Сыны медузы

— Стало быть, — улыбнулся Люций, — амбиции победили, и время пришло.

Кризитий молчал. Напряженная поза выдавала угрозу, которую хотелось выпустить на волю, но руки он держал подальше от оружия.

— Ты в этом уверен, Кризитий? — Люций не прекращал улыбаться с тех пор, как тот появился. — У тебя еще есть время подойти сюда, — он ткнул когтистым пальцем в пространство перед собой, — и упасть мне в ноги. У тебя всё еще есть шанс остаться в живых.

— Я не стану этого больше терпеть, брат, — прошипел Кризитий, — я не пойду за тобой, Люций. Ты выжил из ума!

— Трезвость ума, дорогой брат, не бывает двоичной, — ответил Люций, ядовитая улыбка зазмеилась по его губам, — она либо есть, либо её нет. — Люций сделал шаг вперед, — спустись со своей высокой башни, сходи туда, куда ходил я, посмотри на то, что видел я, и тогда мы сможем поговорить о том, что такое безумие.

— Мне всё равно, где ты был, — отрезал Кризитий, — так же, как и всё равно, что ты видел. Я забочусь о будущем Когорты Назики, о будущем, где твоему правлению придет конец. Прямо сейчас.

Люций склонил голову набок и вздохнул. Он посмотрел на остальных воинов за плечами Кризития.

— Значит, он говорит за всех? Вы хотите, чтобы он вёл вас?

— Никто не говорит за меня, — проворчал Кадарн. Палач-отступник стоял без шлема и опирался на рукоять топора, на его лице из лоскутов обожженной плоти и шрамов застыло выражение веселой отстраненности, — когда мои бывшие братья отказывались от своих убеждений, они решали, что тех, кто претендовал на роль нового лидера, нужно испытать. Такие споры решались кровью и сталью.

Череда уклончивого тихого бормотания эхом отразилась от остальных. Воины Когорты Назики служили под началом Люция достаточно долго для того, чтобы каждый из них в той или иной битве видел смерть Вечного. Все они знали, что произойдет потом. Несмотря на горечь и негодование, подобный опыт прошлых дней заставлял их держать языки за зубами.

— Так что же ты намерен делать, брат? — Люций изогнул розовую плоть на месте, где должна была быть бровь. Злобный хохот вырвался из глубины его горла. — Ты собрался убить меня? Я думаю, что ты знаешь, чем это закончится.

— Нет, — покачал головой Кризитий, — я тебя не убью. Я не собираюсь кормить того монстра, коим ты стал. Нет, мой брат, но я отниму у тебя ноги, руки и язык. А Чезаре найдет причину, по которой с тобой это произошло. Он подчинится и поможет мне сохранить твою жизнь, пока яд будет бежать по твоим венам. Я иссушу твою плоть до кожи и костей и буду наблюдать за тем, как ты коротаешь века в одиночестве и молчании, пока твоя собственная душа не возжелает предать тебя забвению. И, когда эта ночь придет, в забвении ты и останешься.

В этот момент Люций все понял. Затянувшаяся между ними вражда, неспособность брата подчиняться, вспыхивали снова и снова. Во все предыдущие разы Кризитий был в шаге от того, чтобы обнажить меч, но в самый последний момент отступал назад.

На этот раз Люций осознал, что всё по-другому. Недовольство Кризития взяло верх. На этот раз брат переступит черту. Дыхание вырвалось сквозь зубы Люция. Мир вокруг сузился до размеров острия клинка. Для него существовали только он и его брат.

— Брат, я клянусь здесь и сейчас перед самым молодым богом, что если твой меч коснется воздуха, ты умрешь этой ночью.

Кризитий не дрогнул. Одним спокойным движением он положил руку на эфес ятагана Адженниона. Это служило ритуальным сигналом готовности к поединку на Кемосе, их давно уничтоженной родине.

Люций коротко и задумчиво кивнул.

— Хорошо, брат мой. Так и быть.

