кошко-девочки

Дневник имперского гвардейца

3 февраля 40321.
В селение приехал железный монстр. Из него вышел железный амбал и сказал, что забирает всех мужиков. Послал его нах. Блин, а он понял...Теперь фингал. Во всю рожу.
Всех загнали внутрь железного монстра. Воняет...обгадился он чтоли?

4 февраля 40321.
Приехали. Вышли из монстра, а вокруг какие-то дома, люди бегают, орут...Амбал сказал, что это База.
Всех повели в столовую. Нажрались как свиньи. Геб вставил две соломинки себе в нос и стал дуть в стакан. Пузырики, гы-гы, весело. Амбал дал Гебу подзатыльник. Ржом над тем, как Геб пытается вынуть соломинки из носа. Не вышло. Гы.
Потом всех повели в большой зал, где старый дед распинался, рассказывал что-то про людей, империю, императора...уснул. Проснулся в карцере. *цензура*. Как я сюда попал?!?!

7 февраля 40321.
Нас разделили на взводы, отвели на склад, выдали экипировку. Алюминиевый бронежилет, каска, комбез и лаз.винтовка на пальчиковой батарейке. Ходил по Базе гордый, выеживался.
Потом поехали на стрельбище, учились стрелять. Никак не мог попасть в мишень. Спер гранатомет. Вот это оружие по мне. Снес свою мишень, соседние, склад, палатки, бараки...

8 февраля 40321.
Я в карцере. Зато теперь знаю, как сюда попадают. Гы.

10 февраля 40321.
Мы на полигоне, учимся кидать гранаты. Тейз решил приколоться, взял учебную гранаут и с криком "За Хаос!" бросил ее в сержанта. Судя по внезапно появившемуся запаху нервы у сержанта плохие. Гы.
Смотрим, как комиссар с матюками бегает за Тейзом по полигону.

11 февраля 40321.
На базу прибыли огрины. Долго стоял и смотрел, пытался понять, кто это.

12 февраля 40321.
Узнал новые слова: космодесантник, арт. установка, сцуко, пошел в жопу. Долго думал.

13 февраля 40321.
Тейз написал на бумажке "пни меня" и прилепил ее на спину командиру огринов. Гы-гы.

14 февраля 40321.
Артилеристы показывали, как стрелять из Василиска. Дали нам с Гебом попробовать. Теперь у нас нету штаба. Гы-гы.
А в карцере вдвоем веселее. Геб все еще пытается вынуть соломинки из носа.


18 февраля 40321.
Прибыл псайкер. Говорят, что он мысли читать и управлять чужим разумом может. Тейз, дурак, решил проверить. Незнаю, чего он там подумал, но псайкер внушил ему, что он пятилетняя девочка. Щас сидим и думаем, что делать с Тейзом. Он постоянно требует куклу и маму...

22 февраля 40321.
Тейз все еще считает себя пятилетней девочкой. Покрасил бронежилет в розовый цвет. Пришлось сделать ему куклу. А спрашивать у псайкера, когда это кончится, уже страшно...


24 февраля 40321.
Катались на Б-М-П. Техжрец показывал, куда давить, чего крутить, чтоб все работало. Ниче не поняли, но порулить попробовали. Гонялись на БМП за сержантом по всей базе.
Вдвоем в карцере весело, а всем взводом - вообще праздник. Тока тесно. *Цензура*.

2 марта 40321.
Проснулись ночью, от дикого вопля Тейза. Он орет, почему у него косички на голове и розовый бронежилет. А еще, почему мы ржом.
*истерика*

5 марта 40321.
Проснулись ночью от крика "Подъем!". Сержант построил нас на плацу и сказал, что нужны добровольцы для наблюдения за стратегически важной дорогой. Нужны добровольцы, а посылают всегда нас...*цензура*.
Выдали компас, карту фонарик. На пальцах обяснили, как этим всем пользоваться. Непойму, нафига нужен фонарик. Но светит весело, гы.

7 марта 40321.
2 дня ходили кругами вокруг базы. Техжрецы испытывали новый суперэлектромагнит. *цензура*. Пришлось искать место без компаса.

