Железный руки

Командующий Ауртех и госпожа Аунвель (до биопереноса)

Для тех, кто прочитал книгу Дэна Абнэтта "Покаянная" вопрос: как думаете, это сделают бэком?

Если сделают, то зачем тогда примарисы?

Цикл "Восхождение Зверя", книга пятая - Тронный мир

Милый диалог Кузнеца войны ЖР и его друга до дреда-маршала ЧХ

- И что, у вас все такие верующие как ты?
- Каждый!
- Да вы упоролись хуже Лоргара
- Обратись в истинную веру, и твоя душа тоже будет спасена!
- Да если бы Император был живой он бы вам морды понабивал за такое
- Нашёл чем пугать - вернувшимся к жизни Императором? Слава Ему!
и так далее в том же духе

Подробный спойлер от Mad_Rat
Курланд пытается вжиться в новую роль командующего на этот момент тремя тысячами десантников. Получается не то, чтобы хорошо. Контроль над флотом осуществляется через Храмовников, и иногда создается ощущение, что Боэмунд всего лишь дает Резне порулить. Иссачар, ЧМ Экскориаторов, пытается учить его политике, но получается плохо, привыкший к войне разум Курланда не хочет принимать таких тонкостей. Да еще и различия в культуре наследников Дорна добавляют напряженности, особенно плохо скрываемые религиозные ритуалы Храмовников. В какой-то момент Курланду все это надоедает, он заходит к Боэмунду и говорит: завтра мы полетим к Терре! А ты не скажешь что мы не полетим! Все! И уходит, довольный, как загнал оппонента в угол.
На этом пролог заканчивается и начинается жара. 
Эльдрад Ультран отправляет труппу арлекинов на Терру, через давно забытый тоннель Вебвея. Почему арлекинов? Да кто ж его знает. Есть подозрение, что своих жалко. А этих себя и самим не жалко, они в Цегораха верят. При этом 20 певцов гибнет, чтобы открыть проход. Эльрад дает шадоусирше клык на цепочке и отправляет внутрь.
Прибытие на Терру производит на шадоусиршу серьезное впечатление. Она чувствует психическую мощь Императора и Темных Сил, которые кружат, "словно акулы, ждущие смерти войд-кита". Ей даже страшно, что они её заметят (хотя вообще Арлекинам ничего не страшно). Но потом это все проходит и остается только лютая ненависть к мон-кеям. ЗА ИЗГАЖЕННУЮ ПРИРОДУ. С каждым шагом ненависть растет и растет, пока арлекины не убивают охранников, которые даже не начали по ним стрелять. Чего их щадить-то, они свои леса с океанами щадили? Толпы Люцифер Блэков начинают сбегаться на тревогу, арлекины разделяются, часть отвлекает, шадоусирша и десу жестер отправляются к Золотому Трону.
Вангорич с Круле сбегают из обезумевшего Имперского Сената и отправляются вниз, в подземелья под Дворцом. Они видят сотню Люцифер Блэков, которые не могут убить одного арлекина. Круле собирается помочь. Вангорич его трясет за руку, "ты это, осторожнее". "Ты ж меня никогда не предупреждал?" Ну, все в первый раз бывает, я вообще думал эти арлекины выдумка, а вот они". Круле отрывет арлекину руку, но тот чуть не приканчивает его самого, но Вангорич вовремя пристреливает из диги-лазера (в кольце). "Больно-то как!" "А я же говорил!".
Шадоусирка и жестер прорываются почти к Золотому Трону. Там они наконец-то встречают Кустодес. И начинают их убивать. Ну не сотнями. Где-то два десятка, наверное, хотя в другом месте сказано что дюжину. Вообще тут Хейли берега попутал, арлекины, конечно, крутые, но даже обычный десантник в состоянии его убить, а Кустодес намного сильнее обычного десантника. Так они добегают до тех самых ворот, за которыми должен был распологаться проход в Вебвей (кстати, а почему они им не воспользовались? Вышли они с совсем другого места. Или он демонами закоррапчен?) Там стоят два Титана, в рабочем состоянии. Тут Шадоусирка начинает понимать что что-то не так и кричать "МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ У МЕНЯ ПОСЛАНИЕ ОТ ЭЛЬДРАДА ВОТ КЛЫК СМОТРИТЕ". Кустодес убивают жестера и кладут её мордой в пол. Но казнь предовращает добравшийся Вангорич. Капитан-Генерал (некий Beyreuth) говорит ему, что слушается только полноправных Хай Лордов, но тут прибывает и вызванный Вангоричем Веритус, который дает приказ пощадить эльдарку. Против полноправого Хай Лорда Кустодесы пойти не могут, поэтому все трое отправляются в Инквизиционную Цитадель.
- Красотка, правда? - спрашивает Веритус Вангорича
- Ну да, ничего так - задумывается Вангорич
- А ВОТ И НЕТ! ЭТО МЕРЗКИЕ КСЕНОСЫ, ОНИ БЕССМЕРТНЫ ЗА СЧЕТ ТЕМНОЙ МАГИИ!
- Вообще не бессмертны, вставляет появившаяся Виенанд
- САМО ТАКОЕ ЗНАНИЕ ВЫДАЕТ ТВОЮ ЕРЕСЬ!
Дальше начинается разборка Вангорич им напоминает что тут вообще Империум на волоске от гибели и пытается помирить. Ну и да, коронная фраза про "подумаешь, что такое попытка убийства между друзьями?"
Постепенно инквизиторы начинают успокаиваться. 
- Ну хорошо, может быть я и зря поторопился с убийством - признает Веритус, времени мало было, надо было торопиться, а ты бы уперлась!
- И ты решил что проще будет меня грохнуть?
- Я очень стар и видел много человеческой глупости!
- То есть это я глупая? ТЫ ЧТО, НЕ МОГ ПРОСТО ПОПРОСИТЬ? ПОПРОСИТЬ КАРЛ ВЕРИТУС
- Але, у вас стекло вообще пси-защищенное? Почему эльдарка на нас так пялится?
Кампания заходит к эльдарке. 
- Ну, наконец-то глупые монкеи, я устала своим разумом читать ваши примитивные споры. Ведите меня к своему Императору, у меня для него послание. 
- Скажи нам.
- Нет, не скажу, вот у меня клык Саламандры с Вулкана, все ведите.
- Мало где ты его взяла, говори нам, мы законные представители. Да и вообще, ты не переживешь контакта, все человеческие псайкеры умерли от попытки установить психическую связь. 
- Глупые мон-кеи, наш Эльрад давно дружил с вашим Императором, но потом их пути разошлись, но все равно они друг другу не противостоят. Он - единственная надежда для мон-кеев и эльдар. Нынешний кризис пройдет, а Вечный Враг вернется, как и ты считаешь, Веритус. И вообще, сейчас огромный флот ваших десантников сюда летит, мы им дорогу через Варп разогнали!
Инквизиторы стоят в шоке от таких раскладов. Однако при попытке расспросить эльдарку заклинивает, и вместо послания Эльрада она начинает рассказывать, как люди - полезный инструмент и сохраняют Галактику целой, а потом они все умрут, а потом эльдарская империя восстанет 146% и вообще Цегорах самый лучший. А послание было просто что надо бояться Хаоса (какая свежая мысль) Виенанд и Веритус снова начинают ругаться. Доходит до хватания за стволы.
- Да хватит уже - кричит Вангорич, вы оба правы, эльдары опасные, но полезные если их правильно использовать. И вообще, вам надо какую-то специализацию ввести, вот смотрите как у меня Храмы с девчонками - каждый за свое дело отвечает, одни против ксеносов, другие против Хаоса (Ордосы действительно появились позже Ереси, если что). 
Эта неожиданная мысль останавливает драку и инквизиторы договариваются - Веритус останется Представителем, а Виенанд будет рулить делами втихаря "мертвая". 
Эльдарку оставляют взаперти. Возможно, навсегда. Возможно, она все еще там сидит.
Курланд прибывает на орбиту Терры. Творится что-то странное: луна орков есть, военных действий нет, куча побитых кораблей, из Флота один флагман ничего не делает, Марс не отвечает. В итоге на связь выходит Вангорич.
- Здравствуйте, Высший Лорд.
- Ой, да я вообще не из 12, я так, Ассасинами заведую.
