дети шар

Собственно, в коментах к моему прошлому посту (http://wh.reactor.cc/post/3554837), мне предложили запилить еще что-нибудь на подобную тематику. Иии вот...

Еще несколько рисуночков персонажей отдельно.

 Альтернативные варианты. 

Cassius Veridian

Конфликт поколений

– Кхров, – сказал он. – Кхров из Тысячи Сынов. Потомок Магнуса. Сын... но действительно ли ты сын Просперо? Или ты, как все остальные, поздний птенец? Но говори свой рассказ, говори. Если твоя история окажется славной, то, может быть, она даже достаточно смягчит меня, чтобы выслушать, что поставило на кон это так называемое Дитя Императора.

Медленно и тихо Кхров вышел на середину круга и постоял там несколько секунд. Потом он испустил крик и ударил по каменным плитам концом посоха, и тут же его окутало шипящее пламя розового и голубого цвета, такое яркое, что рабыня Эммеш-Аийе зажмурилась от боли. Кхров ударил снова, и пламя опало с его тела, растеклось и превратилось в клубящийся у земли туман. Чародей поднялся в воздух на пьедестале из разноцветного огня. Он указывал посохом вниз, и куда бы он не ткнул острием, бурлящее многоцветье под ним начинало смешиваться и искажаться.

Без всякой преамбулы, не считая этой причудливой колдовской демонстрации, Кхров из Тысячи Сынов начал свой рассказ.

– Нет, – сказал он, кивнув Ченгрелу. – Нет, я не из первых легионеров, как ты, почтенный господин Ченгрел. Я никогда не видел лик живого Императора. Я не взирал на Терру и не ступал на Просперо. Я вырос среди нищенствующих логиков Преки Магна, которые странствуют по дорогам между центральными городами Университариата, ищут математические закономерности в формулировках имперских писаний и предлагают извлеченные уроки молодым ученым и рабочим в обмен на подаяние. Когда мы встречались с путниками у космопортов, то менялись с ними трактатами и научными трудами, и так моя семья завладела эзотерическими книгами, которые нам передали втайне, шепча об истинах, что известны самым выдающимся ученым, но при этом не доверяются никому, кроме их собственных фаворитов и льстецов. Мы применили наши расчеты к этим новым текстам и погрузились в чудесные и ужасающие откровения. Понимание пришло так легко, что это было все равно что подобрать сокровище с земли, проведя целую жизнь в попытках взломать запертые хранилища.

Пока Кхров говорил, туман и огонь под ним образовывали живые картины, отображающие все, что он описывал.

– Мы считали себя лишь учениками, вечно ищущими объяснений, но пока мы предавались изучению, нас тоже, в свою очередь, изучали. Эти уроки разжигали свет моего собственного спящего дара, и, когда Тысяча Сынов заметила меня, они начали действовать.

Это был не настоящий легион Магнуса, хотя я и не знал этого, когда они появились среди нас. Несмотря на внушаемый ими ужас и гордое поведение, они были лакеями Аримана-библиария, этого всюду вмешивающегося изгнанника, которого Магнус едва сберег от смерти. Они без единого слова увели меня. Это было на самой заре сорок первого тысячелетия.

Началось мое настоящее обучение, выстроенное на фундаменте, заложенном тайными трактатами. Я научился управлять страстью и иллюзией и повелевать Океаном при помощи лишь воли и интеллекта. Жаждая знания, я начал развивать принципы своих повелителей своими собственными способами, и каждый момент моего бодрствования был наполнен озарениями и возможностями.

Ариман не навсегда стал моим господином. Один из странствующих магистров из ядра Тысячи Сынов атаковал нас на северо-востоке галактики. Я не принимал участия в той битве, но чувствовал, как они сражаются оружием и силой воли на безымянном мире, куда Ариман приземлился в поисках чего-то, что мне до сих пор неизвестно. Их прогнали с того камня, прежде чем удалось это найти, а меня забрали в качестве трофея и увезли ко двору Магнуса Красного.

