спойлер осада терры

Сангвиний против Ка'Банда

Демон пожирал их тела и пил их кровь, как обжора, напивающийся вином, впитывая истории их жизней, высасывая силу их смертей. Вскоре даже Кровавые Ангелы бежали, отступая к Вратам или заползая в свои боевые танки, пытаясь найти способ дать отпор. Они были медленными, слишком медленными. Ка'Банда был войной воплощённой. Тех, кто бежал, он настигал или оттаскивал ударами кнута. Те, что остались, погибли на месте.
Он слышал, как они звали своего генетического отца, о какой же сладкий звук издавала их контролируемая паника. Эти сверхчеловеческие претенденты на бессмертие, красноречиво молящие о помощи своего ангельского принца… Ка'Банда обрывал их на полуслове, чувствуя, как их боль приправлена отчаянием, когда их души сливались с его сущностью.
Демон не считал жизни так, как считал бы смертный; он просто знал. Он чувствовал количество душ в своей сущности, каждая из которых становилась частью его тела, когда она отрывалась от плоти и освобождалась для варпа. Раздувшись до прежней силы, существо не замедлилось, не остановилось. Когда его добыча отступила, он бросился в погоню; он хлестал их; он рассек землю своим топором, изливая свой гнев в землю, чтобы поглотить группы привязанных к земле ангелов. В течение телесных минут после проявления существо было близко. Он чувствовал наверху глаза своего создателя и рьяную, ревнивую ненависть своих низших сородичей.
Ангел приземлился перед ним, раскинув крылья в акте театрального устрашения, бледные черты лица выражали воинственное спокойствие. Это спокойствие было почти правдоподобным, если бы не ненависть, горящая в этих прекрасных глазах. Ка’Банда был невосприимчив к маскараду совершенства примарха. Он знал страх неудачи, который струился по крови его врага, и он уже вдыхал ненависть Ангела раньше.
Их присутствие создавало притяжение, вокруг них сгущалась битва. Кровавые Ангелы, пришедшие за владыкой демонов, были разрублены на части и утащены краснокожими детьми Кхорна. Демоны, достаточно глупые, чтобы броситься на Ангела, были уничтожены фалангой Астартес, сформировавшейся вокруг их примарха.
— Демон, — сказал Сангвиний с мягкостью, в которую практически нельзя было поверить. — Тебе так не терпится умереть во второй раз?
Для взгляда демона на мир, в мазках жизненной силы и обещаниях текущей крови, Ангел выглядел обремененным усталостью. Он чувствовал запах усталости, обжигающей потную кожу Ангела. Ка’Банда улыбнулся, его собственное беспокойство рассеялось. Его язык выскользнул из раздвинутых челюстей и отполировал треснувший обсидиан зубов. Слюна нитями свисала у него из пасти.
— Ты выглядишь уставшим, маленький Ангел Трусливого Бога.
Это началось на земле. Ангел и демон сошлись, клинок к клинку, взмахивая крыльями для баланса в противостоянии.
— Я убил тебя однажды, — прорычал Ангел в нечеловеческое лицо демона.
В ответ Ка’Бандха сжал мышцы глотки и зоба, выпустив пар из наполнившихся кишок. Смеясь, демон изверг кровь убитых сыновей Сангвиния в лицо их отцу. Ангел терпел боль и позор, не отступая, что только больше радовало демона.
— И я убью тебя снова, — поклялся Девятый примарх, стараясь не уступать демону в силе. Кровь шипела и испарялась на его доспехах и лице. Она струилась по линиям его губ.
Ка’Банда оскалил зубы, ярость растаяла, сменившись насмешливой ухмылкой. Существо ожидало этих слов. Теперь они были сказаны, он приветствовал их.
— В своем высокомерии ты все еще веришь, что речь идет о нас с тобой, —Демон расхохотался, кровавая слюна брызнула из его пасти, украсив и без того окровавленные черты Ангела. — Это, о чистейший, говорит тщеславие твоего отца внутри тебя.
Демон не умел читать человеческие выражения, но что-то вроде боли мелькнуло на лице Ангела — и это тоже было прекрасно.
Ка’Банда запрокинул свою уродливую голову горгульи, нагло готовясь к удару. Ангел рванулся назад, как и желал демон, и Ка'Банда украл эти драгоценные секунды свободы, чтобы повернуться и разрубить своим огромным топором воюющих Кровавых Ангелов и Нерожденных поблизости, убивая и тех и других. Сила пронзила его судорожным жалом, и существо повернулось как раз вовремя, чтобы заблокировать клинок Ангела плоскостью его топора. И снова они столкнулись лицом к лицу.
