шута тян

"Правило хаосита №26 - Храни свое барахло в безопасном месте. Иначе его могут найти другие бомжи." - Абаддон Разоритель, М41
P.S. по мотивам стрима с канала WarpBeacon

Не будите мертвецов - ибо духи усопших мстительны к тем, в чьих жилах течёт горячая кровь...

Бесплатная глава второй части Конца и Смерти

https://www.blacklibrary.com/prod-home/new/ebook-the-end-and-the-death-volume-ii-eng-2023.html

Tl:dr - Арлекины на Ультве исполняют Танец Конца и Смерти, схожий с Танцем Без Конца (повествующим о рождении Слаанеш и Падении Эльдар), но отличающийся в том числе действующими лицами. Эльдрад ноет.

На Ультве пришла маска, первая маска со времен Падения.

Она пришла без призыва, как подарок: арлекинада Риллиетанна, впервые увиденная за столетия, вышедшая из косого света далеко расположенных врат и идущая в тишине через помещения из призрачной кости мира-корабля к Овации. Там без предварительной подготовки и увертюры они начинают свое выступление.

Азуриани Ультанаша Шелве собираются, чтобы увидеть это. Некоторые спрашивают: в чем смысл? Это благословение или предзнаменование? Некоторые спрашивают: Что это за танец?

Эльдрад Ультран знает. Хотя Арлекины с самого Падения оставались скрытыми в паутине, под защитой Смеющегося Бога Цегораха, их танец никогда не заканчивался. Они танцевали в уединении, сохраняя старые маски, такие как «Полутень» и «Злобная луна», и добавляя новые, такие как «Танец без конца». Он никогда не видел этой маски, но слышал о ней рассказы. Это великий обряд плача, добавленный в их репертуар за годы уединения, поскольку он изображает трагедию Падения.

Эльдрад приходит на «Овацию», чтобы стоять вместе с остальными и смотреть. «Овация» — его любимое место на Ультве. Обладая прекрасным объемом, это единственная палата в мире-корабле, которая кажется, будто находится снаружи. Здесь широкий простор неба, мягкий закат и широкий участок эйтокских лугов, покачивающихся на праздном ветерке. Кольцо мягких бежевых камней окружает травянистую чашу сцены шириной в километр. Тени длинные, а сумерки приглушены. Все это смоделировано. Пси-энграммные схемы в палубе из призрачной кости и парящем куполе создают эту среду из воспоминаний, а оптические поля заставляют пространство казаться даже больше, чем оно есть на самом деле. Он стоит среди камней вместе с остальными, наблюдая за танцем, ощущая воспоминания о солнечном свете, вдыхая воспоминания о ароматах эйтока и полевых цветов. Вокруг воображаемого горизонта гремит вечерний гром и рыщут молнии. Но шум – не гром, и мерцание-вспышка – не молния. Это потрескивание активных ворот вдалеке, по краям комнаты.

Танец – это зрелище высочайшего театра. Полная компания, труппы мимов и шутов, колдунов, света и тени и то что посередине, возглавляемые их мастером Арлекином, все одеты в ослепительные костюмы домино, все в фальшивых лицах своих избранных агайтов. А вместе с ними и синий оттенок Солитера, символизирующий престиж произведения. Они движутся по полу травяной чаши в хореографии, одновременно хирургически точной и плавной, как вода.

Когда танец заканчивается, танцоры тут же начинают снова, повторяя всю последовательность.

Слухи распространяются. Несмотря на растущую тревогу и отчаянные меры подготовки, предпринимаемые в диаспоре эльдар, эмиссары прибывают посмотреть на маску. Первая арлекинада после Падения – событие поистине значимое, и его необходимо увидеть. Эмиссары прибывают через дальние ворота. Они приходят из искусственных миров, готовых к реактивной войне; из других, бегущих на максимальной скорости к краю галактики; из драгоценных старых миров, поднимающих свою оборону; из закрытых девственных миров, прячущих свои самые драгоценные мысли в колбах из стекла душ; от общин экзодитов, отступающих в свои заветные безопасные места. Независимо от кризиса, маску необходимо посетить.