И теперь двери познания действительно распахнулись передо мной. Я сделал услугу для колдуна Абхенака, вычислив семь слогов семи истинных имен князя демонов Нургла Фоэтра Гнилодушителя, и тогда он передал меня в услужение Сулабхею Архинвокатору, который приставил меня к работе над оттачиванием принципов, по которым строились его защитные и призывающие печати. Мои результаты столь увеличили его могущество, что он назвал меня первым среди своих адептов и научил Третьей и Пятой конкатенациям, посредством которых мы можем противодействовать восьми фундаментальным темпераментам имматериума. В состязании с Ксердионом из Девяти Башен он приказал мне изобрести и исполнить ритуал, в котором варп-излучение человека-псайкера, каковое определяется в трудах Карракона Старшего, привязывается через три вторичных нюанса характера к вспышкам бурь, описанных в посланиях Гхелла. После моего успеха Ксердион признал превосходство адептов Сулабхея, и, когда я использовал элементы этого ритуала для того, чтобы связать и узнать происхождение демона Геракдола, меня снова привели к Магнусу и облачили в одеяние мага-соискателя.

Огненные марионетки Кхрова в светящемся тумане под ним сделали жесты и написали знаки, от которых воздух застенал и заискрился.

– Теперь меня обучили военному делу. Мои дары и заклинания были отточены для битвы, и я овладел более примитивными, материальными видами оружия Легионес Астартес. Я мог выпустить меткую очередь из болтера, фехтовать цепным мечом, командовать одной из древних машин легиона, отправиться на бой с одним из моих братьев или с сотней и знал, что ожидается от меня, не задавая вопросов и не требуя новых приказов. Я переписал доктрины моих солдат пламенными умениями мага.

На каждой стадии меня проверяли. Я помню битву, которая длилась сто шестьдесят два часа под небом, загроможденным серебряными башнями, битву с двумя главарями, подчиненными Магнусу. Один подобрал с равнины камни и кости и отправил их в нас на стремительных потоках мысли, пронизанных алыми искрами. Другой распустил прочную ткань пространства-времени и послал ползучие трещащие руны, чтобы они разорвали связь между нашими сознаниями и чувствами. Только я остался хозяином своим мыслям и телу и командовал остальными в гуще боя. Когда проверка закончилась и башни заговорили друг с другом голосами своих повелителей, они признали меня, объявили не соискателем, но адептом, и отдали мне других выживших в качестве ядра для моего первого ковена.

Мне принесли боевое облачение – пустой доспех давно умершего брата-легионера. Я перековал его с помощью лучших магов-кузнецов Легиона, покрыл его варп-гравировкой, так что теперь он пылал живым эфирным огнем вместо простых энергий, что прежде скрывались в его реакторе. Когда я надел доспехи, то взмыл с пола цеха и повис в помещении из сложенного пространства, пока оружейники атаковали возведенную мной защиту. Они испытали мое кузнечное умение, мои колдовские руны, связь моего духа с анимой доспеха и хищных, живущих инстинктами духов, лишь немного недотягивающих до разумов, которых я вплел в каждый зубец своего цепного меча и в каждый снаряд, загнанный в магазин пистолета. Такова была мощь оружейников, что всего лишь их простое внимание обжигало мои тело и душу, но, хотя они разобрали на части мои проекты и рассмотрели их со всех углов в четырех измерениях, не нашли ничего, что вызвало бы неудовольствие, и я спустился со Зрячей горы, чтобы начать свои исследования с...

Но тут Кхрова, как Эммеш-Аийе до него, оборвала ярость слушателя.

– Замолчи, Кхров! Замолчи! Замолчи, Сын Тысячи! – ибо Кхров все еще пытался говорить. Когда колдун понял, что Ченгрел не потерпит продолжения, он пожал плечами и плавно опустился на землю. Призрачная пантомима провалилась обратно в светящийся туман, который взбился вокруг ног Кхрова, взметнул движущийся край его накидки и исчез.

На этот раз дредноут не задвигался, но позади него, в тенях, раздался скрежет металла по камню.

– Хватит, Кхров, – повторил он. – Хватит слушать вас всех. Покиньте это место. Уходите к своим товарищам. Я дам вам весть при свете дня.

Ченгрел развернул свое вместилище и с неожиданной для таких коротких толстых ног скоростью начал удаляться. Двое терминаторов уже ушли, подобрав сумку с камнями.

Эммеш-Аийе сидел, опустив голову, и не сделал ни движения. Драхмус наклонился к Ходиру, как будто хотел что-то сказать, но тот повернулся спиной к остальным собравшимся и встал на ноги. Кхров, однако, не сдвинулся с места в центре каменного круга. Он тихо сказал:

– Я не закончил говорить, сэр.