— Я здесь не для тебя, — рот демона не был создан для человеческого языка, а его клыки были выровнены для эстетики жестокости, а не для эволюции. —Ты ничто. Мерцание в огнях времени. Пешка с красивыми крыльями, называющая себя королем.
Глаза Сангвиния были полузакрыты от напряжения. Слова были ему почти не под силу, каждая вена и сухожилие были отчетливо видны. Залитое кровью горло Ка'Банди уже охрипло от усилий человеческой речи, но сквозь улыбку, похожую на лезвие ножа, вырвалось еще больше слов.
— Ты научил меня терпению, Ангел Трусливого Бога. Ты показал мне мое место. Я зверь, который будет пировать на ваших сыновьях в грядущие века. Я — рак, который будет разъедать твой род, пока последний человек, в жилах которого течет твоя кровь, не превратится в пыль на ветру Ваалфоры.
Огонь с горящего проспекта отразился по всей длине клинка Ангела.
— Я буду уничтожать тебя, демон, каждый раз, когда ты будешь выползать из темницы ада.
Ка’Банда, стиснув зубы от напряжения, говорил, изо рта пахло кровью Астартес. Коварная чувственность приправила его тон.
—Ты не будешь вечно защищать своих детей.
Сангвиний побледнел под копотью войны, затемнившей его лицо, и Ка’Банда взревел, отбросив Ангела назад. Сангвиний изогнулся в воздухе, избегая взмаха топора, но не удара хлыста. Он едва ударил, обмотавшись вокруг одного крыла, но этого было более чем достаточно для нужд демона. Ка’Банда дернул за поводок, потянув примарха из воздуха обратно на разбитый мрамор. Сангвиний нанес удар с нечеловеческой грацией, уже пытаясь разрезать запутавшуюся плеть.
Ка'Банду это не волновало. Он бросил хлыст, прыгая и хлопая крыльями, направляясь к центру Королевского Вознесения, где находилось наибольшее скопление Кровавых ангелов. Пожиратели Миров и другие полусмертные Воителя благословляли его. Как будто их благословения имели какое-то значение для такого существа, как он, в такой момент, как этот.
Он приземлился среди десятков одетых в красное Кровавых Ангелов, вырывая их из жизни взмахами своего топора, издавая рёв карнозавра, пожирая их души и истории. Имена, лица и воспоминания, не принадлежащие ему, наполняли его, угрожая его чувствам; но тварь продолжала убивать, используя каждую драгоценную секунду.
"Еще немного…". Мысли провалившегося чемпиона были бурей беспокойной, неустроенной психики. "Еще несколько…"
Еще дважды Ангел бросался на него, рубя и кромсая. Еще дважды демону удавалось вырваться на свободу, отбиваясь или отбрасывая примарха в сторону.
Ка’Банда снова сбежал, взмыв ввысь, и на этот раз Ангел был над ним в воздухе. Оба рухнули на землю едва ли через две секунды после того, как покинули ее, стройная золотая фигура перекатилась на демонического гиганта, поднимая свой меч и направляя его вниз.
Демон отшвырнул Ангела в сторону при помощи топора, теперь отчаяние погружалось в его сущность. Это было быстрее, чем их битвы на Сигнус Прайм, лишенные красоты и мастерства, сводившиеся к неуклюжей жестокости драки. Он поднялся, ревя, рыча на противников, бросаясь на ближайших Кровавых Ангелов и разрывая их на части. Их болтеры плевали в него, их мечи вонзались в него, и они умирали, демонстрируя бесполезную ярость.
Ангел снова ударил его, на этот раз с такой силой, что сбил его с копыт. Примарх был охотничьим ястребом, со всеми крыльями и режущими кромками, бьющимся против демона, пытающегося освободиться. Ка’Банда прикрыл лицо свободной рукой слишком поздно. Он зарычал , когда серебряное лезвие вскрыло его лицо до кости и лишило одного глаза. Это было не больно в том плане, как смертные чувствуют боль, но стыд и ярость жгли по-своему, так же яростно.
Ка’Банда слепо потянулся одной рукой, и удача позволила ему сомкнуть кулак на одной из ног Ангела. Он ударил примархом, как хлыстом, впечатав его в одну из статуй, стоящих вдоль Вознесения, не оборачиваясь, чтобы увидеть, насколько ранен Ангел, не заботясь, кроме того факта, что наконец свободен. Он мог бы убить еще нескольких жалких детей Ангела и отправиться к открытым Вратам… Бог Войны вознаградит его, вернет ему благосклонность…
Он взмахнул крыльями, взмывая в небо, швырнул свой топор в Гибельный Клинок легиона. Орудие пронзило ядро танка, взорвав его, шлейф пламени дымился свежими душами.
"Еще немного…"
Демон уклонялся от не имеющих значения лучей лазпушек и ракет. Безоружный, если не считать когтей, он нырнул к ближайшим к Вратам Кровавым Ангелам. Его когтей будет более чем достаточно.