- Что-то вы не очень опасно выглядите. А что тут вообще происходит, где Высшие Лорды? Какие их распоряжения?
- Если бы я опасно выглядел, я бы плохо делал свою работу. А Высшие Лорды НАВЕРНОЕ хотели бы, чтобы вы не провоцировали орков, они пока сидят тихо. НАВЕРНОЕ. ТЕОРЕТИЧЕСКИ.
- Что значит наверное? Можете прямо изъясняться?
- Ну хорошо, они сейчас где-то бегают в истерике, я вообще не от них звоню, я тут с Инквизицей.
- (Курланд в ступоре) Эээ, и что мне делать? Приказы-то будут?
- Ну, тут есть один хороший человек, он вообще из Двенадцати, у нас кворума нет, но приказ-то он может отдать!
- Ну давайте его сюда!
Выходит Веритус.
- Чаптер Мастер Курланд, приказываю вам уничтожить луну над Террой!
- ОК. А вы что, думали мы за чем-то другим сюда прилетели?
- (снова Вангорич) - Кхм, ну как вам сказать, вы многое не знаете. Я щас расскажу. Только присядьте.
Курланд выходит на связь с Фабрикатором. Тот дает ему корабли и скитариев, а сам подзывает Урквидекса и Лаурентия и показывает им ролик с убиением одной из девчонок Вангорича и рассказывает про новый проект, не менее важный чем телепортация Марса, но уже по части биологии. Туда кидают Лаурентия. Урквидекс в шоке от того, какую еще больную хрень мог выдумать Фабрикатор, бежит сказать ассасинке, вышедшей с ним на связь.
Флот атакует луну. Курланд с трудом сдерживает обезумевших Храмовников, которые чуть ли не таранят его. Атака едва не проваливается, орки ломают корабли гравитационным оружием, но тут в систему прибывают Железные Рыцари и выводят его из строя. Боэмунд выдает Курланду один из первых комплектов ТДА Индомитус-Паттерн времен Ереси. 4 Чаптера совместно атакуют луну. Там они находят ту самую арбитршу, которую орки поработили вместе с толпой "длинноногих" - абхуманов, выросших при нулевой гравитации. Храмовники их всех убивают (правда, после жалобы арбитрши Курланд их ругает и запрещает это делать), арбитрша рассказывает про телепорт. 
300 терминаторов штурмуют его, тратят весь боекомплект на бесконечные орды из телепорта, но все-таки закладывают мельта-бомбы. Из телепорта вылазит огромный орк размером с дредноут (но не сам Зверь вроде как) и толпа мекбоев, которые пытаются его починить. Терминаторы отвлекают их, пока у мельтабомб тикает таймер. Бабах - и телепорт уничтожен. Без подкреплений луна очищается от орков.
После победы на флагман ЧХ прибывает сам Лорд Жиллиман, выдает коленопреклонным ЧМам медали "За Оборону Терры", все это снимается на пикты. Потом - конференция без камер. Там Удо ведет себя как терминальный нехороший человек, говорит что Курланд никакой не ЧМ потому что не по правилам, а по правилам его могут только сами Хай Лорды назначить, во флот они собираться права не имели, поэтому нужно их как можно скорее разделить, и вообще они ничего в управлении Империумом не понимают, только и умеют что стрелять да чейнсвордом махать. Информацию про уничтожение Кулаков он разглашать запрещает, велит Курланду закрасить повреждения на броне (которые он поклялся не чинить пока не отомстит) и, что еще веселее, выбрать остальным ЧМам из своих людей эскорт, которых раскрасят под Кулаков. ЧМы звереют, но сдерживают себя.
На Терре Курланда и "Кулаков" встречает восторженная толпа и банкет, Вангорич с вином и шутками. Курланд, который всю книгу вел себя как максимально прямолинейный вояка, хоть и испытывает глубокое отвращение ко всему, но внезапно включает политический режим и говорит Тейну (ЧМу Фист Экземпларов), что Иссачару, (ЧМ Экскориаторов) понравилось воевать Легионом и он будет требовать восстановления Седьмого после войны. А этого допустить нельзя, иначе десантники станут вот такими вот как эти. Тот соглашается. Но пока разбития не будет. Флот разделится для виду, но будет поддерживать единое командование. Пока Курланд останется на Терре, Тейн и другие отправятся, чтобы собирать больше Чаптеров и имперских сил для войны со Зверем.
На Марсе Клементина Йендл, ассасинка из Храма Ванус, получает послание от Урквидекса про новую шизу Генерала-Фабрикатора. Немного поздновато, поскольку она проникла на склад, где готовится материал для нового эксперимента. А материал - орки. Десять тысяч орочьих трупов, вероятно с Адамантуа. Она возвращается на базу, где её ждут еще две ассасинки (ах, Вангорич, Вангорич). Одна притащила какого-то мужика, мол следил.
Мужик представляется агентом Виенанд.
- Да она умерла уже, ты теперь безработный.
- Разве?
Тут к ним приходит марсианская крыса. Ассасинки позволяют крысе себя укусить и говорят "ячейка Красное Убежие". "Красное Убежище подтверждено" - отвечает крыса голосом Вангорича. Я испугался, что это чудеса полиморфина, но нет, всего лишь сервитор. Вангорич приказывает готовить покушение на Фабрикатора. 
- А этого то что, грохнем - спрашивает одна буйная ассасинка
- Да конечно грохнем, зачем нам свидетели? - отвечает другая
- Ну ладно, а можно быстро? - упрашивает агент
- Да можно, что мы, стервы штоле. Горлышко сам подставишь?
- Да уймитесь вы, шеф еще не закончил - затыкает их Йендл.
- А еще к вам придет мужик от Виенанд, из Инквизиции. Его не убивайте, он вам поможет. 
- Везет мне сегодня! - радуется агент
В Солнечной Системе это более-менее все. Отдельно идет линия ЧХ и Железных Воинов. ЧХ командует Дредноут-Маршал, воевавший во время Ереси. Он не спал уже шесть веков, от этого немного не в себе. Он одержимо преследует того самого варсмита ЖВ. ЖВ бегут в систему, где воевали во время Ереси. Там у них есть подземная нычка. Что интересно, в армии строгая дисциплина, отрядами командуют сержанты, а не чемпионы, и вообще особого охаосения не видно. Однако на складе их ждет засада орочьих коммандос, а в систему одновременно прибывают ЧХ и ОЧЕНЬ МНОГО ОРКОВ. Дредноут командует силам разбиться на две части, одна штурмует корабль ЖВ, другая на поверхность, игнорирует все замечания подчиненных. 
Кучка ЖВ держит оборону. По ним начинают лупить лэнсы.
- Орки имитируют имперские паттерны огня!
- Ээээ, похоже это не орки!
ЧХ собираются штурмовать крепость, где засели остатки ЖВ. Тут выясняется СТРАШНАЯ ПРАВДА, Дред и Варсмит были друзьями во время Ереси, но потом прокляли друг друга и Дред поклялся охотится за ним до скончания веков, пока не убьет. В это время их окружает толпа орков. На орбите командиры кораблей сами поняли, что убиться друг об друга плохая идея и вместе пилят орочьи крузеры. Варсмит предлагает Дреду объединить усилия во имя БЫЛОЙ ДРУЖБЫ. Тот сначала бьется в припадке ненависти, но потом смекает, что если сейчас орки убьют их обоих, он не выполнит своей клятвы по факту. Взять штурмом укрепления он тоже не успеет. А вот если они отобьются и он отпустит ЖВ-шника, то за ним можно будет продолжить охоту. Так что они объединяют усилия. 
В конце следует уже описанная выше сцена, где ЖВ замечают, что ЧХ верят в божественность Императора.
- И вы еще нас называете предателями? Да ты хоть понимаешь, что если бы Император это увидел, он бы тебе кулаком ударил по лицу как Лоргару?
- Пусть бы ударил, я бы только порадовался, что Он может ходить среди нас!
В итоге на земле и в космосе орки поверженны, ЧХ эскортируют ЖВ на их корабль. Помощник предлагает Дреду шарахнуть, но тут отказывается, клятва есть клятва. Для охоты еще будет время. Да и, все таки, старая дружба.
Такие вот дела.

