тау and 1>1
»Wh Песочница рассуждения тау Warhammer 40000 фэндомы
Настало время очередных рассуждений
Господа лороведы, прошу ваших предположений и рассуждений.
К большому своему сожалению, я не очень знаком с тау, и их лором. Но на основании прочитанного, закрался вопрос.Вот мы имеем в актуальном таймлайне Жилю, что ведет индомитус, сейчас начинает воевать в Нигилус. Так же мы все примерно догадываемся, что скоро вернут Льва или очередного примарха (доместус гидрокарбонатус).
Суть вопроса - сможет ли или Жиля или Лев устроить тау аналог Рангданского ксеноцида, если смогут то как вы предполагаете, на сколько сложно и кроваво это будет, какие потребует силы, учитывая уже прошедшие сферы расширения и технологические изъебы тау.
Всем спасибо!
Wh Песочница Дэн Абнетт Пария покаяние книга текст Перевод перевел сам Глава 1 Биквин Warhammer 40000 фэндомы story книга вторая
Дэн Абнэтт, "Биквин: Покаяние" перевод первой главы
Возможно, перевод уже есть в инете, но я не встречал. Поэтому решил попробовать взяться за эту долгожданную книгу. Если видели перевод - скиньте в коментах, чтобы я зря не заморачивался.
_____________________________________________________________________
БИКВИН: КНИГА ВТОРАЯ
"ПОКАЯНИЕ"
Первая часть истории, именуемая...
КОРОЛЕВСКАЯДВЕРЬ
ГЛАВА 1
О компании, которой человек придерживается, а также о компаниях, которые его удерживают
С тех пор как я встретила демона, мои сны стали липкими и черными.
Прошло два месяца с тех пор, как он впервые посетил меня, и его нематериальное присутствие просочилось в мои сны, как смола, склеив все мои мысли, так что теперь ничто не было ни ясным, ни отдельным. Просто один комок черной путаницы, в котором идеи извивались, не давая себе покоя, не в силах вырваться на свободу или определить себя.
Я надеялась на ясность. Думаю, что ясность была тем, что я искала всю свою жизнь. Я хотела бы встретить вместо этого ангела, чья сущность наполнила бы мой разум, как янтарь. Признаюсь, это была полнейшая фантазия. Я никогда не встречала ангела и не знала, существуют ли они, но именно это я себе и представляла. Там, где прикосновение демона могло утопить мои сны в темной жиже, прикосновение ангела наполнило бы их золотой смолой, так что каждая мысль и идея сохранилась бы, одна и нетронутая, вполне ясно представленная, и я смогла бы найти в них смысл. Во всем.
Я видела янтарь на рыночных прилавках под Тулгейтом. Так я узнала об этом материале: полированные камешки оттенков охры, гуммигута и аурипигмента, похожие на стекло, а внутри каждого – муха с кружевными крыльями или жук, застывшие навеки.
Вот как бы я хотела, чтобы выглядел мой разум: каждая мысль была бы представлена таким образом, доступная свету со всех сторон, настолько ясная, что можно было бы рассмотреть каждую мельчайшую деталь через увеличительное стекло.
Но демон вошел в меня, и все стало черным.
Я говорю "демон", но мне сказали, что правильный термин - "демон-хост". Его звали Черубаэль. Мне показалось, что это имя ангела, но, как и все в городе Королевы Мэб, вещи и их имена не совпадают. Они неизбежно являются шифрами друг для друга. Через свои липкие, черные сны я, по крайней мере, разглядела, что Королева Мэб — это город глубоких противоречий. Это было полумертвое или, по крайней мере, полуиное место, где одно было на самом деле чем-то противоположным, а правда и ложь чередовались, и люди были не теми, кем казались, и даже дверям нельзя было доверять, потому что они слишком часто открывались между местами, которые не должны были пересекаться.
Город был мертвым существом внутри живого, или наоборот. Это было место, преследуемое призраком самого себя, и лишь немногие обладали способностью вести переговоры между ними. Мертвые и живые задавали друг другу вопросы, но не слушали или не могли услышать ответы. И те немногие, кто ходил, осознавая, в темных местах между ними, на границе, отделяющей физическое от отбрасываемой им тени, казалось, были больше озабочены тем, чтобы переправить души с одной стороны на другую, отправить кричащих живых на смерть или вернуть к жизни ослепших мертвецов.
У нас с великой Королевой Мэб была общая черта. Во мне тоже была мертвая половина, тишина внутри, которая делала меня изгоем. Я была истинной подданной Королевы Мэб, ибо я была противоречием. Меня все сторонились, я была отверженным сиротой, не подходящей для общества, но все искали меня как некую награду.