Остальные трое повернулись и посмотрели на него, но Кхров продолжал пристально смотреть на Ченгрела и его свиту. Топот бронированных ног в темноте прекратился. Эммеш-Аийе сомкнул губы вокруг растянутого языка, чтобы увлажнить их. Ходир и Драхмус переглянулись и быстро, целеустремленно двинулись вперед, чтобы встать по бокам от Кхрова.

На миг повисла тишина.

– Мой рассказ не закончен, – проговорил Кхров. – Я так понял, что мы будем относиться друг к другу как к равным, как к товарищам, с уважением. Я думал, что каждый из нас представит тебе свою ставку, и даже те истории, которые ты счел нужным требовать от нас, и будет услышан. Я прибыл сюда, готовый благосклонно примириться с любой ставкой, которая окажется лучше моей, и удалиться, даже не получив иной награды, нежели чувство содружества с ними и с тобой. Но мне отказали в этом. Ты не выслушал мой рассказ и не узнал, что я предлагаю в качестве ставки. Господина Эммеш-Аийе ты также не дослушал. Ты скверный хозяин, господин Ченгрел. Мои товарищи и я заслуживают большего уважения, чем то, что ты нам продемонстрировал.

Вдали в тенях появился движущийся источник света. Это было окошко в передней части дредноута, которое стало видно, когда он развернулся. Зеленовато-белое свечение внутри резервуара становилось ярче по мере того, как он стремительно приближался.

– Уважение? – взревел он. – Уважение к тебе, ты, бесполезный, бескровный потомок инцеста? К тебе, позору генов Магнуса! Если бы ты имел хоть какое-то представление об уважении, то уже простирался бы на камнях и молил меня о прощении!

Набор болтеров, крест-накрест установленных на бронированной громаде Ченгрела, залязгал. Стволы поднялись на шестьдесят градусов и с ревом выпустили залп в переплетение ветвей наверху.

– Это подлое предательство! – прокричал он, заглушая треск горящих обломков, падающих вокруг. – Я выслал более чем сто герольдов, и где уважение ко мне? Четыре слабака? Мы – Легионес Астартес! Мы шагали средь крови и огня, мы были живыми богами войны для человечества! И мы ведем Долгую Войну, чтобы расколоть галактику на куски и переделать ее заново, чтобы Империум возрыдал, оплакивая день, когда обманул нас!

По обоим сторонам от Ченгрела появились, тяжко топая, два «Осквернителя», и со всех сторон от озаренного фонарями круга площади задвигались силуэты.

– Но теперь я вижу подлинную измену! – продолжал Ченгрел. – Кучка безмозглых младенцев, которые не понимают ответственность, возложенную на них геносеменем! Я ждал рассказов об ударах, нанесенных имперцам, о сожженных мирах, поверженных лордах и генералах, о возмездии легионам, которые не подняли вместе с нами праведное восстание. Историй о том, как вы исполняли цель, ради которой гены примархов были внедрены в ваши презренные неблагодарные тела! И что я услышал?

От тебя, Ходир, я узнал, что дети Кёрза настолько разобщены, что ты хвастаешься тем, как тебе удалось общипать жирный конвой снабжения, и вынужден выпрашивать у меня помощь для атаки на имперскую крепость. Драхмус, ты рассказал мне, как твои Несущие Слово едва смогли удержаться против имперского вторжения. Кхров, твой легион должен сильнее всех пылать добела раскаленной ненавистью к Императору, но вместо этого, словно сожжение Просперо для тебя ничего не значит, ты брешешь о вспышках бурь, конкатенациях и фундаментальных темпераментах. Расскажи мне о бурях, которые ты обрушил на былых братьев по оружию! Расскажи, как эти твои «конкатенации» помогли оборвать хотя бы одну жизнь в Империуме! Ты не можешь! Ты предал свое наследие и бесполезно растратил себя!

А ты, Эммеш-Аийе, – Ченгрел больше не орал, но его голос так и сочился презрением. – Что одолело тебя, что ты способен чувствовать хоть что-то помимо стыда? Сокрушить имперский город без какой-либо причины, кроме как помешать другому легиону? Помешать столь великому брату, как Тифус? Где твоя гордость? Неужто пустой блеск твоего покровителя затмил тебе тот факт, что, если мы все будем бросаться друг на друга подобным образом, не останется никого, кто мог бы атаковать Золотой Трон? Как мы сможем снова собраться в единую силу для разорения Терры, когда в наших рядах – такие, как ты?