9 марта 40321.
Вышли на позицию. Включили рацию, чтобы доложить о прибытии. По матюкам сержанта в эфире стало ясно, что выйти на позицию мы должны были 4 дня назад. *Цензура*.

10 марта 40321.
Ночь. Тейз и Геб дрыхнут в окопах. Мне спать нельзя. Разглядываю дорогу в бинокль. Скучно. Решил пощелкать фонариком. Гы-гы, весело.
Нас чуть не смело арт. ударом...блять, забыл что артилеристы следят за нами, в смысле за сигналом.

11 марта 40321.
Утром осматривали дорогу. Вернее то, что от нее осталось. Зато противнику она теперь не нужна. Гы. Тока везде из воронок какие-то железные руки-ноги торчат...черепки какие-то...Похоже на скелеты из санчасти. Тока те белые и не железные. Решили взять одного с собой, будет новая мишень для стрельб. Или пособие наглядное, медикам.
Выбрали одного. Здоровый. С какой-то палкой в руках, завернутый в черную тряпку. Потащили его на базу. Гы. Тяжелый, сцуко.

11 марта 40321.(Позже)
Под вечер пришли на базу. Пока этого железного урода тащили, чуть не надорвались. Пошли показывать находку сержанту. Он матюкался минут 30(вот это да!). Спросил, что это за хрень в черной тряпке. Мы развернули. Сержант как-то странно отреагировал. Волосы у него на голове вдруг стали белые. Надо будет потом у него спросить, как это он так сделал. Вдруг научит.

12 марта 40321.
Знаете, а все же карцер не есть хорошо.

15 марта 40321.
Пришел генерал. Дал мне, Тейзу и Гебу по медальке. Сказал, за героизм и мужество перед лицом превосходящих сил противника. Какой противник? Скелет наш медикам так понравился, чтоли? Спросил, куда скелет дели. Генерал не ответил.
Вечером краем уха слышал, как псайкер докладывал генералу, что на телепатическую связь выходят некроны и требуют вернуть их лорда. Че за некроны? И кто такой лорд?

16 марта 40321.
Тейз решил повыеживаться, начал скакать со штык-ножом перед сержантом. Порвал комбез, помял бронежилет, чуть не зарезался и чуть не зарезал сержанта. Смотрим, как сержант бегает с матюками за Тейзом по базе.

Возник вопрос, что за четыре шипа на борту под ленсизлучателями? Есть мнение что это абордажные якоря, как в полнометражке космический пират Харлок.

Пробуждение

          

       