Цикл "Восхождение Зверя", книга четвертая - Последняя Стена

Спойлер от:Mad Rat

Появление орочьей луны вызвало массовую панику и беспорядки на Терре. Нынешний Лорд Жиллиман пошел на беспрецедентный шаг - созыв полной сессии Имперского Сената, который включает в себя тысячи людей. Весь Имперский Флот все еще находится у Порта Санктус, на орбите только флагман Лансунга. Ситуация тяжелая. Под обший гам и вопли Джаскина Талл Спикер Капитанов-Чартистов (одна из менее значимых должностей среди Верховных Лордов, что-то вроде представителя ассоциации торговцев Империума) неожиданно толкает речь о том, что нужно собрать Пролетарский Крестовый Поход, взяв все силы Гвардии, Арбитрес и просто толпы жителей Терры, погрузив их на транспортные корабли и отправив на орочью луну. Несмотря на очевидную психоделию плана, ловкими политическими маневрами торгованка убеждает всех в его необходимости, Удо (Верховный Верховный Лорд Жиллиман) исчет, на кого бы спихнуть вину и как отмазаться от Лансунга, Гвардия жаждет свои пять минут славы, которые флот уже получил, Арбитрес ищут, чем бы занять умы жителей Терры, чтобы они не безумствовали, Экклерзиарх радуется возможности разжечь праведный был, глава Администратума обещает всех обеспечить и тем самым вписать себя в историю и так далее.