Затем никто не приходит. Внезапные шквалы нематериального ужаса вскипятились и разлились по дальним тропам. Проход уже невозможен. Старые пути заблокированы. Эльдрад приказывает закрыть ворота. Те, кто здесь, должны остаться. Те, кто еще не прибыл, возможно, никогда не придут, а многие, возможно, заблудились в пути.

Эльдрад этого ожидал. Однако он не хочет признавать, что не предвидел этого. За последние недели предвидение постепенно затуманилось и потускнело, заблокированное эфирным смятением, точно так же, как сейчас заблокирован проход. Будущее либо скрыто от глаз азуриани, либо его уже нет.

Нехреворт, эмиссар Комморры, прибыла последней перед закрытием врат.

Стражи тут же приближаются при виде посланника осуждаемых и выродившихся кузенов аэльдари.

— Я пришла чтобы узреть, без клинка, — говорит она, подняв исцарапанные ладони и смертоносную улыбку. — Ты откажешь мне?

— Я никому не откажу, — отвечает Эльдрад, — даже эладрит иннеас. Маска предназначена для нашей крови, где бы она ни текла. Он дает сигнал Стражам отступить.

—Я думаю наша кровь потечет, — говорит она, идя рядом с ним по покачивающейся траве к «Овации». — Ваша, видящий. Моя. Не так ли?

— Ваш тон прогностический, Дракон Нехреворт. Я думал, что друхари не имеют никакого отношения к сельскохозяйственному искусству?

— Нам не нужно ясноовидение, чтобы увидеть, как на нас обрушивается гибель, — отвечает она. — Мон-кеи превзошли сами себя. Они потянут на уничтожение больше, чем себе подобных.

Маска действует уже девять дней. На сцене «Овации» кружащиеся фигуры труппы формируют агонию и экстаз с формальной точностью и извилистой грацией. Они кувыркаются в воздухе, как птицы, порхают, как листья, они пружинят, связываются и огибают друг друга. Костюмы домино сияют и переливаются. Когда танец заканчивается, его начинают снова, повторяя тот же набор символических движений.

Небо вырезано из дыма, а ветерок пахнет грустью. Эльдрад и дракон кабала присоединяются к зрителям на краю скалы. Эльдрад видит, как аутархи отворачиваются, избегая друхари. Он видит, как экзархи хмурятся в ее присутствии, а экзодиты отходят в сторону. Никто не угрожает, поскольку сделать это означало бы злоупотребить гостеприимством Ультве.

Эмиссар Йандена не выказывает угрязений совести. Она приближается к Эльдраду, несмотря на то, что дракон рядом.

— Что ты видел? — тихо спрашивает она его, пока они наблюдают за арлекинадой.

— Ничего, Мехлиндри, — отвечает он.

— Ты смотрел?

— Ты спрашиваешь меня об этом, Серебряная Душа? Я смотрел. Ничего не увидеть. Ты это знаешь, потому что по страху в твоих глазах я знаю, что ты тоже смотрела. Ничего не видно, а даже если бы и было, какая нам от этого польза? Предвидеть — значит знать будущее. Какая польза от одного лишь видения?

— Предвосхищение — всегда наша добродетель, — отвечает его посетитель. —Предвидеть — значит читать путь, и благодаря этому шаги могут быть изменены.

Он смотрит на нее.

— Я люблю тебя за твоё за твою веру в это, — говорит он. — И все же я ненавижу тебя за то, что ты все еще придерживаешься этой идеи.

—Предвосхищение принесло мне много побед, — говорит она.

— Возможно.

— Я предвидела поражения и изменяла шаги, чтобы Иянден вместо этого достиг триумфа».

— Неужели, Серебряная Душа? Или ваши Аспекты просто сражались упорнее и победили?

Она хмурится. —Мне грустно слышать, как великий провидец так плохо отзывается о своем искусстве. Зачем асурианам даровано зрение, чтобы читать судьбу, если не для того, чтобы изменить ее?

— Потому что жизнь жестока, — отвечает он.

— Эльдрад, — говорит она, — я пришла на Ультве, чтобы посоветоваться с тобой, потому что Ультве видит дальше, чем кто-либо…

— Ты пришла чтобы увидеть маску, — говорит он, — и этого достаточно. Арлекины приходят из уединения, чтобы потанцевать для нас. Это говорит нам все, что нам нужно знать. Великая катастрофа проходит сквозь звезды. Нам повезет если мы переживем её.

