он вполне готов заплатить.


Малкадор подошёл к нему, оставив посох на месте. Костлявая рука с длинными пальцами показалась из широкого рукава его монашеских одежд, и Сигиллит протянул её, остановив перед лицом Дорна. Вспыхнули искры сверхъестественного света.


– Я покажу вам, – сказал псайкер. – Ненадолго я позволю вам вспомнить. Вы узнаете, почему потерянное должно оставаться тайной.


Дорн закрыл глаза и ледяной огонь вспыхнул позади них. У него перехватило дыхание, когда глубоко внутри на мгновение рассеялась тень.



Он шёл по запачканному кровью коридору и с каждым шагом вновь пробуждённая память отступала всё глубже во мрак.


Дорн чувствовал, как она исчезала. Он знал, что к тому времени, как достигнет выхода, от неё не останется ничего. Правда, которую он мельком увидел, скрытая, показанная, а теперь скрытая снова, становилась преходящей и эфемерной.


Он не сомневался в показанном Малкадором. Дорн достаточно хорошо знал собственный разум и был вполне уверен, что Сигиллит не спроецировал какую-то колдовскую иллюзию в его мысли. Примарх пробудился от навеянного забытья считанные секунды спустя, но он чувствовал на себе бремя нескольких дней. Когда он открыл глаза, то не увидел ни малейших следов присутствия Сигиллита.


Имперский Кулак не принимал многое из того, что говорил и делал псайкер, и несмотря на утверждение Малкадора, что тот был искренен с ним, у Дорна оставались сомнения, которые никогда не развеются.


Но не в этом случае. В этом он был уверен.


Потерянных больше не было и хорошо, что их больше не было. Постигшие их великие неудачи разрушились в уме Дорна, но оставили после себя уверенность.


Произошедшее могло бросить тень на всё. Теперь Дорн знал это. Кровоточащая и ненавистная правда ясна для меня. Если они сейчас были бы с нами… Мы уже проиграли бы эту войну.


Он вышел под искусственный дневной свет и обнаружил ожидавшего его Массака. Позади легионера на расстоянии держались спасательные бригады и арбитры, зная, что произошедшее в башне не являлось их делом. К завтрашнему дню никто из них не вспомнит о том, что увидел.


– Милорд… – начал Массак. – Простите, меня вынудили…


Дорн отклонил извинения:


– Ты исполнил свой долг, Йоред.


Массак принял сказанное, склонив голову, и затем посмотрел на зиявшую в стене минарета трещину:


– Что с покоями? Какие ваши приказы?


Примарх на мгновение задумался, ища в своих мыслях вопросы, на которые не получил ответов. Воспоминания о разговоре внутри минарета уже поблекли, превратились в ничто. Он нашёл только твёрдую, как гранит решительность в том, что должно было быть сделано.


– Похороните это место, – сказал он Массаку. – Теперь это только гробница. Оно будет забыто.

Может стоит добавить для танка Леман Русс тег отдельный? Иначе к нему всегда автоматом будет тег примархи цепляться..