Зефон был одним из тех, кого отбросило в сторону потоком разбивающегося керамита, когда демон отшвыривал Кровавых Ангелов со своего пути. Его кровоточащие крылья были оборванным знаменем, провозглашающим его марш к Вратам Вечности. Когти длиной с копье пронзали красную броню и разрывали драгоценное мясо под ней. Каждая вырвавшаяся на свободу душа оживляла существо, ускоряя его атаку. Ему нужны Врата, и ему нужна кровь защитников Врат. Зверь отказался сражаться с Ангелом в воздухе, где Сангвиний обладал всеми преимуществами ловкости.
Они бросались на него с мечами, которые разрывали шкуру зверя, и стреляли из оружия, которое отрывало куски его тела, совершенно не замедляя существо. Он царапал и резал, цеплялся и извивался. Керамит поддавался, кровь текла рекой. Ни разу в своей убийственной ярости существо не оставляло стражей Врат. Деяния и действия танков, титанов и примархов были бессмысленны. Это был его последний шанс.
Зефон, держа клинок двумя руками, вонзил его в икру существа. Это было все равно, что воткнуть меч в скалу, и генератор в рукояти дал сбой, вспыхнул и вышел из строя. За две секунды Зефон вонзил меч в цель, но не смог ранить существо и был отброшен в сторону ударом огромного крыла. Он перекатился по последней ступени плато Вознесения к самому краю. Одна из его глазных линз была разбита. Его ретинальный дисплей завизжал, предупреждая о разрыве скафандра и мышц. Как будто он уже не чувствовал этого.
Он поднялся на ноги, потянувшись к упавшему клинку на камнях поблизости, готовый снова бесполезно броситься на существо вместе с остальными братьями.
Сангвиний был сгустком золота и серебра, преследующим демона сверху. Существо попыталось проигнорировать Ангела, затем отбросить примарха в сторону, затем — потерпев неудачу, терпя раны, нанесенные клинком Ангела — демон был вынужден замедлить свой натиск, выплескивая свою боль и разочарование в ещё одном реве.
Он цеплялся за примарха, но не для того, чтобы растерзать Ангела, а чтобы повергнуть его на землю. С третьего раза демону удалось это сделать, стащив Сангвиния и швырнув его на треснувший мрамор под его ногами. Зефон никогда не видел, чтобы два существа с таким огромным достоинством и силой опускались до такой яростной драки. Они вместе катились по плато Вознесения из бесценного инопланетного камня, выцарапывая друг другу глаза и впечатывая кулаки в бронированные тела.
Каждый раз, когда Ангел вырывался на свободу, демон снова втягивал его в драку. Когда демон оказывался сверху, через полвздоха Ангел уже был на нем; белокрылый сорокопут, кружащий над существом и осыпающий серебряными ударами. Рев Ка’Банды превратился в вой, а затем в звериные взрывы гнева и боли.
Демон потерял глаз; Зефон увидел, как Великий Ангел раздавил его в кулаке и швырнул образовавшуюся жижу в сторону. Когда Зефон столкнулся с несколькими своими братьями, Сангвиний напряжённым голосом по воксу приказал им уйти.
— Пожиратели Миров, — прошипел примарх. — Сдержите их.
Демон и Ангел схватили друг друга за горло: первый, чтобы задушить жизнь в другом, второй использовал свою хватку только для того, чтобы ударить врага затылком о мраморную землю. Сангвиний, побагровевший от удушья, с нитями слюны, свисающими с зубов, тянул голову демона вверх и вниз, снова, снова, снова, сначала раскалывая мрамор наковальней черепа Ка’Банды, затем разбивая его. Камень сломался, а голова зверя отказалась; тем не менее, этого было достаточно. Когти существа ослабли настолько, чтобы Ангел вырвался на свободу. Зефон увидел, как его сир взмыл в небо.
Демон был либо не в состоянии игнорировать этого врага, либо был слишком ранен и в бешенстве от крови, чтобы отпустить его. С брызгами вонючей крови из раненых крыльев Ка’Бандха бросился в погоню.
Позже он пожалеет об этом.
Позже он поймет, что отравил свой последний шанс на свою угасающую победу в тот момент, когда отказался от охоты за душами Девятой родословной, когда позволил гневу и страху затмить его взор.
Позже будет слишком поздно, чтобы иметь значение.
Зефон был свободен достаточно долго, чтобы стать свидетелем окончания схватки. Он видел, как Сангвиний спускался, когда демон поднимался. Примарх обнажил и копье, и меч, и Ангел метнул копье, закричав от усилий. Копье попало демону в грудь, пронзив броню и тело, и погрузилось в него, как будто было неотъемлемой его частью. Воины на земле разразились громоподобными возгласами, среди них послышался голос Зефона.
Следующий рев демона был совершенно звериным, криком вырвавшегося разочарования. По правде говоря, раненый, он изо всех сил пытался подняться, лихорадочный, почти испуганный в своей потребности поймать своего мучителя.
Сангвиний дал раненому зверю то, что он желал. Зефон смотрел, как его примарх сокращает дистанцию, его белые крылья блестели за спиной. Ангел схватил существо, когда оно набирало силу в своем восхождении, уворачиваясь от протянувшихся когтей демона и нанося удар сзади силой гнева Императора.
Он ударил его между крыльями, его меч вонзился в позвоночник существа, сломав его спину и вырвавшись из нагрудника Ка’Банды. Острие клинка зашипело от дыма украденных душ, просачивающегося из раны, и демон повис в воздухе еще на мгновение, вопреки законам смертных. Он захрипел, и из его раскрытой пасти хлынула масса не переваренных душ.
Ка’Банда рухнул, существо врезалось в стену Санктума, оставив при падении пятно демонической крови. Его крылья больше не бились. Его конечности были неподвижны. Сангвиний нырнул следом за телом, схватив демона за шею сзади и рукоять меча, воткнутого в его позвоночник.
Он мог позволить существу упасть. Зефон всегда будет думать об этом в последующие дни, годы, десятилетия, когда он будет носить черное и сражаться за Империум, который он больше не понимал. Сангвиний мог позволить демону упасть, ударившись о землю перед Вратами Вечности.
Но Ангел закричал, этот звук был наполнен яростью, как любой другой звук, когда-либо вырывавшийся из горла демона, и швырнул умирающего монстра через Королевское Вознесение. Он врезался в наступающую орду и бесформенной массой скатился вниз по мраморным ступеням. Памятник провалу ярости.
В последний раз Зефон видел Ка’Банду, когда стаи низших демонов роились над телом, пожирая его словно падальщики. В этом не было ни утешения, ни оправдания. Это слишком напоминало старые ритуалы IX легиона. Он не хотел признавать никакого родства между своими сородичами и демонами.