-Самым первым ярким ощущением стала боль расколовшегося зуба, неожиданно пронзившая верхнюю челюсть. Это случилось во время очередной трапезы, когда Шеола механически вгрызалась в безвкусную плоть клубня, как делала бесчисленное количество раз, когда хотела поддержать свою жалкую жизнь и избавиться от сосущей пустоты внутри живота. Ощущение оказалось настолько внезапным и острым, что она остановилась и осторожно извлекла из пережеванной кашицы небольшой осколочек кости, который долго вертела перед глазами, позабыв ненадолго о голоде. Это было то, о чем бледная тень, условно могущая называться девочкой, вспоминала довольно долго, ведь бесцветная жизнь с холодом, ветром, дождем и монотонным трудом содержала в себе не так много того, что стоило бы запоминать. Никто не заметил ту короткую вспышку боли. Кроме того, за отсутствием поводов для веселья, она никогда не улыбалась, а потому и скол зуба оставался незамеченным. Заглядывать же кому-то в рот не пришло бы в голову даже тем, кто произвел на свет саму Шеолу. Сам процесс зачатия, который не был ни для кого тайной за семью печатями, выглядел так же серо, как и все вокруг, а заканчивался еще быстрее, чем шкуры для починки юрты. Так появлялись все уже живущие в этом проклятом месте, и подобным же образом предстояло зародиться еще бесчисленным поколениям обреченных. 
Сырость и ветер были постоянными спутниками жителей этих мрачных мест, ежедневно ощущавших на себе всю тяжесть божественной немилости. Каждый день до тошноты напоминал предыдущий, а унылое существование растворялось в сером болоте безвременья, покуда случай или немощь не обрывали этот замкнутый круг: подъем, сбор дождевой воды, поедание клубней по вкусу напоминавших ту же воду, работа на полях под непрерывно хлещущими ледяными струями, такое же скудное питание, короткая охота разнообразная лишь степенью успешности, починка постоянно протекающих юрт из всего, что подвернется под руку, перекус пресным мясом или теми же клубнями, а после - бездонная яма сна. 
   Как и другие, Шеола не видела никакой иной судьбы, но резкая боль заставила посмотреть на все под другим углом. Некоторое время было трудно жевать из-за того, что от верхней челюсти будто острейшая игла входила прямо в мозг. Боль словно запускала какие-то малопонятные процессы в голове Шеолы, пробуждая тем нечто, кроме осознания собственной ничтожности, но потом все ушло. Стало таким же серым и невыносимым, как и раньше, пока новая вспышка, пришедшая в виде алых капелек крови из небольшого пореза на ладони не натолкнула Шеолу на весьма занятную идею. Твердо знающая, что сияющий бог карает их вечными страданиями за преступления предков, она не видела никого, кто пытался бы хоть как-то вымолить прощение. Все смирились со своей судьбой, продолжая вести ежедневную борьбу за существование в эмоциональном болоте. Лишь когда свирепые ветра доносили откуда-то со стороны величественных горных вершин дикие вопли, то в глазах людей появлялось нечто, отличное от тупой покорности судьбе. Чаще всего – страх. После чуткое ухо улавливало за шумом дождя сбивчивый шепот о демонах, крадущих тех, кто оказался за пределами поселения. Пусть выступившую кровь быстро смыли струи дождя, но это было самое яркое, что Шеола видела в своей не слишком долгой жизни. Стоило ей прикрыть глаза, как все вокруг заполонял этот невероятный цвет, который хотелось увидеть еще хоть раз…
Как-то очень быстро руки, ноги и торс покрылись порезами разной степени длинны и глубины, а подрастающая девчонка не расставалась с небольшим костяным ножом и иглами, которыми обычно зашивали вечно дырявые юрты. Вырывая из головы толстые темные волосы и вдевая их в небольшое ушко, она старательно соединяла вместе расползающиеся под напором града и дождя шкуры, применяя по мере возможности то же самое и к собственной коже, скрепляя вместе края особенно глубоких порезов. Боль от этого только расширялась, награждая Шеолу появлением несвойственных ей раньше чувств. Ей становилось тесно среди других обитателей селения, смирившихся с убогой жизнью без всего того, что могла только предложить боль. Шеола не знала ничего другого, пробуждавшего бы её чувства также сильно, потому пользовалось доступными ей инструментами – иглой и ножом, и если бы на планету распространялось тлетворное влияние Владыки Разложения, то подобные манипуляции несомненно стали бы фатальными. А так… Теперь грубо зашитые раны и насечки заживали гораздо дольше, что-то сдвигая в голове Шеолы одним своим видом. Постепенно из беспорядочно нанесенных увечий начали складываться прекрасные узоры, а на лице стали проявляться отблески творившихся внутри перемен. Вопрос изгнания из поселения для таких был лишь делом времени, но для Шеолы все закончилось, когда её застукали в углу юрты с интересом осматривающей собственные изуродованные руки. 