И ты требуешь ответа, почему я не буду выслушивать, что ты ставишь, Кхров? Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почему я не отдам никому из вас эту награду, пока ваши легионы не смогут прислать мне чемпионов, которые докажут, что пламень, разожженный во всех нас Гором, по-прежнему жарко горит? Скажи этой Тысяче Сынов, от лица которой ты, по твоим словам, выступаешь, что их посланник – воистину недостойный представитель.

Если он намеревался сказать что-то еще, то этого уже никто не услышал. На миг показалось, будто какой-то ужасный снаряд разорвался перед вместилищем Ченгрела, и все пространство над каменными плитами заполнилось бело-голубым пламенем. Когда сияние исчезло, Кхров снова висел в воздухе, поддерживаемый шипящими паутинами молний. Конец его посоха был направлен прямо меж глаз Ченгрела.

– А что же тогда ты? – резко спросил он. – Могучий Ченгрел, почтенный Железный Воин? Великий Ченгрел, признанный своим кузнецом войны? Ченгрел, которому однажды удалось разграбить несколько имперских ульев, возглавляя армию и флот, и чье величайшее достижение с тех пор – это постройка убежища в секторе, столь опустошенном войной, что здесь ему никто бы не угрожал, живи он хоть в дерюжной палатке?

Услыхав это, Ченгрел издал рев, и его болтеры выкашляли яркую тучу снарядов. На расстоянии руки от Кхрова болты закувыркались в воздухе и разлетелись по сторонам от искрящейся руны, которой там не было еще долю секунды назад.

– Кто ты такой, Ченгрел? – как ни в чем не бывало продолжал Кхров. Молнии распростерлись по сторонам и окружили его аркой. – Ты смотришь на нас сверху вниз, глумишься над нашими историями. Ты хвалишься, что сражался в попытке Гора захватить власть, как будто это уже признак величия. Ты, что маршировал в рядовом составе десять тысяч лет тому назад! Говоришь, тебя хвалил за доблесть кузнец войны на самом Медренгарде? Да был бы ты наполовину, на треть так велик, как хвастаешься, то эти похвалы сошли бы с уст самого Пертурабо, а не какого-то вассала у его ворот. И если ты столь великолепный зверь войны, Ченгрел, то почему украшаешь себя титулами вроде «господина»? У тебя было сто веков, чтобы доказать свою ценность, почему ты сам до сих пор не стал кузнецом войны?

– Взять его! – рыкнул Ченгрел в ответ. Орудийные установки развернулись по бокам дредноута, и две роторные пушки начали поливать землю, взметая пыль и каменную крошку. «Осквернитель» прополз мимо него на множестве металлических ног и изрыгнул желтое пламя в левитирующего Кхрова. Не глядя, Сын Тысячи перехватил пламя и заставил его зависнуть в воздухе, как будто в стоп-кадре. Через миг оно, приобретя блестящий кобальтово-синий цвет, пронизанный алым и изумрудным, развернулось и помчалось прямо в бак огнемета «Осквернителя», который взорвался губительным шаром огня.

– Вы все предатели! – взвыл Ченгрел поверх шума. – Долгая Война не окончена, покуда Император сидит на своем троне на Терре! И все, что у нас осталось – хлыщи и трусы, которым духу не хватает расплатиться по всем счетам!

Пока он ломился вперед, стреляя из всех болтеров и пушек, левая пушка вдруг затихла. Это Ходир совершенно спокойно скользнул вперед, незаметно пробрался между двумя здоровенными рабами, чьи чувства были оглушены пламенем и выстрелами, и выпотрошил ее механизм одним точным ударом силового ножа. Теперь он развернулся для защиты, и рабы, похрюкивая, приближались к нему.