Вышли первые спойлеры 2 части Конца и Смерти Дэна Абнетта.

Основная часть:

Прежде всего, стоит отметить глубокий психологизм и атмосферу романа в частности межличностных взаимоотношений. Меланхолия и чувство упадка сквозят из речи и мыслей каждого действующего лица, которых набралось приличное число: в частности, пара глав будет от лица Абаддона, найдётся время и место Хорусу.

Также стоит отметить важную арку романа: путешествие Сангвиния сквозь "Мстительный Дух" к Луперкалю, причём она будет иметь сквозную тему - нарратив о Тёмном Короле, гипотетическом 5-ом Боге Хаоса.
Теперь перейдём непосредственно к сюжетному повествованию.

Парадоксы пространственно-временного континуума, которые наблюдали в первом томе, например, когда Локен из библиотеки Императорского Дворца вышел на "Мстительном Духе", имеют 2 важных смысловых посыла.
Во-первых, происходит некой формы "объединение" материи, когда "Императорский Дворец", "Мстительный Дух" и разрушенное окружение сливается воедино. Разобраться где что, а, главное, "когда", находится решительно непонятно.
Во-вторых, Хорус стал, фактически, аналогом "божественной сущности", ибо сатурация варпа достигла такой высоты, что воинство предателей буквально "выходит" из стен, атакуя лоялистов. Такому тлетворному воздействию не поддаётся лишь Тронный Зал, а Луперкаль способен искривлять саму реальность по прихоти собственной воли.

Осознав всю тяжесть момента, Император устремляется к своему вероломному сыну. Неот уже однажды сумел "украсть" силу варпа, отчего думает, что сможет сделать подобное вновь. Однако, по мере продвижения вглубь "Мстительного Духа", по факту варпа, он понимает, что становится "кем-то" другим. Он оборачивается чёрной бездной силы, гнева и опустошения, которая обращает в бегство орды предателей.
Если Император даже победит в такой парадигме, то его виктория будет значить поражение для остального человечества. В конце концов будет совершён тот же роковой поступок, который сотворит Хорус, если его не остановить.

Локен присоединяется к компании Джона Грамматика и Олла Пёрсона после победы над Самусом. Причём до этого наши герои сразились с Эребом - схватку пережили лишь Лидва, Джон и Олл. Актею, как Вечную, "похоронили" под небольшой горой.
И здесь начинается настоящие украшение романа - собравшимся героям удалось, за 3 главы, отговорить Императора от использования "чёрной бездны" во имя уничтожения Магистра Войны - Неот готов встретится со своим сыном лицом к лицу.
Происходит следующий расклад: Локен и Лидва решают сопровождать Повелителя Человечества, пока Джон и Олл возвращаются в Императорский Дворец-Мстительный Дух по своим "хлебным крошкам", чтобы "остановить" Императора, ибо концепт времени окончательно развалился.

Теперь взглянем на арку Сангвиния: Великий Ангел оторвался от своего войска, встретившись с тем, что, якобы, является Феррусом Манусом. Горгон объясняет, что Магистр Войны стал так силён, что способен "вырывать" потерянные души из варпа и "восстанавливать" их. (Чести ради, якобы Горгон, не то, чтобы совсем не прав).
Сангвиний и Манус рассуждают, что произойдёт дальше и убедит ли Хорус присоединиться Сына Баала к войску еретиков?
Магистр Войны, на сей час, столь оторван от реальности влиянием варпа, что планирует предложить Императору, Вальдору, Дорну и самому Сангвинию стать 4 новыми слугами каждого из богов Тёмного Пантеона.

Таким образом, в паре Император-Хорус наблюдается явный парадокс: Луперкаль имеет "силы бога", но скован воззрением смертного, а Неот обладает видением божества, но он отклонил богоподобную мощь ради блага всего человечества.