Вторая рука Кризития метнулась вперед, он швырнул в Люция сферу размером с кулак. Она взорвалась с оглушительным звуком и ослепительным светом. Люций лишь усмехнулся, когда взрыв оглушающей гранаты опалил его лицо. Он знал, что брат будет умнее и не станет вести честный бой. Клинок Адженниона сверкнул, выскользнув из ножен. Кризитий бросился вперед. Он понимал, что его боевое облачение повреждено после битвы на демоническом мире так же, как заколдованные доспехи Люция. Последнего, вдобавок, еще и тяжело ранили.

Оглушающая граната вряд ли поможет, но она даст Кризитию секунду, и он сможет замаскировать свой прыжок. Если бой превратится в затяжную стычку, Кризитий умрет. Он был уверен в этом. Его действия должны быть молниеносными, и поединок должен закончиться еще до начала.

Кризитий метнулся в рассеивающийся эпицентр взрыва оглушающей гранаты. Он прицелился в стык между кирасой Люция и наплечником. Острие клинка рассечет пучок мягкой мышечной массы, и он вонзит его в плоть и кости, отсекая руку Люция. Последующие удары в правую руку и колени закончили бы дело, и Вечный был бы сражен.

Точный угол наклона лезвия. Кризитий направил свою энергию на скорость атаки и превратил себя в сверхъестественное пятно, которое почти невозможно было отследить. Это был воистину идеальный удар.

Вот только Люция не оказалось на том месте.

Клинком Адженниона Кризитий рассек лишь тонкий клубящийся дым, который парил вслед за лезвием. Люций предвидел атаку, и вместо того, чтобы парировать или уклониться, он решил показать брату, насколько эффективен был удар, и выполнил его сам.

Безупречно.

Тёмная кровь брызнула из обрубка плеча Кризития на стену и залила палубу под ногами. Его сверхчеловеческая физиология немедленно принялась останавливать кровотечение, а броня ввела последние запасы боевого наркотика и обезболивающего обжигающим поцелуем в кровь и позвоночник. Без колебаний Кризитий вытащил гладий из ножен у голени.

В одно мгновение ока клинок закружился в воздухе вместе с рукой. Кровь залила кирасу Кризития, и тот посмотрел на свое отрубленное запястье. Широко распахнутые от шока глаза вспыхнули.

Люций стоял перед ним, дым разорвавшейся гранаты клубился вокруг копыт так, словно Вечный и не двигался вовсе. Единственным признаком произошедшего был лаэранский клинок, который он держал в левой руке. Силовое поле оружия шипело и бурлило, пока кровь кипела на кромке.

— Знаешь, — начал Люций, с глухим стуком уронив свою плеть на пол, — мне очень понравилась твоя идея, дорогой брат. Поскольку я не думаю, что она тебе пригодится, ты не станешь возражать, если я её позаимствую?

Движения Люция казались вспышками молнии. Хирургически точным разрезом у самого колена Вечный отсек левую ногу Кризития. Эта сцена сопровождалась ливнем крови из рассеченной плоти и фонтаном искр от обрубленных сервоприводов. Обратным ударом он разрубил правое бедро посередине. Силовое поле лаэранского клинка вспыхивало, расщепляя твердую материю, с каждым ударом превращая её в осыпающийся пепел.

Кризитий рухнул на пол. Один из лучших Палатинских Клинков, когда-либо сражавшихся под знаменем III легиона, превратился в расчлененное тело в разбитых доспехах, и остатки его жизненной силы вылились на палубу. За всё это время лицо Вечного не показало ни малейшего намека на эмоции, словно было застывшей маской.

Этот поединок отнюдь не доставлял ему удовольствия, как в случае боя с Красным Центурионом. Эта дуэль являлась своеобразным сообщением. Напоминанием любому из Когорты Назики, кто осмеливался подумать о том, что Люций Вечный не величайший мечник в Галактике. Что он, якобы, не дотягивает до того, чтобы быть лучшим и первым среди своих братьев, чтобы быть их предводителем.

Демоническая плеть рассекла воздух с оглушительным треском, сорвав плоть с лица Кризития и заставив его упасть головой назад на пол. Воин перекатился на живот и ухватился за палубу культей оставшейся руки, чтобы отползти в сторону.

— Ползи, — взревел Люций, — ползи, брат! Ползи вперед, пока не найдешь место, в котором захочешь умереть. Скоро ты увидишь то же, что и я. Забвение ждёт, и я отправлю тебя туда!