– Мы? – прокричал Кхров. Очередь уцелевшей пушки отбросила назад Драхмуса, прикрывавшего его с другого фланга, маленький демон с трудом удержался на месте, но продолжал говорить, не сбившись ни на слог. – Ты так отстал от жизни, Ченгрел? Так ограничен? Оставь эту так называемую Долгую Войну старикам, изъеденным злобой, которые уже десять тысяч лет не могут выбраться из одной и той же колеи! Подумай обо всем, что предлагает тебе Хаос. Подумай о могуществе и великолепии. Подумай о том, что ты уже построил, и чего мог бы добиться, если бы позволил Великому Океану свободно струиться сквозь тебя и расширять границы твоего понимания. Подумай, что тебя ждет, когда ты просто избавишься от своей безотрадной вендетты и отправишься исследовать мир! Ты – предатель, Ченгрел! Предатель потенциала, который увидели в нас предки, когда отвернулись от Императора и увели нас в пустоту! Подумай об этом, Ченгрел, и познай стыд!

Слева от него поднялась ужасающая буря оружейного огня. Несущие Слово Драхмуса, выжидавшие в сумерках, поливали последователей Ченгрела из болтеров и пушек. Справа стая домашних рабов била Ходира силовыми таранами и боевыми клинками, только чтобы обнаружить через миг, что они искромсали пустой плащ. В следующее мгновение существо, державшее плащ, повалилось замертво с дымящейся дырой во лбу – там, где силовой нож Ходира пронзил его череп. Труп рухнул, и Ходир поднял другой рукой пистолет и выстрелил в горло надсмотрщику рабов.

Верхние болтеры Ченгрела снова извергли пламя, и Кхров опять развеял залп одним жестом. На этот раз снаряды затанцевали перед ним, оставляя за собой полосы небесно-голубого света, которые образовали в воздухе странные буквы. Ченгрел зарычал от гнева, и рык вышел из его динамиков визгом статики, от которого болты сдетонировали. Взрывы не повредили Кхрову, но отбросили его назад в воздухе. Огонь и молния простерлись по его плечам, как вторая мантия.

– Долгая Война дает нам смысл! – прокричал Ченгрел, наступая. – Война – наша цель! Так поклялись наши примархи! Как ты смеешь отвергать пакты, заключенные ими с Гором и друг с другом! Предатель! Я нарекаю тебя предателем!

На этом он бы не остановился, но тут ходовая часть его дредноута врезалась в символы, которые Кхров оставил висеть в воздухе, и разметала их. Знаки распались, и пространство вокруг них тоже как будто растрескалось, и вдруг Ченгрела окружили ослепительные сияющие призраки, которые сгустились в более плотные, материальные формы. Приземистые комья розовой светящейся плоти, перемежающейся поющими ртами, закопошились вокруг ног дредноута, хихикая и терзая когтями суставы. Твари с зубастыми клювами и бахромчатыми грибными ножками вместо тел запрыгали кругами вокруг Ченгрела и его «Осквернителей», как дети вокруг костра, выдыхая потоки переливчатого света, который расползался по металлической коже врагов. Более темные силуэты с визгом метались возле турели «Осквернителя», оставляя борозды в его броне.

– Бездушный, бессмысленный обрубок человека, – презрительно ухмыльнулся Кхров, из каждого шва на доспехах которого теперь вырывался синий и серебряный свет. Диск из струящегося белого металла образовался под его ногами, и он шагнул на него. – Война все равно что выиграна, и мы – победители! Мы, те, кто понимает! Империум значит для нас так же мало, как нелепые амбиции того, кто не может вырваться из войны с ним. Единственные проигравшие в твоей драгоценной Долгой Войне – те, кто неспособен оставить ее. Вы и ваш Империум заслуживают друг друга.

Фурия

Адские небеса Фурии бездумно созерцают идеальный шар тёмной воды, плавающий в водовороте безумия Вопящего вихря. Неизвестно, насколько глубоки океаны Фурии; за прошедшие столетия ни одна из множества попыток достичь дна не достигла успеха. Из-за этого большинство фурийцев верят, что у Мирового океана просто нет дна. В часто повторяющихся рассказах даже говорится о том, что пустотный корабль однажды потерпел крушение и затонул, но неповреждённый спасательный маяк продолжал работать, неостановимо погружаясь в безграничные глубины долгие годы, прежде чем наконец стал слишком слаб, чтобы его обнаружили. Окончательные данные показали, что судно спустилось на глубину, которая превышает диаметр планеты, но с другой стороны оно так и не появилось. 