оригинал 

Дэн Абнэтт, "Биквин: Покаяние" глава 6 + глава 7

Вот и следующие серии подоспели, я еще картинку ганкаттера добавил для разнообразия.

Глава 1-я: http://joyreactor.cc/post/4953116

Главы 2-3: http://joyreactor.cc/post/4954326

___________________________________________________________________________

ГЛАВА 6

Личное дело

На следующей неделе на Королеву Мэб обрушился сильный шторм — чудовище, пришедшее с гор, несколько дней хлестало город своими порывами, грохоча ставнями и раскручивая флюгера. Мы держались особняком в доме под названием «Бифрост», ставшим нашим своеобразным штабом. Мы с Эйзенхорном расстались с компанией Крукли на хорошей ноте после ночи в «Двух Гогах», пообещав вернуться, и я добилась некоторого взаимопонимания с Фредди Дэнсом. Он казался заинтригованным проблемой ключа к шифру и обещал подумать над этим, если я решу вернуться и навестить его. Унвенс казался настороженным, но признал, что его другу будет полезно занять свой разум интересной головоломкой. Несмотря на шторм, Эйзенхорн поручил Нейлу и Смертоносу наблюдать за Дэнсом, чтобы узнать его привычки и распорядок дня. Они не должны были выпускать его из виду.

 «Бифрост» располагался в районе Толлтауна, к западу от Фейгейта, где прекрасные особняки и жилые кварталы потускнели от испарений близлежащих мануфактур Фарек Танга. Дом был прекрасным, огромных размеров, с достаточным местом на крыше, чтобы разместить ганкаттер Медеи.

(рисунок - Ганкаттер)

Думаю, когда-то он был жилым домом для многих семей. Целые этажи дома, некогда бывшие красивыми квартирами, опустели. Нейл обезопасил это место, установив повсюду автоматические турели, а Эйзенхорн оградил его изнутри и снаружи защитными гипероберегами. В итоге место стало настолько безопасным… насколько и любое другое место для нас.

 Здесь не было, все просто и функционально, но без индивидуальности. Это никогда не могло бы стать домом. Скорее отель, который мы могли покинуть по первому требованию и без сожаления. Эйзенхорн, как я догадалась, нигде не обживался надолго и привык обрубать хвосты и скрываться.

 Пережидая бурю в невеселом салоне «Бифроста», я думала о Мэм Матичек и ее замечании о том, что Санкур похож на хламовник Старой Терры, чердак с интереснейшим завалом диковинок. У меня не было опыта посещения миров за пределами Санкура, но и Медея, и Эйзенхорн отмечали то же самое. Здесь были замечательные уцелевшие вещи, собранные вместе в виде словесной памяти и материальных артефактов, так много от Старой Земли и зари человечества, как будто Санкур был стоком, вокруг которого кружилась и оседала грязь человеческой культуры. Я знала, что «Бифрост» — это имя из древнего терранского мифа, из легенд Иггскандика, и обозначало оно мост между мирами, перекинутый через пустоту между материальным миром и божественным царством. Это показалось мне странным, ведь оно описывало именно то, что мы искали. Я подумала, не может ли «Бифрост», по странному стечению обстоятельств, оказаться дверью или мостом в Город Пыли. Быстрый осмотр разочаровал меня. Как и все в Королеве Мэб, включая меня, ничто не соответствовало своему названию. Истина была написана облупившейся краской на погрузочной платформе позади дома: «Би[охимическое]бр[атство]Ю[жного]Т[оллтауна]» (Bi[ochemical] Fr[aternity] O[f] S[outh] T[alltown] – игра слов английского языка – прим.перев.). Название было составлено из букв, оставшихся читаемыми на стене.

 — Как ты будешь проверять ключ мистера Дэнса, если он составит его для вас? — спросила меня Медея. Она только что принесла мне на завтрак кофеин и сладкие печеные булочки рода на завтрак. Она была одета в простой белый халат и брюки, но руки, как всегда, были в красных перчатках. На смуглой коже ее щеки осталось пятно сахарной пудры. Дождь хлестал в высокие окна, заставляя свет мельтешить, как будто мы находились за стеной водопада. Было очень рано, еще темно, прошло трое суток после проведенной ночи у Ленгмура и в «Двух Гогах». И все эти ночи я спала лишь урывками из-за темных, просачивающихся в душу снов.

 Я показала ей, открыв блокнот, купленный накануне.

 — Ты записала это по памяти? — спросила она, читая.

 Так и было. У меня хорошая память. Не совсем эйдетическая, как у старого наставника Мурлиса в Непостижимом Лабиринте, но он научил меня приемам вспоминания и ассоциативных связей. Я подробно изучила обычную книгу, пока она была в моем распоряжении, и сумела воспроизвести точную копию нескольких первых страниц, хотя не знала ни одного из символов, которые рисовала. Я показала их Эйзенхорну, думая, что, возможно, он их узнает. Они казались частично цифровыми, и я подумала, что они могут быть связаны с бинариком, инфо-жаргоном таинственных Адептус Механикус, но Эйзенхорн заверил меня, что они не похожи ни на один бинарик из когда-либо виденных им и ни на какой-либо другой известный ему язык.

— Я покажу их мистеру Дэнсу, — сказала я, — и посмотрим, сможет ли он разгадать смысл.

 Медея поджала губы и кивнула.

 — А если он сможет? — спросила она. — Если он придумает ключ, который сработает? Ты напишешь остальное по памяти?

 — О нет, — сказала я. — Это выше моих сил. Это все, что я могу восстановить.

 — И что тогда?

 — Тогда, если он сможет расшифровать их, нам понадобится оригинал.

 Медея посмотрела на меня с озорством.

 — И как, моя дорогая Бета, мы можем заполучить его?

 Я пожала плечами. 

— Так же, как и в первый раз, — сказала я. — Я украду его.

 — У Гидеона?

 Я кивнула.