Наступает развязка: Санвгиний, проложив свой путь, входит в Тронный зал Магистра Войны. Между братьями завязывается краткий диалог, который перетекает в яростную дуэль.
Великий Ангел, используя свой гнев, скорость и возможность полёта, буквально разрывает Луперкаля на части. Хорус падает на колени, истекая кровью из множества ран, после чего Сын Баала заносит Клинок «Энкаррин», чтобы оборвать жизнь брата.
Через мгновение Луперкаль блокирует "смертельный удар" и резко встаёт на ноги. Магистр Войны всё это время специально сдерживал свою силу, чтобы попытаться "поговорить" с Сангвинием. От лица Хоруса мы понимаем, что он действительно не хочет убивать брата.
Тем временем "судьба Ангела" решилась...

Хорус одним движением своего Когтя "разрезает" позвоночник, рёбра и шею Сангвиния, его изуродованное тело остаётся напоказ у мостика "Мстительного Духа. 

Дополнительная часть:

Дорн весь второй том пробыл в "красной пустыне", сопротивляясь влиянию Кхорна. Имперский Кулак, по своим "ощущениям", пробыл там тысячелетия, причём ему удалось высвободиться в момент, когда Император отказался от сил "чёрной бездны", по сути, схлопнув его тюрьму. Также Рогал нашёл могилу Актеи в руинах.

Константин Вальдор оказался пойман в некую форму "ловушки", сражаясь с демонами - он может "воспринимать" только 62 секунды боя.

Арка Базилия Фо, генетического преступника, который разрабатывает убер-оружие против сверхлюдей, вышла не слишком наполненной смыслом.

Вулкан инициирует "Безмолвную Санкцию" чтобы поддержать Малкадора и ненавидит себя за это решение.

Сигизмунд проявил себя во всей красе, Сын Дорна спас Киилер и группу пилигримов от Сынов Хоруса.

Тёмные Ангелы под командованием Корсвейна и Сайфера продолжают удерживать Гвардию Смерти у зоны Астрономикона. Тифус, используя колдовство, "путает" библиариев и закладывает работу, чтобы вновь зажечь маяк. (Требуется отдельное подтверждение).

Ариман появился в Библиотеке Императора, где ранее находились Зиндерманн и Локен. Сын Магнуса был вежлив, но крайне высокомерен.

Ещё немножко:

Вулкан, "я люблю людей", был вынужден инициировать "сжигание" невинных псайкеров, дабы Золотой Трон продолжил работу.

На данный момент выглядит так, что именно сеанс "Наруто-терапии" от Олла помог Неоту отринуть силу "Тёмного Короля".

Главы, в которых Сангвиний путешествует по "Мстительному Духу-Императорскому Дворцу", каким-то образом "устремлены" в будущие. (Требует отдельного уточнения).

Хоть Император и отказался от "чёрной бездны", его психический потенциал находится на невероятной высоте.

+ Во время пребывания в красной пустыне, Рогал Дорн увидел какой-то образ, который крайне "взбудоражил" душу примарха Имперских Кулаков.

Бонус: Робби и Альфарий, снятые на мобилку

Оказывается, что разбитым на осколки является не только Магнус.

"Те, кто слышит меня, присоединяйтесь ко мне".