Небо над головой уныло, его вечный облачный покров навсегда закрыл звёзды. Известно, что необъятная пустота вызывет безумие, рождённое чувством собственной неизбывной бесполезности и ничтожности. Воды здесь недвижимы, а погода неизменна. Редкие течения не могут изменить облик океана. Воздух на Фурии всегда горячий, душный, влажный, гнетущий, преисполненный отчаяния. В нём чувствуется смутный оттенок неясного биологического испарения, что цепляется за горло, как за безответное обвинение. Стоячий воздух, равно как и местные обитатели, вызывает ощущение безмолвия и летаргии, которое преуменьшается только насилием, едва сдерживаемым под водой. 

Под поверхностью огромного океана постоянно сталкиваются природные силы, никогда не нарушающие внешнее спокойствие океана. Подводные течения способны за считанные минуты снести плавающие деревни на целые мили, при том, что поверхность океана едва взволняется. Изредка колоссальные разрывы утягивают в коварные воды целые флотилии; там истинные владыки Фурии раздирают опустошенные судна в считанные секунды, позволяя разрушенным обломкам молча тонуть в бесконечной темноте.

КРОВЬ В ВОДЕ

Коренные жители Фурии бродят в чернильной темноте, подобно мстительным духам, что превращают всю планету в зону неослабевающей опасности и риска. Падение в воду без защиты означает ужасную, жестокую смерть по капризной милости любого дикого существа, коими кишат местные воды. Одни из самых явных хищников Мирового океана – саблезубые акулы. Это длинные, гибкие существа с бледно-синими телами длиннее танка и массивными, мощными челюстями, украшенными мечевидными зубами. Стаи прыгающих кинжальных рыб быстро приканчивают любого, кому не повезло упасть в воду. Они способны недолго парить в воздузхе и могут выскочить из неподвижной воды и лишить небольшой корабль экипажа за один скользящий пролёт. Километры водорослевых медуз таятся в маслянистых участках по всей поверхности воды, словно выброшенные кишки в лужах густой крови. Водоросли мгновенно парализуют любое существо, которое к ним притронется, лишая его всех двигательных функций, но сохраняя при этом сознание и способность чувствовать боль. Затем крошечные паразиты и другие существа, живущие в водорослях, медленно пожирают злополучную добычу. 

Однако бесспорными владыками Фурии, несомненно, остаются левиафаны – огромные горы испорченной варп-плоти. Их длинные, аморфные тела перевиты канатами мышц, усеяны щупальцами, способными обвить целую деревню, а массивный аспидно-чёрный клюв столь крепок, что может пробить корпус космического корабля. Левиафаны нечасто встречаются на поверхности, но ужасающий прилив красноватой воды, известный как Багровый поток, часто предвещает их приближение. Никто не знает, что является причиной этого явления, хотя многие полагают, что это – ужасное свидетельство колоссальной схватки левиафанов глубоко в океане. Багровый поток – предвестник смерти и отчаяния для жителей поверхности, так как красноватая вода сводит с ума местную живность, вызывая кровожадный, бешеный и неутолимый голод. А потом из вод всплывёт ужасный левиафан – истинный владыка Фурии. 

На Фурии нет ни одного клочка сухой земли, поэтому жители, называющие планету домом, нечестивая раса людей, именуемая «островитянами», вынуждена бороться за пугающе скудные ресурсы. В отсутствие пресной воды или частых осадков жители живут своим уловом, а также собирают и выпивают кровь, что стала для них единственным способом утолить бесконечную жажду. Островитяне живут на больших плавучих лоскутных городках, построенных из разрушающихся остовов звездолётов, которые давно прибыли на Фурию. Эти люди – вырождающийся сброд, чья печальная жизнь пронизана ужасом, что они испытывают всякий раз, когда обитатели Мирового океана появляются, чтобы сожрать их. 

Плавучие города островитян кочуют по всей планете по воле течений. Эти маленькие колонии сколочены из множества разрушенных звездолётов, которые иногда всплывают на поверхность. У большинства лоскутных городов есть высокая внешняя стена из бронированных плит, окружающая внутренние жилые помещения, шаткие мастерские и голые рыночные площади, соединённые головокружительной паутиной мостков и порталов, подвешенных над открытыми лагунами внутренних отделений. Самые могучие и влиятельные плавучие города обладают небольшим количеством современного оружия, тогда как у большинство других есть лишь древнее и едва обслуживаемое. Хотя вооружение городам нужно, чтобы защитить себя от левиафанов глубин, иногда общины вынуждены сражаться друг с другом за ресурсы.