 — Я думаю, ты способна на великие дела, Бета, но это звучит маловероятно.

 — Не знаю, — сказала я. — Возможно, пришло время вырваться из лап жестокого еретика и его приспешников, которые держат меня здесь в заточении, и сбежать обратно в безопасное место к храброму инквизитору, предложившему мне спасение.

 Медея рассмеялась. Мне всегда нравился ее смех.

 — Собралась обмануть его? — спросила она. —  Притвориться, что ты ему верна?

 — Что такое верность в этом городе? — спросила я. — Кроме того, это будет лишь еще одна функция. Актерская игра. Я этому хорошо обучена, и успешно сыграла уже немало ролей.

 Медея покачала головой.

— Гидеон проверит это за секунду, — сказала она. — Он легко прочитает тебя.

 — В разуме нулевой особо не покопаешься, — ответила я.

 Она задумалась над этим. Я откусила кусочек от горячей роды.

 — Не делай этого, — сказала она, — не пытайся. Сначала посоветуйся со мной или Грегором.

 Когда она ушла, я подошла к стеллажу и взяла оружие — салинтер и кутро — чтобы немного потренироваться. 

 — Ты так похожа на другую себя, милая вещичка, — сказал Черубаэль.

 Я повернулась и увидела его. Думаю, он был там с самого начала. Он левитировал, покачиваясь в углу комнаты в цепях, свисающими с его скрюченных лодыжек, как потерянный воздушный шарик. От него исходил слабый и постоянный звук, некое дребезжание, как от перегорающей лампы дневного света.

 — Ты имеешь в виду мою мать? — спросила я.

 — Я знаю, что я имею в виду, — сказал он. — Мать, другая, как скажешь. Ты храбрая и безрассудная, прямо как она. Она мне нравилась.

 Он усмехнулся, но он всегда усмехался. Не верилось, что его растянутое лицо могло расслабиться.

 — Ты ей нравился? — спросила я, совершая тренировочные взмахи кутро в воздухе.

 — Конечно, нет, — сказал он. — Я никому не нравлюсь.

 Его висящие цепи слегка подрагивали.

 — Тебе что-нибудь нужно? — спросила я.

 — Много чего, — сказал он. — То, что никто не может мне дать. Свобода. Покой. Освобождение. Свежая рода.

 — Могу предложить роду, — сказала я, кивнув на тарелку, оставленную Медеей.

 Черубаэль похлопал свой татуированный, обвисший живот когтистой рукой и покачал головой.

 — Они мне не заходят, — сказал он. — Не с моей... нынешней комплекцией. От масла в выпечке у меня газы.

 — Да уж, это сделало бы тебя действительно ужасным, — сказала я.

 — Я знаю.

 — Тогда... ты не занят? — спросила я, откладывая кутро и пробуя салинтер.

 — Нет, — сказал он, слегка потягиваясь. — Я ожидаю. Всегда ожидаю. Таков мой удел. Жду инструкций, заданий. Я жду, когда меня призовут и используют. А пока я слоняюсь и размышляю.

— О чем?

 — Ты не хочешь знать, милая вещичка.

 — Говоришь, тебе скучно? — спросила я.

 — Всегда. — промурлыкал он. — Мне было скучно всегда. Я не представляю, как ваш вид тратит столько времени, учитывая столь короткий срок жизни. Лично я всегда занят, всегда то да се. Когда я свободен, я имею в виду. Когда мое время и воля принадлежат мне.

 — Что ж, мне жаль это слышать, — сказала я ему.

 — Я знаю.

 Я снова услышала, как задрожали цепи, и увидел, как он медленно повернулся, чтобы покинуть комнаты, как детский потерянный шарик, пойманный сквозняком.

 — Тогда прощай, — сказала я.

 Он остановился и оглянулся на меня. Я знала, что он был бесконечно опасным существом, хотя в нашей компании его воспринимали скорее как странного домашнего питомца. И Медея, и Гарлон говорили, что после миссии на Гершоме Эйзенхорн стал командовать Черубаэлем абсолютно, как будто дух демона полностью подчинялся воле инквизитора. Его кажущаяся робость позволяла забыть о том, каким ужасом он являлся.

 — О, — сказал он. — Я кое-что вспомнил. Я видел твоего товарища.

 — Моего товарища?

 — На днях, когда таскался по одному поручению. Я видел его на ступенях Катакомб Святого Ноденса в Роупберне.

 — Кого ты имеешь в виду, Черубаэль? 

 Он поднял правую руку и рассеянно помахал ею.

 — Этого человека. Твоего человека. Я не силен в именах. Рендер, не так ли?

 — Реннер? Реннер Лайтберн?

 — Точно. — сказал он. Парня из Курстов. Он теперь там попрошайничает. Это стало его жизнью. Бедняга, со всеми своими бедами. Мне кажется, что он еще более проклят, чем я.

 Он посмотрел на меня. Его глаза вспыхнули.

 — Это была шутка, — сказал он.

 — Я знаю, — сказал я. — Ты уже почти освоил чувство юмора.

 — Я много учился. — ответил он. — У меня много времени. В любом случае, я подумал, что тебе будет интересно. Ты ведь искала его, не так ли?

 — Он все еще там? — спросила я.

 — Ты имеешь в виду, сейчас?

 — Да, даемонхост.

 Он задумчиво наклонил голову и понюхал воздух.

 — Да. — сказал он.

 Шторм не ослабевал, и дождь все еще омывал рокрит, когда я вышла на улицу. Было рано. Я сообщила Медее, куда иду, что, возможно, нашла Лайтберна.

 Она вздохнула. Я поняла, что она считает возобновление общения плохой идеей, но она также знала, что я не позволю себя отговорить, и лишь попросила вернуться к полуночи.

 — Что-то должно произойти? — спросила я.

 — Если повезет, будут ответы. — ответила она.