   К камню, вокруг которого на небольшом расстоянии прилепились обиталища людей, она шла сама, смутно понимая, чего именно хотят те, кого еще недавно она могла называть своими сородичами. Сейчас они казались Шеоле существами даже более низкими, чем зверьки, имеющие несчастье делить с людьми этот неприветливый мир.
Прихотливая вязь сплетающихся в загадочном танце символов была словно выжжена на темной и шершавой поверхности, а сам камень на ощупь оказался неожиданно теплым, будто живым. Прикоснуться к нему было вовсе не страшно, только вот ощущения, до этого едва теплившиеся в глубине разума, резко усилились, из-за чего лицо Шеолы превратилось в переходящую смесь безумных гримас, которую сама девочка не могла контролировать. Скалясь и подвывая, как зверь, она беспрепятственно вышла за пределы убогого поселения и направилась вникуда по однообразной пустоши, продуваемой всеми ветрами и щедро поливаемой непрекращающимся дождем. 
Теперь ей никто не мешал, потому Шеола резала себя на ходу, понимая, что отметины на её теле действительно сплетаются в узоры, похожие на те, что красовались на свидетеле проклятья жителей этого мира. Прочесть она бы их не смогла, ибо не знала, как это делается, но передаваемое из уст в уста позволяло судить о том, насколько сильно их предки рассердили сияющее божество. 
Она просто шла вперед, не совсем понимая, сколько это длиться и есть ли какая-то цель, к которой стоило бы стремиться. Поглощенная новыми ощущениями, Шеола плакала и смеялась, терзая свою плоть ножом и иглой. Она то падала на колени и начинала истово копать руками рыхлую землю, впиваясь обгрызенными ногтями так, словно хотела разорвать саму плоть этого мира на мелкие кусочки, то выла и вырывала себе волосы, раскачиваясь на месте и созерцая разноцветные круги боли перед глазами. Остановиться у неё не получалось, хотя холод и сырость постепенно брали свое. Шеола старалась находиться в непрерывном движении, позволяя себе испытывать голод и жажду, покуда конечности не замерзли настолько, что перестали её слушаться. Упав на землю и слабо содрогаясь от вороха некрупных ледяных шариков, замолотивших по ней с тем же равнодушием, что и дождевые капли, она кое-как всадила своего костяного помощника в свое же бедро и медленно поворачивала, стараясь оставаться на грани зыбкого чувства полуреальности, раскрашенной алыми оттенками боли. Дурой Шеола не была и понимала, что сейчас вместе с алой влагой из неё в проклятую землю утекает и жизнь. Лишь бы только задержаться подольше на краю небытия… Провалиться туда окончательно у неё не вышло: резкая боль, сильнее чем все, что она когда-либо испытывала, ухватилась за каждую косточку в её теле и принялась трясти. Шеола снова вернулась под дождь и ветер, правда к этому теперь добавилось еще кое-что: липкие прикосновения горячих пальцев с небольшими металлическими крючьями на концах. 
  - Какая занимательная работа… Не слишком умелая, но энтузиазм просто поражает, – голос шипел и скрипел, вызывая в черепе неприятные ощущения, - И тут еще есть чем заняться. 
Темные пятна расступились, открывая взору высокую фигуру в длинной кожаной одежде. Безносое лицо было украшено выжженными смутно знакомыми символами, а лоб и щеки выставляли напоказ блестящие украшения из металла, продетые сквозь плоть в составе причудливого узора. Несколько рук, пальцы которых также оканчивались небольшими крючьями, неторопливо ощупывали тело Шеолы, сорвав прикрывающие его лохмотья. Они переговаривались между собой и лица их были необычайно подвижны в сравнении с теми, что видела она у жителей поселения. Пугающие рассказы о демонах, крадущих одиночек в пустошах, обрели плоть, только вот ни один из визитеров не походил на обитателя Эфира. Из плоти и крови, лишь более… разнообразные. Шеола не увидела среди прибывших никого с одинаковыми украшениями или отметинами и это увлекало. Заметив её интерес, тот, что первым наклонился к ней, продемонстрировал крупные заостренные зубы и помог ослабевшей девчонке приподняться, а затем два крюка, размером с ладонь, впились в плоть на её спине, заставляя встать и хоть как-то тащиться по ненасытной пустоши к близким предгорьям. Теперь она по-настоящему была среди себе подобных.
-Ты пробуждаешься, - шипящий полушепот снова отозвался в голове уколом боли, но страшно Шеоле больше не было, - и выбрала верную дорогу сладостных страданий. Слаанеш не просто прощает, но одаривает своей благосклонностью тех, кто сумеет пройти по ней до самого конца. Ты не пожалеешь, что отправилась с нами. Мы столько всего можем тебе показать…