ЖАЖДА ВЫЖИТЬ  

Всё богатство жителей составлет добыча, всплывшая из глубин Фурии, так что попадись кому-то хороший улов, схватки не избежать. Как правило, островитяне сражаются самым простым оружием – обычно сделанным из металлических «костей» разрушенных космических машин. Как правило, эти сражения – кровавая мясорубка с неисчислимыми потерями, которых потом съедят обитатели океана. Редко раздающийся кашель ржавого цепного меча или лай автогана неизменно означает присутствие известного вождя или воеводы. 

Парусные суда, что строят из добытых кусков звездолётов, обеспечивают основную часть перевозок на Фурии. Там часто можно увидеть корабль с корпусом из гладкой обшивки катера или челнока, мачтами из опорных стоек или антенн больших судов, в в движение его приводит закреплённая на реях сияющая ткань гравишютов или солнечных парусов. Немногочисленные крупные моторные суда жгут скудные остатки топлива, что собирают из разрушенных кораблей, чей тёмный, размазанный след видим на мили во всех направлениях. Впрочем, даже у таких судов есть мачты и паруса, ибо горючее рано или поздно иссякнет. У самых могущественных мужчин и женщин Фурии вполне обычно найти небольшие личные «плавсредства», сколоченные из обломков обычных и реактивных мотоциклов, найденных в сырых хранилищах разрушенных грузовозов. Эти суда дают аожакам общин и рейдерским флотам большую личную подвижность в бою, а также возможность сбежать, если сражение будет проиграно. 

На Фурии очень мало ресурсов, так что сражения здесь не редкость. Впрочем, большинство общин предпочитают не драться, а воровать. Жизнь на Фурии так жестока, верность здесь встречается только внутри семей, и то не всегда. Мужчина или женщина, бросающие свою семью во аремя нужды и забирающие с собой всё, что могло помочь ей выжить – обычное дело. Неправедная трусость кажется естественнной чертой большинства обитателей Вихря, но на самом деле это лишь доктрина выживания наиболее приспособленных в её самом жестоком виде. Жизнь на Фурии полна насилия, ибо вокруг голодные хищники, а все возможные союзники готовы сбросить тебя в воду за пару патронов или кусок хлеба. Это короткая и отчаянная жизнь, отмеченная мгновениями самого чудовищного ужаса и жестокости. 

Когда на поверхность Мирового океана всплывает звездолёт или другая добыча, между общинами разгораются массовые сражения. Откуда эти обломки берутся – настоящая тайна Фурии, которую подпитывает существование левиафанов. Явное прикосновение Варпа вместе с горящим злобой умом, который сложно в них заподозрить на первый взгляд, заставляет многих предположить, что левиафаны способны путешествовать через Варп, где находят добычу и тащат на Фурию, чтобы пировать. 

Одни легенды рассказывают о бурных сингулярностях в звёздном пространстве, обширных вихрях небытия, затягивающих невезучие корабли. Эти суда попадают в сингулярность и как-то переносятся в ядро Фурии, откуда их с большой жестокостью выбрасывает в Мировой океан. Другие говорят о таинственных путях через промежутки реальности, которые связывают далекие варп-штормы с планетарным ядром, где жертвы бурь остаются дрейфующими, разбитыми и пустыми. На этих разрушенных кораблях почти всегда есть выжившие, всплывающие вместе с разбитым кораблем на милость Мирового океана и его созданий. Это далеко не всегда люди – нет ничего удивительного в злобном ксенохищнике, орочьем воеводе или крууте-формирователе, плывущем по океану только для того, чтобы отомстить островитянам, и гибнущем от рук объединившихся туземцев. 

Так или иначе, узнать, что таится в центре Фурии, невозможнно. В сокрушающем давлении и водоворотах темноты, намного ниже спокойной поверхности, некие силы, власти или явления собирают печальных и потерянных со всех концов галактики и перемещают их разрушенные, опустошённые корпуса, что всплывают из чернильной темноты. Но что вызывает это, или с какой целью (если она есть) – окутано непроницаемым мраком и находится под охраной одних из самых злобных порождений Вопящего вихря. 