 Я шла до Двору Элохима, радуясь, что не забыла надеть плащ с капюшоном. Дождь был яростным, ветер взметал мусор и расшвыривал его по сторонам. Ставни громыхали в петлях, лавочные вывески взвизгивали, раскачиваясь на цепях. Заведения были закрыты, а улицы пусты. Уже рассвело, но буря накрыла город сумерками, и мрак никак не хотел рассеиваться. Обычно в это время город просыпался, магазинчики открывали свои двери, залы ресторанов шумели утренней суетой, а люди отправлялись на работу или молитву. Я прикинула, что еще один день шторм удержит горожан дома, а большинство контор останутся закрытыми. 

 Я надеялась поймать транспорт у Двора Элохима, но там никого не было, а стоянка на западной стороне залитой водой площади пустовала. Извозчики, оставшиеся без клиентов из-за непогоды, ретировались в общее депо, чтобы заварить кофеин, посидеть у печек и пожаловаться друг другу на потерянную прибыль.

 Вместо этого я перешла под виадуком на Хартхилл Райз, спрятав лицо, пробралась по узким переулкам и достигла квартала Роупберн как раз вовремя, чтобы успеть на трамвай, направлявшийся вниз по проспекту. Трамвай был старый, как и все в городе, выкрашенный в синий и белый цвета и обшитый медью. Его выдвижной пантограф собирал электроэнергию с подвешенных на столбах проводов, периодически с шипением разбрасывая искры под проливным дождем. Теплый салон освещали люмены в абажурах над спинками сидений. Обычно это был битком набитый пригородный трамвай, но на этот раз я оказалась одним из двух или трех пассажиров, нахохлившихся и недовольных, а ворчливый кондуктор молча взял у меня плату и выдрал билет из своего компостера.

 Через окно я смотрела на мертвый, черный город, искаженный каплями дождя. Трамвай стонал и бормотал свою песнь под скрип рельсов.

 Я думала, что сказать Реннеру. Как воссоединиться с человеком, у которого украли все воспоминания о тебе?

ГЛАВА 7

Одним ночным днем…

О несчастном сброде, известном как Курст, известно, что это кающиеся, которых избегает городское общество. Их правильнее называть «обремененными», ибо каждый из них несет на себе бремя великих грехов или преступлений, за которые их прокляли суды Экклезиархии. На их плоти чернилами отмечается суть греха, и их изгоняют жить на улицах за счет подаяния, проводя остаток жизни в искуплении. Для этого они, не задумываясь о собственной безопасности, предлагают помощь всем нуждающимся, чтобы облегчить бремя. Они также могут брать на себя грехи и преступления других людей, освобождая их от ответственности. Это не делает Курста еще более проклятым: моральная ценность избавления другого человека от греха имеет больший вес.

По правде говоря, это означает, что они могут стать не более чем неоплачиваемыми наемниками, поскольку чем большее зло они берут на себя, тем большее искупление они получают. Считается, что они готовы сделать почти все для кого угодно.

Реннер Лайтберн сделал для меня многое. Он пришел ко мне, когда я была в беде, и сделал все возможное, чтобы защитить меня. Его собственным преступлением, как он со временем признался, был необдуманный поступок — защита латентной псайкерши, молодой девушки, от иерархов храма. Во мне, латентной анти-псайкерше, он увидел некую приемлемую симметрию, как будто мое спасение могло уравновесить его изначальный грех.

Позже я узнала, что его направила Мэм Мордонт, повелительница Непостижимого Лабиринта, которую я теперь считаю агентом Когнитэ. Реннер не знал, — да его это и не волновало — что работает ена темные силы, хотя на самом деле позже выяснилось, что нанявшая его Мэм Мордонт была вовсе не той Мэм Мордонт, а агентом инквизитора Рейвенора, выдававшей себя за нее. Доставив меня Рейвенору, воспоминания Лайтберна стерли, и он был возвращен на улицы города.

Независимо от его изначального преступления (которое я, надо сказать, весьма одобряла), он не заслуживал этого. Проклятый или нет, но он был стойким и отважным. С тех пор меня беспокоила его судьба. И я хотела лично поблагодарить его за содеянное, ибо в прошлый раз такой возможности не предоставилось. 

 С этими мыслями я пересекла под проливным дождем широкий бульвар Роупберн и подошла к Катакомбам храма Святого Ноденса. 

 Храм был старый, темный и очень простой, похожий на возвышающийся бункер Муниторума. В этот день его громаду едва можно было различить на фоне черноты небес. Перед ним была широкая мощеная площадка, где обычно собирались нищие, но на сей раз было пусто, если не считать нескольких выброшенных лохмотьев одеял, а дождь хлестал отовсюду с такой силой, что брызги снова пеной вздымались вверх. Я увидела фигуру в арке входа, боровшуюся с ветром в попытках закрепить ящики для пожертвований, прежде чем их унесет и разбросает по улице. Это был дьякон храма, который сказал мне, что во дворе видели нищих и Курстов, но несколько дней бури прогнали их искать себе укрытие. Он предложил мне поискать в арках под виадуком или, возможно, в богадельне, занимающей часть катакомб. Его явно озадачили моих расспросы.

Богадельня находилась в нескольких каменных ступенях сбоку от двора. Она была чуть больше, чем столовая, и наполнена запахом вареной капусты. Альмонер (раздающий милостыню – прим.перев.) и его помощник-служка готовили в сыром помещении какой-то скудный завтрак, а вокруг толпились обездоленные души, пришедшие не только для того, чтобы укрыться от ветра и дождя, но и за вожделенной миской еды. 

К тому времени я промокла до костей и был так растрепан, что сам походил на уличного нищего. Я спросила альмонера, не видел ли он кого-нибудь из Курстов в тот день, и он ответил, что видел некоторых, но Лайтберна по моему описанию не узнал. Думаю, для него все преступники и бродяги были одинаковы, они проходили мимо него в очереди за похлебкой, как однородная безликая масса.

Лайтберна там не было. Я подумала, не солгал ли мне Черубаэль, не разыграл ли он меня, отправив в бурю, как дурочку. Но он никогда не проявлял ко мне злобы — знаю, удивительно ожидать такое от демона, — так что казалось маловероятным ожидать от него подобного «розыгрыша».