— Мы уже много лет предвидели её приближение. Теперь она пред нами, должно быть что-то, что мы можем…

— Теперь ты советуешь действовать, Ияндени? Когда азуриани годами осуждали любую причастность к млекопитающим и их войнам? Мы знали, что они перегорят. Мы видели это. Так это и происходит.

— Но в таком масштабе, Эльдрад? Да, мы предвидели их падение. Но мы недооценили их разрушительный потенциал. Их родной мир, теперь средоточие их последнего горя, тонет, как горячий уголь, сквозь шелк творения и выплескивает варп. Взор наш потускнел, и Арлекины пришли танцевать. Это может означать только то, что их последнее падение станет для нас вторым падением, которое поглотит всех.

— Тогда беги, Серебряная Душа.

— Иянден бежит, Ультран.

— А Ультве не может. Мы застряли в рубцах нашей собственной ошибки.

— Значит, ты… сдашься?

Он отворачивается от нее. В бледном воздухе имитации заката он видит поблизости других эмиссаров, с интересом наблюдающих за их беседой. Он видит веселую ухмылку Нехреворта.

Он трижды хлопает в ладоши.

— Остановите маску! — командует он.

Танцоры колеблются и останавливаются. На сцене «Овации» Арлекины взирают на него из-за своих пугающих масок: некоторые низко присели, готовые прыгнуть или повернуться, некоторые опустили вытянутые руки. Лишь кивающие травы шевелятся.

Эльдрад стоит в свете мотылька и протягивает руки. Его мантия растворяется в паре. Его броня приходит к нему, мягкие ленты стеклянного цвета, которые связывают и прилегают к его конечностям и телу, пока он не становится закован в аспекте войны.

— Я расскажу вам, что я видел, — объявляет он собравшимся светилам. — Я расскажу вам, что я сделал.

Арлекины шипят и сбиваются в гибкую массу, обняв друг друга.

— Когда-то позади нас на проторенной дороге жил великий народ, — говорит он, — обладающий могучими достижениями и резким превосходством, который унаследовал звезды и все, что переплетается между ними…

— Не учи нас, Эльдрад, — возражает Курьян из Бьел-Тана.

— …и в своем превосходстве и достижениях они предвидели, куда приведет их путь, но не изменили шага и не свернули в сторону».

Мехлендри обиженно смотрит на него. – Не цитируй наш позор, как будто это аргумент против нашего искусства, — говорит она.

— Наш позор? — спрашивает он.

— Ты говоришь об азуриани во времена, прежде чем Она пришла, чтобы утолить свою жажду к нам, и это известно, и это оплакивается. Но это не аргумент. Наша потеря, хотя и самая большая из всех потерь, просто усиливает необходимость нашего ремесла. То, что мы видим, мы действуем. То, что еще впереди, мы пересоставляем. Это горький урок Падения. Наша гордость ослепила нас. Мы прислушивались к нашему предвидению с тех пор…

— Эта история было не наша, — отвечает Эльдрад. — Я говорил о другом, более молодом народе. Их шаги одинаковы, как будто они выучили у нас тот же танец и теперь исполняют его с нами дуэтом, повторяя каждое движение.

— Это низкие создания, — срывается Джайн Зар. —Они отстают от нас на миллион лет. Они стремятся подражать нашей былой славе, но им никогда не достичь такой высоты. Они уничтожат себя, как это сделали до них тысячи других видов. Мы избегали их влияния, насколько могли, и держались в стороне от их дел. Они скоро исчезнут.

— Очень скоро, — соглашается Эльдрад. —Что нас беспокоит, так это то, как они исчезнут.

Он смотрит на них всех.

—На протяжении поколений мы предвидели проклятие человека — да, давайте назовем их теми, кто они есть — проклятие человеческого рода. Эти выскочки, тем не менее, создали империю, достойную названия. Их напор удивил нас. Мы наблюдали, как они повторяют те же высокомерные ошибки, которые совершили мы. Мы ждали их неизбежной гибели, ибо разве не такова судьба всех видов, которые используют силу разума, чтобы влиять на свою судьбу? Я предупреждал об этом, Ультве предупреждал об этом, но вы отказались участвовать. Я решил проигнорировать это решение.