ОСТРОВИТЯНЕ  

Независимо от того, живут ли они в неустойчивых лачугах плавучего города или в отчаянном экипаже рейдерского флота, изгои Фурии – это преследуемые и несчастные существа. Несмотря на отсутствие явных мутаций, они отличаются от обычных людей сутулыми спинами и равнодушным взглядом. Суровость жизни, постоянный страх перед хищниками, а также непреодолимая нужда и культура, лишённая понятий верности и альтруизма, гарантируют, что даже легчайшая искорка независимости и инициативы потухнет почти в каждом из этих безрадостных существ задолго до того, как они достигнут совершеннолетия.  

Тем не менее, будучи загнаны в угол, островитяне сражаются какдикие звери и борются до последнего вздоха. Внутри общин островитян существует стойкий миф о том, что однажды появится вождь, способный избавить их от страданий, или укротить мир, превратив его в рай для людей; легенды никогда не сходятся в деталях, но народ Фурии это не заботит. Об этом легендарном герое и его целях неизвестно почти ничего, но подавляющее большинство фурийцев верит, даже если они отказываются признать это кому-либо, кроме себя. Не раз и не два бесчестные отступники с иных планет или военные командиры использовали этот миф, чтобы подчинять города и флотилии. Зачастую они ищут конкретный остов или иную добычу, что может появится на поверхности Мирового океана, или охотятся на неуловимых левиафанов – а это пугающая затея, даже с целым флотом и населенем всей деревни под рукой.

 

Но не смотря на весь ужас, жизни определенных обитателей Фурии не столь ужасна как может показаться. Некоторые островитяне плавали слишком долго и далеко в бесконечных морях Фурии, и воды, казалось бы, приветствуют их жизнь в Мировом океане. Ходит много слухов об особенных обитателях, отмеченных величием, которые не только могут дышать под водой, но и на которых местная живность не решается нападать.

ЛЕВИАФАНЫ  

Эти колоссальные морские чудовища – искалеченные существа, которые могут существовать только в мире, благословенном Тёмными богами. Большинство считает, сто левиафаны – наполовину демоны, часть нечестивой коллекции порожденных Варпом тварей, что держат в ужасе огромные участки Мирового океана. Независимо от того, порабощены ли они демонами Варпа, мутировали из-за столкновения с Эмпиреями, или созданы тёмной магией, это бесспорные властители своей планеты, и нет ничего, что они не могут уничтожить.

Невероятно жестокие и свирепые левиафаны выглядят как выходцы из кошмаров, отвратительные химеры, моединившие в себе мерзкую склизкую тушу гигантского кальмара Древней Терры с первозданной дикостью огромного хищника глубин, величие древнего первородного ящера и бесчеловечный ум тёмного бога из забытого прошлого человечества. Толстые, извивающиеся щупальца тянутся во всех направлениях, и каждое способно охватить крупнейшее судно, плывущее по Мировому океану. Зазубренные клыки, покрывающие нижнюю сторону мускулистых конечностей, могут захватывать и прожевывать даже самую толстую броню. Зубы, что украшают левиафановы щупальца, можно, приложив умение и потратив время, превратить в великолепные лезвия для цепного оружия любой модели. 

Кажется, что левиафаны не придерживаются конкретной территории и свободно бродят по всей планете без чётко определенного плана. Тем не менее, они в состоянии почуять лоскутный город за несколько сотен миль и отслеживать его днями, а потом напасть со свирепостью, которая говорит о какой-то глубокой и неизменной ненависти. Только у городов, обеспечивших себя древним стрелковым оружием, есть малая надежда пережить внимание левиафана, и жестокая, насильственная смерть ждет любого жителя, который не смог убежать. Важное умение, которое успешно развивают в себе островитяне, состоит в том, чтобы понять, как скоро после нападения другое поселение совершит налёт на разрушенный город, и попробовать спасти что-нибудь полезное из обломков своего дома, не привлекая внимания бешеного существа. 

Изредка левиафаны нападают друг на друга – особенно ао время Сезонов крови. Причина этих боёв насмерть неизвестна, но левиафаны сражаются со злобным упорством, уничтожая всё на несколкьо миль окрест. Победитель никогда не съедает останки своей жертвы, но торжественно ревёт, прежде чем снова погрузиться в тихие воды Мирового океана. Огромная туша, оставленная позади, становится маяком для любого лоскутного города. Островитяне попытаются захватить её себе, но за такую гору мяса у них будет масса соперников в лице местной фауны.  

Сухожилия левиафана подобны железным тросам, и кости будто отлиты из стали, но всё это богатство уйдёт под воду, когда с туши срежут достаточно мяса