Вместо этого я поговорила с некоторыми нищими и оборванцами. Несколько из них видели Курста тем утром, а двоим показалось, что они опознали Лайтберна по моему описанию. Изгои Королевы Мэб не воспринимают друг друга как безымянных и одинаковых, хотя я считаю, что это связано скорее с их постоянной настороженностью к незнакомцам, потенциальным опасностям и чужакам, посягающим на их территории.

 — Пришел человек, — сказал один из них. — Он сам был Курстом, и он забрал их. Это было сегодня рано утром.

 — Забрал их? — спросила я.

 — Он приходит каждые несколько дней, предлагает монету или еду тем, кто поможет ему с его бременем. Некоторые идут за ним, некоторые нет.

 — Как они ему помогают? — спросила я.

— Думаю, — сказал другой, — что они сражаются за него. Те, кто возвращаются, часто покрыты царапинами и в крови. Вот почему я никогда туда не ходил.

Я знала, что в городе существуют бойцовские ринги — нелегальные поединки со ставками или просто для развлечения. Меня не удивляло, что тех, кого использовали в этом подпольном порочном развлечении, набирали за несколько жалких монет или корку хлеба из нищих и бедняков. У города есть темная сторона, и неприятно встретить доказательства его бессердечной жестокости.

— Куда они ходят? — спросила я.

— В зал костей, так говорят.

Зал костей — это Оссуарий Святого Белфега, катакомба, где кости погибших во время Орфейской войны были переплетены, как прутья в ограде. Он находился на мостовой храма под колокольней и Старой Стеной Сожжения, и к тому времени, как я добралась до нее, хотя я и бежала, я снова промокла насквозь. Казалось, буря решила утопить город в воде и мраке.

Там были маленькие ворота, через которые я прошла, а за ними — узкий зал, погруженный в темноту и пропахший сыростью. За мрачными арками по обе стороны я разглядела первую из палат, в которой сортировали кости, старые кости погибших на войне, храбрые душ и трусов, перемешанные без различия. Как говорится в одной притче, все мы уравниваемся в конце концов, а добродетель всей жизни весит не больше и не меньше, чем пороки.

За каменным залом ступени спускались под землю, и я на ощупь пробиралась по ним. Здесь на стенах разрослись плесень и мох, а там, где каменная кладка была голой, она была отполирована, как стекло, кальцинированным потоком воды с поверхности. Это была граница, где живой город наверху заканчивался и превращался в мертвый погребенный фундамент, состоящий из рассыпавшегося в прах прошлого. Я ступала по обломкам и останкам корней города, по пластам спрессованных руин, на которых стоял город нынешний. Здесь покоилось прошлое, слои предыдущих Королев Мэб, превращенных в прах, на котором город строил и перестраивал себя, как изможденный тонущий пловец, пытающийся удержаться на плаву. Здесь, внизу, лежали сломанные вещи, вещи, которые никому больше не были нужны, забытые всеми. Мне казалось, что здесь можно найти все, что когда-либо было потеряно и забыто. Здесь, внизу, они оступились, упали, и лежали, скрытые от света дня.

Я надеялась, что Лайтберн может быть среди них.

С каждой ступенькой мне открывались затененные галереи костехранилища, где на каменных полках громоздились связки длинных костей, а на уступах располагались черепа табачно-коричневого цвета. Темнота была непроглядной, и во многих местах с потолка стекала вода, ведь дождь находит свой путь вниз во тьму так же верно, как и забытые вещи. Мне было интересно, сколько еще потребуется дождя, прежде чем эти каменные пустоты заполнятся.

Я приблизилась к другому туннелю склепа и пошла вдоль него. Вокруг никого не было, но железные колпаки фонарей вдоль стены были еще теплыми на ощупь, как будто их недавно потушили. Здесь пахло жиром, дымом водосточных труб, а также холодным запахом «ромы», этой пьянящей смеси лхо, которая сейчас была столь популярным излишеством.

Вскоре я услышала голоса. Я прижалась к самой глубокой тени стены и вгляделась в голубой мрак. Конечно, я сохраняла осторожность, поэтому захватила с собою четырехствольный пистолет в кобуре под пальто и запасные патроны на поясе. Гарлон Нейл, которого жизнь научила подобным вещам, настоял на том, чтобы никто из нас не выходил за стены «Бифроста» безоружным.

В комнате неподалеку, находилось семь или восемь человек, занятых болтовней перед концом рабочего дня. Один из них, пожилой офицер, судя по форменному пальто, прикреплял к шесту люминошар, чтобы освещать своим товарищам путь обратно на поверхность. В бледном отблеске шара я увидела остальных: бродяжку в фартуке, заполнявшую коробку травяными сборами, бинтами и коричневатыми аптечками, наверняка украденными из какого-нибудь медицинского кабинета; другую женщину, постарше и закутанную в сетчатую шаль, которая ложила вещи в побитое металлическое ведро; двух мужчин самого грубого вида, собиравших старые крюки, короткие ножи, дубины и тому подобное и закидывавших их в большой шкаф, очевидно, когда-то красовавшийся в монастырской келье, наполненный сурлицами, свечами и алтарными покрывалами. Третий мужчина, едва переступивший порог юности, протирал прикрепленные к стене меловые доски, счищая надписи, а четвертый, пожилой человек, устроившись на больничном табурете, помогал своим товарищам энергичными советами и наставлениями. Этот пожилой человек был ветераном и все еще носил свой залатанный плащ Милитарума. В его голосе слышался сиплый кашель и хрип «роматика», он набивал глиняную трубку каким-то смердящим куревом.

Последний, высокий и угрюмый обремененный с вытатуированными грехами на руках, был занят креплением железных прутьев к воротам. 

— Я не опоздала на представление? — спросила я на уличном мабисуазе, выходя на свет. 

Все они посмотрели на меня с удивлением и некоторым недружелюбием.

— Вам здесь не место, мисси, — сказала пожилая женщина.