Слова Люция прервал щелчок плети. Этот звук эхом отразился от голого металла коридора, подобно выстрелам. Вечный сорвал расколотую броню с Кризития, а потом рваными полосами содрал и плоть под ней. Полным ртом крови Кризитий сплюнул на пол. Струйки пара поднялись вверх, когда кровь начала разъедать металл, источая запах хлора. Он поднял голову, пытаясь найти хоть какой-нибудь отклик в глазах своих братьев.

Но не нашел. У каждого из воинов Когорты Назики было одно и то же бесстрастное выражение лица. Те немногие, кто все-таки соизволил встретиться с ним взглядом, казалось, просто смотрели сквозь него. Их взгляды не источали ни холода, ни ненависти, они просто были пустыми. Расфокусированными.

Безучастными.

Люций встал перед Кризитием, когда тот остановился и рухнул на пол, поскользнувшись на собственной крови. Вечный опустил острие лаэранского клинка и постучал им по копыту.

— Видимо, здесь мы и закончим, — улыбка вновь вернулась к Люцию, но уже без жестокости и веселья, которые сквозили в ней раньше, — боюсь, на этот раз я не дам тебе возможности приползти ко мне и преклониться, дорогой брат. Ты даже умрешь не на коленях предо мной.

Кризитий судорожно выдохнул, кровь запачкала его губы. Он зарычал от напряжения и попытался обхватить рукой ногу Люция, чтобы подняться. Люций поднял другую ногу, и керамитовое копыто отбросило брата обратно на палубу.

Вечный обошел Кризития вокруг и надавил коленом на живот, удерживая того на месте.

— Посмотрим, — задумчиво промурлыкал Люций, — ты отнимешь мои руки, — он постучал по изуродованным конечностям Кризития плоской стороной меча, — ты отнимешь мои ноги, — он сделал то же самое с культями, отходившими от талии легионера.

— Что же там еще было? — Люций быстро забарабанил пальцами по подбородку, словно задумавшись. — Вроде там что-то было еще, да брат? — В глазах Люция вспыхнул огонек. — А! — жестокость вновь появилась на лице, и он наклонился к Кризитию, прошептав на ухо, — точно. Я вспомнил.

Люций положил свой меч на палубу и крепко схватил Кризития за затылок, чтобы тот не двигался. Другой кулак он запустил между губ брата. Зубы Кризития щелкали и выпадали из десен, когда Люций погрузил руку в рот по самое запястье. Скользкая длинная мышца напряглась на мгновение, засопротивлялась, но все-таки Вечный ухватился за нее — и вырвал.

Люций стоял, глядя на Кризития сверху вниз. Измученный воин бился и завывал в увеличивающейся луже крови, слюны и рвоты. Вечный разжал кулак, позволив дергающемуся красному куску, который он вытащил из брата, соскользнуть с ладони с мягким влажным звуком.

— Мой язык.

Кризитий забился в конвульсиях. Его лицо превратилось в алую маску, а рот представлял собой окровавленную пасть из разодранных губ и сломанных зубов. Спина выгнулась другой, когда он вдохнул собственную кровь.

— Я точно знаю, куда ты отправишься, — сказал Люций, взяв лаэранский клинок и принявшись осторожно очищать его, прежде чем вернуть в ножны. — Из всего, что мне довелось испытать, муки нашей материальной вселенной, наши войны внутри Ока, ничего с этим не сравнится. Это единственное место, которого должны бояться даже легионеры.

Люций медленно занес копыто над лицом брата.

— У тебя впереди вечность, чтобы понять почему.

Ещё отрывки от Абнетта.

 Дополнения к постам https://joy.reactor.cc/post/5471529

https://wh.reactor.cc/post/5471381

Темные ангелы:

Тело библиария, завернутое в простыню, несут по искусственному снегу слуги-оружейники. Убийцы оставили его тело там, где, как они надеялись, его не обнаружат, разбитое на скалах за пределами крепости, среди куч мертвецов хора, которых люди Корсвейна сгребли из помещений Астрономикона. Корсвейн видит, как воины сопровождают его по извилистой тропе. Братья Тандерион, Картей, Асрадаэль и Захариил. Как и Вассаго,все калибанские ветераны.
— Я послал за ними, — говорит ему Адофел. — Я думал, они должны знать.
Корсвейн кивает. Калибанское подкрепление, предоставленное лордом Лютером на Зарамунде, с обещанием направить еще двадцать тысяч, все еще беспокоит Корсвейна. Он очень нуждался в людях, но строгий приказ его сеньора-отца был в силе уже давно: меч сам себя не обнажает. Лютеру было приказано оставаться на Калибане, чтобы воспитывать и обучать новых рекрутов, а не отправлять их в полевые миссии, придуманные им самим. Его присутствие на Зарамунде противоречило приказу Льва, и принять от него людей означало одобрить это неповиновение.
Но Льва здесь нет. Он отсутствовал годами, потерянный в каком-то крестовом походе, который он счел нужным предпринять. Корсвейн — его сенешаль, во всех отношениях исполняющий обязанности хозяина более чем половины Первого легиона, мстительный сын и доверенное лицо своего отца. Это было его решение, и галактика изменилась с тех пор, как он в последний раз видел отца. Сила врага, когда-то невообразимая, теперь с треском проявилась. Корсвейну нужны были воины, а калибаниты были воинами, готовыми и свежими.
Он надеется, что его сюзерен-отец однажды осудит решение отказаться от непослушания Лютера, потому что для этого отец должен быть жив. Корсвейн жаждет снова услышать его голос, даже если он прозвучит с яростным упреком. 

Работа Вассаго едва началась, — говорит Корсвейн. — Но вы были близки с ним, все вы. Я рассчитываю на то, что вы поможете завершить то, что он не успел.
— Ты ищешь у нас совета? — спрашивает Картеус.
– Да. И техники.
— Он был библиарием, — говорит Асрадаэль, оглядываясь на пучек проводов.
— В официальном смысле, — говорит Корсвейн. Они выглядят удивленными. Корсвейн смотрит на Захариэля Эль'Зуриаса. — Брат, я знаю, что ты тоже когда-то был библиарием, обученным их обычаям.
— До эдикта Императора, — отвечает Захариил.
— Указ отменен, — говорит Корсвейн. – Сам Лев вынес решение об этом. Я прошу тебя, брат, взять на себя эту роль.
— Вы слишком многого требуете, ваша светлость, — говорит Захариил. – Я давно не пользовался этими дарами. Боюсь, они ослабели от пренебрежения… — Он делает паузу. — Но, возможно, совместными усилиями… — Захариил смотрит на остальных троих. — Мы все четверо когда-то были библиариями, вернулись в рядовой состав после Никеи. С вашего позволения, милорд…
— Я дозволяю это, — говорит Корсвейн.  Для всех вас. Мне нужны ваши знания и мастерство.

— Я не понимаю тебя, — говорит Картей. — Мы заставили Вассаго замолчать, потому что он встал на сторону Корсвейна, а теперь делаешь то же самое?
— Именно, — говорит Захариил. — И ты тоже должен, без возражений.
— Если мы пойдем за ним, — огрызается Картей, — зачем было убивать Вассаго? Его смерть становится бессмысленной.
— Его смерть имела для него значение, — отвечает Захариил. – Это показало, что он зашел слишком далеко. Он говорил слишком открыто. Это показало, что мы, мистаи, не потерпим тех, кто нарушает конфиденциальность. Я сказал то, что сказал Корсвейну, чтобы защитить остальных.
— Как защитить? — спрашивает Тандерион.
Захариил, известный воин задолго до того, как он перешел на сторону Корсвейна, смотрит на них троих. Он чувствует их упрямое неодобрение.
– Мы не можем прятаться вечно, — говорит он. — Вассаго знал это. Он слишком влюбился в Корсвейна. Считал его братом. Я уверен, что он был близок к тому, чтобы освободиться и рассказать Корсвейну об Ордене. О том, что представляет Орден. Только за это он погиб. Традиция мистов должна полностью охранять себя. И я думаю, что факт того, что мы здесь нашли, демона, устроившего здесь гнездо, очень обеспокоил его. Я полагаю, это заставило его усомниться в том, что нематериальные силы можно когда-либо подчинить нашей воле. Таково было его доверие к Корсвейну, Вассаго был близок к тому, чтобы заговорить.