Раздается ропот недовольства.

— Я манипулировал некоторыми сторонами, пытаясь предотвратить эту катастрофу, поскольку тогда я знал то же, что вы знаете сейчас. Не только человеческий род погибнет. Мои усилия, за годы осторожной деятельности, ни к чему не привели. Некоторые из моих действий были необдуманными, и я обрезал пряди судьбы, чтобы исправить их, насколько это было в моих силах. Но я пытался. Теперь вы в своем горе протестуете, что пришло время действовать. Слишком поздно. Тот, кого зовут Хорус Луперкаль, обладает слишком большой силой, чтобы мы могли противостоять ему. У меня в игре остался один главный агент. Он позаботился о том, чтобы у сил, противостоящих Луперкалю, было на одного великого защитника больше, чем было бы в противном случае, — так называемого Сына Прометея. Мой агент, возможно, сможет сделать больше, но я боюсь, что нет. Наш взгляд затуманен, потому что нет будущего, за которым можно было бы наблюдать. У нас нет другого выбора, кроме как довести до конца политику, которую вы определили, позволить им гореть и бороться с пламенем пожара, если оно приблизится к нам слишком близко. Или, если судьба жестока, и род человеческий не оборвется сам собой, тогда мы приготовимся противостоять сломленному виду, подпитываемому Хаосом. Сейчас у нас нет другого выбора, кроме как ждать. Арлекины приходят танцевать для нас «Танец без конца», чтобы напомнить нам, что мы способны вынести, ибо нам придется снова терпеть, и плакать, ибо это вполне уместно, смерть разумного вида.

— Прекрасные слова, — говорит Нехреворт, нарушая последующее молчание. — Но неверные в одной детали.

— Как так? — спрашивает Эльдрад.

Нехреворт указывает на отпрянувших Арлекинов.

— Это, Верховный Видящий Ультве, не был «Танец без конца», — говорит она.

— Скажи мне, что ты имеешь в виду, друкхари.

— Я видела танец, — говорит она. — Труппы Арлекина, возможно, и не сошли с дальних дорог с момента первого вздоха «Той, что Жаждет», но они танцевали свои маски в Верхней Комморре.

—Для вас одних? — спрашивает Джайн Зар.

— Мы не скрывали этого, — говорит Нехреворт, — но никто из вас, похоже, не хотел приходить. Вам были бы рады. Мы не дикари. Мы можем соблюдать условия маскарадного перемирия не хуже вас. Тем не менее, я хочу сказать, что видела «Танец без конца». Три раза. И каждый раз я плакала от стыда и ярости из-за того, что мы все потеряли. Я знаю шаги и формы. Это не тот танец.

— Конечно тот, — говорит Эльдрад.

— Очень похоже, я согласна, провидец, — отвечает она. — Формы, структура и многие этапы. Он следует той же схеме. В нем то же количество исполнителей, те же различия светлых, темных и сумеречных трупп. Четверо мимов по-прежнему остаются демонами. Шуты Смерти по-прежнему остаются жнецами смертности. Он изображает падение расы и рождение бога. Но эти девять трупп не представляют старую расу. А Аребеннийский Солитер не представляет собой Ту, что Жаждет.

— Нет, — говорит Эльдрад. — Ты ошибаешься.

— Неужели? — спрашивает эмиссар друхари. — Мне бы хотелось, — она смотрит на Арлекинов. — Как называется этот танец? — спрашивает она.

— Это «Танец Конца и Смерти, — шипит руководитель труппы, и слова его звучат неловко, словно он разучился говорить.

— А какую роль играет солитер?

— Того, кто родится, — рычит руководитель труппы. — Нового бога.

Эльдрад чувствует холодок по коже. Это не имитация комнаты. Как он этого не увидел? Или он просто отказался это видеть, потому что последствия слишком ужасны?

— Как называется твоя роль? — спрашивает Эльдрад солиста в капюшоне.

— Тёмный Король, — отвечает Солитер