Я тоже его слышал. Полуослепший от боли, я услышал его и увидел его.
Я вижу Вулкана внизу, у подножия лестницы, он зовёт меня. Я вижу, как шевелятся его губы, но не могу разобрать слов.
Но я слышал своего Векового короля издалека. Я слышал его призыв. Он был так же краток, как вспышка на солнце, и так же ясен, как стекло, резонирующее эхо, которое наверняка было услышано самой далёкой звездой.
Это укрепляет меня. Это заставляет меня сосредоточиться на том немногом, что у меня осталось. Если он может проявить такое мужество, то и я смогу.
Я тоже могу.
Такое мужество. Такая сверхъестественная сила воли. Такой ужасный выбор, который дорогой Рогал назвал бы "проигрышным сценарием". Он отказался от этого, от этой силы, от этой... божественности. Я не знаю почему, и была ли вообще какая-то конкретная причина или побудительный мотив. Возможно, мой старый друг просто понял, что это уже слишком. Но никто никогда не сможет усомниться в его преданности своему виду.
У него была эта власть, эта невероятная мощь, и он отбросил её прочь. Это был единственный способ, единственно возможный способ гарантировать поражение первенца, но это также было высшим проклятием. Тёмный король победил бы в этот день, а потом потерял бы всё, навсегда. Так что некогда бог-император должен постоять за себя в одиночку.
Здесь нет ни определенности, ни уверенности. Я боюсь, что он проиграет. Я видел Луперкаля и знаю, какой силой он обладает. Я сомневаюсь, что сейчас его что-то может остановить.
Было бы так легко использовать эту силу, обладать такой уверенностью. Завладеть силой бога и поставить Хоруса на колени, полностью сокрушить его и покончить с его угрозой. Но эта уверенность была также обречённостью.
Полагаю, лучше одна гибель, чем другая. Лучше тот дьявол, которого вы знаете, а мы слишком хорошо знаем этого дьявола Луперкаля. Лучше умереть, пытаясь, чем потерпеть неудачу в успехе. В таких позициях, "проигрышных сценариях", Рогал всегда был таким спокойным. Когда не было хорошего выбора, он оценивал и выбирал наименее плохой и использовал его для достижения триумфа. Иногда это означало смириться с видимостью поражения, проигранной битвой, и только спустя годы положительный исход становился очевидным. Рогал вёл долгую игру. Как долго это продлится? Я удивляюсь. "Поражение, - говаривал он, - это поражение только в том случае, если ты его принимаешь".
Интересно, начинает ли мой старый друг наконец учиться у своих сыновей? Я помню, сначала он думал, что они ничему не смогут его научить. Они были всего лишь инструментами, которые он создал, приспособленными для определённой цели, доверенными лицами, которые могли трудиться и страдать от его имени. Они были сделаны для того, чтобы избавить его от усилий и боли. Он сказал мне, что сыновья-примархи были рождены, чтобы пережить его худшие переживания вместо него. Сейчас кажется бессердечным думать об этом таким образом, но я нахожусь на пороге смерти, и у меня нет сил сформулировать свои мысли более тактично. Я могу быть только прямолинейным и честным. Они должны были умереть за него, если возникнет такая необходимость.
Но они выросли. Теперь они больше, чем инструменты. К лучшему это или к худшему, но они расцвели, каждый по-своему, в соответствии со свойствами, характерами и свободой воли, которую позволил им мой король. Они шли своими собственными путями, по-своему, и оставили своё собственное наследие, одни на благо человека, другие во вред всем. Каждый из них, в конце концов, стал сам по себе.
В них есть много такого, чем можно восхищаться, даже в самых худших из них, которые отказались от кровных уз и восстали против нас. Так бывает с сыновьями. Они - сияющие души, и в последнее время, я думаю, мой король начал это признавать. Им есть чему нас научить. Даже отец может учиться у своих детей. Неутомимая стойкость Джагатая. Хитрость Альфария. Уверенность Робаута. Бесстрашное сердце Мортариона, ничего не боящееся, даже смерти. То, как Русс приучил гнев быть абсолютно верным, в то время как Ангрон поработил гнев, чтобы он не смог овладеть им. Терпеливая решимость Рогала, готового составлять, отказываться и переделывать свои планы снова и снова, снова и снова, пока он не усовершенствует тот, который сработает, не боясь переделывать и изменять свою схему.
Да, я думаю, что мой старый друг, по крайней мере, усвоил это. Он научился у своего сына-преторианца, что всегда есть план получше, и что терпение приведёт вас к нему.
Ибо мой Вековой король сделал нечто большее, чем просто лишил себя божественности. В этой ударной волне варп-света я увидел кое-что ещё, что, возможно, только я был в состоянии увидеть. Он отбросил в сторону частичку самого себя.
Мой господин и друг отрезал часть своей души. Он ампутировал ту часть себя, которая содержит почти всю его надежду, преданность и сострадание, потому что такие вещи станут помехой, когда он столкнётся с Луперкалем. Эти качества могут остановить его или заставить колебаться, если в конечном счёте ему придется убивать.
И если он будет вынужден убить своего сына, то эти качества впоследствии неизбежно приведут его к ненависти к себе и сожалению и обрекут на тот же озлобленный путь, что и Хоруса. Он вырезал эти драгоценные человеческие аспекты, чтобы ещё больше закалить себя перед той болью, что последует за этим, и обязательными зверствами, с которыми ему придётся мириться, чтобы восстановить Империум. Он пустил эти хрупкие и кардинальные добродетели по течению эмпиреев, чтобы они не обездвижили его.
И в надежде, что однажды он сможет вернуть их себе и снова стать целым.
Я наблюдаю, как этот выброшенный за борт фрагмент улетает в пустоту, всего лишь ещё одна искра от этого мирового костра. Вся его надежда, его милосердие, его благодать, его любовь брошены в неосвещённые пути пространства и времени. Этот хрупкий астеризм будет, по мере того как сменятся космические эпохи, медленно расти благодаря слиянию эмоций и веры, точно так же, как растут силы Хаоса.
Он ненадолго вспыхивает, всего лишь пятнышко огня на фоне окутанных пеленой булавочных уколов Млечного Пути, как новорождённое солнце или дочерняя звезда, а затем исчезает из виду.
Я глубоко поражён его самопожертвованием. Я бы заплакал, если бы мог. Я бы оплакивал своего друга. Он сделал то, что необходимо для великого будущего, и оставил себя готовым к этому временному моменту. Я всё ещё вижу его. Я всё ещё могу его разглядеть. Его непоколебимое сияние померкло. Оно потускнело и почти исчезло, но он всё ещё сияет. Он закалён для войны, безрадостный облик, фигура из безжалостного золота, более готовый к жестоким нуждам этого финала, чем когда-либо, когда он величественно поднимался с трона.
Он шагает, неумолимый и решительный, навстречу финальной встрече.