— Это не место для тебя. — согласился старый солдат, поворачиваясь на своем табурете, чтобы окинуть меня злобным взглядом. — Проваливай. — Его глаза были остекленевшими, сонными от выкуренной «ромы».

Я увидела, как высокий обремененный напрягся и потянулся за спину, несомненно, за оружием. Стоило следить за ним особо внимательно.

— Но я хочу поставить пару монет. — сказала я невинно. — Разве не здесь проводятся игры?

— Ага, но ставки уже сделаны. — сказал юноша, все еще сжимая в пальцах грязную губку для доски. — Они ушли полчаса назад. Сегодня ставки окончены.

— Уже ушли? — спросила я. Я посмотрела на решетчатые ворота, которые запер садовник. — Я думала, это игра для зрителей.

— Нет, это испытание, — ответил юнец.  — Они входят по номерам и выходят под Лаймхоллом. И те, кто выходят первыми, — победители. На них и делают ставки.

— А кому повезет — тот хотя бы выходит живым, — усмехнулся старый ветеран.

— Заткнитесь, — прорычал обремененный, в его голосе слышался жесткий герратский акцент. Она явно не игрок. Посмотрите на нее. — Он уставился на меня. — Что тебе реально здесь нужно? — спросил он.

— Видели человека по имени Реннер? — прямо спросила я, поменяв подход, и в паре слов описала им Лайтберна.

— О, он здесь, — сказал ветеран. — Крутой парень. Заходил три раза, и каждый раз выигрывал тяжелый кошель.

— Вот почему он выбрал номер три, — сказала старуха с ведерком. В нем лежали разнообразные жетоны, вырезанные из пластиковых пластин, и на каждом из них было написано число.

— Реннер — наш чемпион, — согласилась другая женщина.

— Так он сейчас там? — спросила я, хотя уже знала ответ. Мальчик еще не успел стереть губкой все слова, написанные на досках, и я увидела имя Реннера, написанное мелом рядом с другими именами, каждое из которых имело номер и коэффициенты против них.

— А вот тебе тут быть не стоит, — прошипел обремененный. — Уходи, или мы тебе поможем.

Это была не самая страшная угроза, которую я когда-либо слышала, но угрожающим было больше его поведение, а не слова. Он сделал шаг вперед, отведенная рука напряглась для удара. Я заметила напряжение плеча, когда он приготовился к бою. Это была явно не первая драка в его жизни.

Я отключила ограничитель, прежде чем он успел продемонстрировать свой опыт. Холодная пропасть моей пустоты сильно ударила в них, растекшись по маленькой комнатушке. Как будто все тепло вокруг схлопнулось. Все они отпрянули в отвращении от не-бытия моей души. Даже тех, кто не обладает психической чувствительностью, аура парии может прилично шокировать, особенно когда она накрывает без предупреждения. Двое мужчин, собиравших оружие, сразу же убежали, но остальные не смогли или не осмелились проскочить мимо меня к выходу. Им претило прикасаться к тому, что было неприкосновенно, их буквально отбрасывало назад. Ветеран соскользнул со своего табурета, старуха всхлипнула и поднесла платок к губам, а паренек попятился назад к доске.

Обремененный был дезориентирован. Он замешкался, я схватила его за лицо и толкнула, одновременно поставив подножку. Он рухнул на спину. Отобрав нож, я придавила его грудь ногой.

— Куда они идут? — спросила я.

Никто из них не хотел мне отвечать, они были слишком обескуражены странным отсутствием, которое не могли осознать.

— Куда? — настаивала я.

— В подземелье. — заикаясь, ответил ветеран. — Внизу, в старых катакомбах.

Самая глубокая и самая старая часть оссуария.

— Это вроде соревнования? — спросил я.

— Правил нет, — сказал ветеран. — Это испытание. Находишь выход или теряешься в лабиринте.

— Но побеждает тот, кто первым найдет дорогу в Лаймхолл?

Он нервно кивнул.

— Есть ли там опасности? — спросила я. — Вы же не просто так вооружаете их.

— Ни в каких правилах не запрещено разбираться с соперниками во тьме. — сказала женщина в фартуке. — Это чистая борьба. И имейте в виду, там немало напастей. Сточные ямы. Ловушки. — В ее голосе промелькнула настороженность ко мне.

— Значит, первым в Лаймхолл любой ценой? — спросила я. — Что еще поджидает внизу?

— Кто знает? — пробормотал мальчик. — Но входят многие, а выходят горстки, это не объяснить ни ловушками, ни ножом в ребра.

— Они выходят в Лаймхолле? — спросила я.

— Мы сейчас туда собираемся. — сказал служивый, держа люминарный шест дрожащей рукой. — До их выхода минимум три часа. Игроки скоро соберутся встречать победителей.

Я задумалась, не направиться ли прямиком в Лаймхолл. Это было, возможно, в миле отсюда. Я бы смогла встретить Реннера там в случае его победы. Рискованно, учитывая, что игроки собрались на финишной прямой. Люди, делающие ставки на такие кровавые игры — не лучшая компания. Они могут быть вооружены или с охраной, и появление незнакомки могло бы их спровоцировать.

Внезапно выбор был сделан за меня. Мужской крик боли, далекий, но отчетливый, донесся из глубины через решетку ворот. 

Я была уверена, что это Реннер Лайтберн.

— Дай мне ключи. — сказала я обремененному. 

Беспомощный под моей ногой на его ребрах, он нехотя протянул связку ключей.

— И это. — сказала я военному, указав на осветительный шест.

— Нам нужен свет, чтобы найти дорогу назад. — сказал он озабоченно.

— Найдете другой. — огрызнулась я. — Зажжете лампу.

Я отошла от лежащего верзилы и отрыла ворота. Они висели на тяжелых петлях и открылись со скрипом, напоминающим далекое завывание. С шестом в руке я заглянула внутрь.

— Тебе нельзя туда спускаться. — сказала старуха.

— Придется нарушить пару правил. — было моим ответом.