— Корсвейн — прекрасный лидер, — бормочет он почти про себя. — Этого нельзя отрицать. Я восхищаюсь им. Я понимаю, почему Вассаго смягчился в своем отношении к нему. Если кто-то и может вывести нас из этого, так это Корсвейн, потому что мы сейчас в этом, братья мои, до конца. Мы пришли на Терру, в адскую пасть, и наша сторона была выбрана за нас. Если мы хотим жить, а Орден продолжать существовать, мы должны взять на себя обязательство.
— Наша сторона выбрана? — спрашивает Асрадаэль.
Захариил хватает его за горло и сжимает. Асрадаэль медленно опускается на колени. Двое других смотрят в ужасе.
— Ты видел, что здесь произошло, брат, — шипит Захариил. — Ты видел то, что видел Вассаго. У тебя нет ума? Это было проявление Хаоса, грубое и ужасное. Я не сомневаюсь, что подобные ему сделали рабами всех так называемых предателей, да, даже ужасного Луперкаля. Ты каким-то образом перепутал его с Духом Калибана, которому мы клянемся в верности?
— Нет… — задыхается Асрадаэль.
— Нет, правда. Дух, который ведет нас, — это чистое существо из нематериального царства, змей-круг, из которого вытекает мудрость мистаи. Мы сыновья Калибана, сыновья Лютера. Мы не признаем авторитетов, ни того, кто командует с позолоченного Трона Терры. Не Луперкаль. Не Император.Мы сами по себе. 

— Да, прекрасные слова, брат, — говорит Картей. — Но на практике бесполезны, как навоз. Сейчас военное время, и нужно выбрать сторону.
Захариил ослабляет хватку, и Асрадаэль качается вперед, задыхаясь.
– Конечно, нужно, – говорит Захариил, глядя на Картея. — Ты веришь, что у тебя есть выбор? Вы бы встали на сторону других против Корсвейна? Вы бы встали на сторону Детей Императора, Пожирателей Миров и безумных Сынов Хоруса? Наша сторона выбрана за нас, и она была выбрана с того момента, как мы выступили под знаменами Корсвейна. Мы сражаемся за себя, не за предателей или лоялистов, а за Калибан. А это значит, что мы должны встать на сторону, которая лучше всего нам послужит. Братья, верное мировоззрение должно победить в этой войне, иначе все будет потеряно, поэтому мы должны им помочь. Вассаго был на грани того, чтобы сказать слишком много, поэтому мы заглушили его слова. Но мы должны завершить работу Вассаго. Заставь этот маяк сиять. Выиграй эту войну. Тогда наша судьба снова будет в нашей власти.

Джон Грамматику и Альфарий:

"Джон, меня послали сюда, чтобы начать активацию сил быстрого реагирования из спящих оперативников. Пробудить их от сус-ана, чтобы они могли начать боевые действия.’
‘Против Хоруса?’
‘ Тайно. У нас нет точных цифр, но, как ты, возможно, помнишь, мы можем быть эффективны с хирургической точки зрения. Дело в том, Джон, что астартес, которых мы спрятали здесь, понятия не имеют, в каких условиях они просыпаются. Они впали в стазис, не зная, на чьей стороне окажутся, когда придут в себя. Чтобы обеспечить субординацию и следование доктрине, все они были предварительно подготовлены для реагирования на кодовые слова. У нас был список. Одно слово, Джон, самогипнотически имплантированное в момент пробуждения, и воин мгновенно понял бы параметры своей миссии и подчинился бы им.’
‘ Одно слово?’
"Да, каждое из них является условием плана. “Стрелец” активировал лояльность к Хорусу. “Ксенофонт” пробужал лояльность к Императору. “Парамус” запускает директиву о взаимном уничтожении, чтобы устранить обе стороны, если это будет сочтено необходимым
–’‘Боже милостивый!’
"Фисба” инициировала эвакуацию и вывод войск. "Орфей” означает игнорирование обеих сторон и сосредоточения внимания на самом Хаосе. Бороться с этим или захватить средства для его контроля. И так далее, и тому подобное. Их было много. Каждое непредвиденное обстоятельство, каждый возможный вариант, гипнокодированный. Меня послали инициировать условие Ксенофонт.’
‘Верность императору’.

Новые миниатюры для легиона Несущих Слово