P. S Вот отрывок из ещё одной недавно вышедшей книги:

Тенебрус вздохнул. Слюна вытекала из его широкого рта и капала на пол.
- Я видел золотую фигуру, прикованную к трону. Я видел, как рвались её цепи. Я слышал плач ребёнка. Я видел, как крестовый поход Абаддона был рассеян, а армии верующих уничтожены. Я слышал предсмертные крики богов.- Он сменил позу. Его посох стукнул об пол. -Я видел конец всему, во что мы верим, если мы поведём себя неразумно, - сказал он. - Что говорят твои собственные предсказания?
-Они показывают многое, но все предвещают катастрофу, - сказал Кор Фаэрон. Точки крепления его когтей задергались. - Святые, видения, растущая волна псайкеров, неукротимость духа в Империуме, где всякая надежда должна была умереть. Ложная вера трупопоклонников сильна. Анафема пробуждается. Он больше не спит, но действует через своих слуг. И есть кое-что ещё.
Лицо Тёмного кардинала помрачнело.
- Силы даровали мне видение ребёнка. Самого ужасного ребёнка.
На кратчайший миг былая самоуверенность покинула его.
-Его приближение предвещает гибель для всех нас.
-Возвращение нашего самого непримиримого врага.

Это получается, что Император возрождается? Или его осколок?  И к чему это приведет? 

Kill! Maim! Burn!

— Вперёд! — закричал Инзар.—Вперед, за Пантеон! Смерть Ложному Императору! Он направил свой крозиус на Врата Вечности и попытался силой воли и молитвы подтолкнуть обезумевших от крови воинов вперёд. Колхидские татуировки на его лице начали сочиться кровью. 

— Проповедник, — прохрипел один из ближайших Пожирателей Миров. В панике, отчаянно нуждаясь в любом союзнике, Инзар повернулся к нему. Он не знал воина. Он был всего лишь одним из тысяч в остановившемся потоке.

Капеллан встретился взглядом с легинером, что мало чем отличалось от встречи взглядов двух братьев-полубогов, произошедших в небе всего несколько минут назад. Впервые Инзар узнал, что это такое, когда налитый кровью взгляд Безумия Гвоздей обращён на тебя. В этом взгляде он увидел не только отсутствие разума, но и его смерть. 

— Убивать, — прорычал воин, его голосовые связки были залиты кровью, слизью или и тем, и другим.

— Пойдём со мной, мы ещё можем собрать остальных и…

— Калечить, — во взгляде Пожирателя Миров не было понимания.

— Я Инзар из Семнадцатого легиона. Услышь меня и внимай. Встань, и мы сможем положить этому конец. Мы так близко…

Казалось, Пожиратель Миров понял. Он протянул руку, словно для клятвы. Инзар взял её.

— Жечь.

Пожиратель Миров потянул проповедника за руку, занося цепной топор. Сопротивления не было, цепной топор прошёл сквозь сустав и кость словно через воду. 

Инзар отшатнулся, его рука была ампутирована по локоть, и он врезался в другого воина позади себя. У него была доля секунды, чтобы увидеть Гвардейца Смерти, в которого он врезался, падающего под рубящим топором другого Пожирателя Миров. Это была сцена, повторявшаяся в горестной полноте, куда бы ни поворачивался Инзар. Пожиратели Миров набрасывались на своих союзников, воя, рубя, убивая.

Кровь для Кровавого Бога.

Убивай. Калечь. Жги.

Черепа для Трона Черепов.

Пожиратель Миров заставил его отступить, спотыкаясь о убитых. Инзар сражался одной рукой, размахивая крозиусом, лицом к лицу с противником, который двигался так быстро, что он мог понять, что делает воин, только после того, как это было сделано. Легионер не уклонялся и не защищался, он рубанул рукоять крозиуса, разрубив его, и на обратном замахе лишил Несущего Слово второй руки, отрубив её в плече. 

Следующий удар попал Инзару в живот, измельчая его кишки под рёв цепных зубов. Следующий удар вонзился в нагрудник Инзара, зубы с невероятной жестокостью прогрызли слои керамита, мышц, костей и внутренних органов. Ретинальный дисплей Инзара покраснел от крови, которую он изрыгнул в свой шлем.

Боевые наркотики и медитативное сосредоточение не могли заглушить мучения перемалываемых в фарш внутренностей, но боль была вторичной по отношению к безумной ясности, охватившей его. Чем больше его резали, тем холоднее и яснее всё становилось.

Он подумал, вопреки реальности происходящего: "подожди, не делай этого".

Затем, через мгновение: "мы всё ещё можем победить. Мы всё ещё можем… всё ещё…"

Сквозь красную пелену, обесцвеченной по краям, он увидел возвышающегося над ним Пожирателя Миров.

"Я упал?" - подумал Инзар задумался. "Я лежу на спине?"

Их становилось всё больше, они бросались друг на друга, потеряв рассудок после смерти Ангрона. Один из них бился в конвульсиях так сильно, что цепь его оружия звенела о боевой доспех. Один посмотрел вниз на павшего Несущего Слово и ухмыльнулся окровавленными металлическими зубами. Инзар смотрел, как вращающиеся зубья топора опускаются. 

Несущий слово услышал смех богов, когда умирал, и впервые в этом звуке не было утешения. Они смеялись над ним. Они всегда смеялись над ним. 

Взял у Art of War

Керамит захрустел между его зубами, разбитый и измельченный настолько, что его можно было проглотить. Вкус мяса IX Легиона придавал пикантность каждому куску бронированной плоти. Каждая смерть была убийством бесчисленных путей: воин, который не добьётся первенства в будущем, легионер, который больше не убьет детей богов, офицер, который никогда не станет героем. Всё это служило Пантеону в его кратком и хрупком единстве, но мало волновало Ка'Банду. Демон собирал души Кровавых Ангелов и проливал их кровь в качестве искупления. 

Дворы Четырех Богов позаимствовали большую часть своей сущности от древней человеческой аристократии. После Сигнус Прайм Ка’Банда, истекая кровью, подполз к Трону черепов, ожидая смеха Бога войны. Он мог бы стерпеть насмешки, отметив имена своих сородичей, которые громче всех смеялись в тени своего создателя, и добавив их в мясницкий список, как только это позорное время пройдёт. Каждая насмешка и ухмылка придавали бы ему мотивации. Но Ка’Банда не был готов к отвращению Бога Войны. Повелитель Крови не насмехался над ним, как низшие создания при дворе, и не наказывал его в ярости, как это случилось с Бескрылым, изгнанником Скарбрандом, за идиотский грех, когда тот поднял свой топор против самого Кровавого Бога. Кхорн, закованный в рунические доспехи и высокий, как опутанное цепями небо, смотрел на своего поверженного чемпиона, принесшего смрад неудачи в это священное царство в самых глубинах варпа. 

Никакого наказания. Никаких насмешек. Ка'Банда распростёр своё израненное тело перед Троном Черепов, чувствуя на себе взгляды своих бывших подчиненных, подобные зуду паразитов. Там, перед придворными в облике тысячи зверей и монстров, Кровавый Бог отпустил своего неудавшегося храмовника щелчком бронированных костяшек. 

Реальность вокруг него растаяла, и когда она снова обрела форму, он был далеко от Двора Медного Лорда. 

Ярость, которая поддерживала его и формировала большую часть его личности, была холодной и медленно разгоралась. Он прятался от своих бывших подчинённых в самых дальних уголках царства Кровавого Бога, на краях, где тень и бесформенный варп сливались воедино. В Бесформенных Пустошах он выживал за счет жалких душ постыдных смертей и смертей, лишенных последствий. Он не мог переделать себя без благосклонности Бога Войны. Он был безоружен, его доспехи были разорваны, а крылья слишком изуродованы, чтобы взлететь. Прятаться от себе подобных имело болезненный животный смысл. 

Иногда они охотились на него. Стаи их прорывались через Бесформенные Пустоши, когда-то равные ему демоны подстрекали стаи их более слабых сородичей. Ка’Банда прятался в руинах воспоминаний забытых городов-храмов, съеживаясь от погони и познавая вкус смирения. А вместе с этим пришло и новое оружие, в котором ранее было отказано существу, полностью полагавшемуся на силу своей ярости. Ка'Банда научился быть хитрым.

Он охотился на охотников. Сначала он перемещался по воспоминаниям мертвых цивилизаций и выбирал самых слабых из своих сородичей. Когда-то поедание его низших сородичей было бы таким же постыдным, как борьба человека с бродячей собакой за кость без мяса, но он был настолько ослаблен своим уничтожением на Сигнус Прайм, что даже порции стервятника было достаточно, чтобы постепенно восстановить его. 

Прошло безвременное время в царстве, где время — это всего лишь история, рассказанная существами, которые не могут понять его. Ка’Банда взращивал остатки своей силы и собирал оружие, брошенное его добычей. Это медленное возрождение стало смыслом его существования.

Он в одиночку проделал долгий путь обратно ко двору своего создателя, всегда осторожно перемещаясь незамеченным по краям и темным местам истерзанного войной царства Кхорна.

Его младшие и бывшие равные — по правде говоря, многие теперь занимали более высокое положение — издевались и угрожали, когда он стоял перед троном, где когда-то служил чемпионом. В тот день его доспехи представляли собой лоскутное одеяло из лат, украденных у других демонов, которых он убил, и хотя это были жалкие трофеи, он бросил вниз клинки и черепа, взятые у тех, кто охотился на него в Бесформенных Пустошах. Он взошел к трону не ползком после поражения, а с пылающим в сердце охотничьим смирением.

Демон не ожидал другого шанса и не умолял о нем. Он потребовал дать ему второй шанс. 

—Я проглотил неудачу и познал её горечь. Теперь позволь мне искупить свою вину или уничтожь меня там прямо на этом месте, ибо я съел достаточно позора, что хватит и на вечность. 

Кровавый Бог выслушал его и поставил перед ним задачу, как некогда смертные короли перед своими рыцарями-чемпионами.

Пятьсот душ.

— Пятьсот душ из родословной, которая опозорила тебя.

Это не было испытанием. Он мог достичь этого за день. За час, если его силы вернутся достаточно быстро. Злобная надежда вспыхнула в сердце демона.

— Пятьсот душ, — продолжил Бог Войны, — из родословной, которая опозорила тебя, собранных в присутствии Ангела Крови.

Взял у Art of War

https://twitter.com/Solanj_t/status/1746980043610275931?t=Y2iiia_k2-H309RZTG823w&s=19