Меня зовут Бета Биквин. Мое имя - Ализебет, но так меня никто не называл. Бета — это уменьшительное. Оно произносится как Бей-та, с долгим гласным, а не Беттер или Битер, и я всегда думала, что это для того, чтобы отличить его от буквы «Еленики», которая обычно используется в научных порядковых обозначениях. Но теперь я начала думать, что именно так оно и было. Я была Бетой, второй в списке, вторым вариантом, второй по рангу, меньшим из двух, копией.
А может, и нет. Возможно, я была просто следующей. Возможно, я была альфой (хотя, конечно, не тем Альфой, который был со мной в те дни).
Возможно, возможно... много чего. Мое имя не определяло меня. Этому, по крайней мере, я научилась у Черубаэля, несмотря на липкую тьму снов, которые он распространял. Мое имя не соответствовало мне, как и его имя не соответствовало ему. Мы оба, подобно Королеве Мэб, с самого начала были противоречивы. Имена, как мы увидим, бесконечно ненадежны, но бесконечно важны.
Я стала очень чувствительна к различию между тем, как что-то называется, и тем, чем оно является на самом деле. Это стало моим методом, и я научилась этому у Эйзенхорна, который на то время, я полагаю, был моим наставником. Эта практика недоверия к чему-либо по его внешнему виду была его способом существования. Он ничему не доверял, но в этой привычке была какая-то ценность, потому что она явно помогла ему прожить долго. Примечательно долго.
Она также определяла его, потому что я не знала его природу, как и не осознавала свою. Он сказал мне, что он инквизитор Святого Ордоса, но другой человек, который с такой же настойчивостью претендовал на это звание, сказал мне, что Эйзенхорн, по сути, был отступником. Хуже того, еретиком. Хуже того, Экстремис Диаболус. Но, возможно, этот человек - Рейвенор, его имя - возможно, он был лжецом.
Я знала так мало, я даже не знала, ведает ли Эйзенхорн, кто он такой. Мне было интересно, был ли он таким же, как я, озадаченным тем, как правда мира может внезапно измениться. Я считала себя сиротой, воспитанной в школе Непроходимого Лабиринта, чтобы служить агентом Ордоса. Но теперь оказалось, что я... генетическая копия, а вовсе не сирота. У меня нет - не было - родителей. У меня не было мертвых матери и отца, которых я могла бы оплакивать, хотя я оплакивала и скучала по ним всю свою жизнь, потому что они были выдумкой, как и история их надгробия на болотном кладбище.
Мне сказали, что Лабиринт Ундуэ — это не школа Ордоса, а академия, управляемая герметическим обществом под названием Когнитэ, которое было древним теневым двойником Инквизиции.
Теперь мне предстояло решить вопрос о своей лояльности. Служить ли мне Когнитэ, которые меня воспитали, или Священному Ордосу, частью которого я всегда считала себя? Бросить ли мне вызов Эйзенхорну, который мог быть слугой Священного Трона или трижды проклятым еретиком? Обратится ли к Рейвенору, который претендовал на императорскую юрисдикцию, но мог оказаться самым большим лжецом из всех?
А как насчет других сторон в этой игре? Не в последнюю очередь - Король в Желтом? Должна ли я встать на его сторону?
На данный момент я решила идти с Грегором Эйзенхорном. И это несмотря на то, что он общался с призраками демонов и воином Легионов Предателей и был обличён мной в ереси.
Почему? Из-за всего того, что я только что сказала. Я не доверяла никому. Даже Грегору Эйзенхорну. Но я была в его компании, и он, как мне казалось, был наиболее откровенен со мной.
У меня, конечно, были свои принципы. Хотя это было сделано подпольно Когнитэ, меня воспитали в убеждении, что мое предназначение - служить Трону. Это, по крайней мере, казалось правильным. Я знала, что скорее присягну нашему Богу-Императору, чем любой другой силе или фракции. Где я окажусь в конечном итоге, я не могла сказать, ибо, как я уже говорила, я не могла определить никакой истины, на которую можно было бы положиться. По крайней мере, в компании Эйзенхорна я могла узнать некоторые истины, на которых можно было бы основывать свое решение, даже если бы в конечном итоге они заключались в том, чтобы покинуть его сторону и присоединиться к другой.
Я хотела учиться, учиться по-настоящему, а не по-плутовски, как в Лабиринте Непроходимости. Я хотела узнать правду о себе и о том, какую роль я играю в великой тайной схеме. Более того, я хотела разгадать секреты Королевы Мэб и открыть их свету, ибо в тени мира таилась угроза существования, и раскрыть ее было бы величайшим долгом, который я могла бы исполнить во имя Бога-Императора.
Я желала этого, хотя, как я поняла позже, нужно быть осторожной в своих желаниях. Тем не менее, раскрытие всей истины во всей ясности было той целью, которую я лично поклялась выполнить. Вот почему в ту холодную ночь я была Виолеттой Фляйд и шла по улицам квартала Фейгейт под руку с Эйзенхорном, чтобы прибыть на встречу в салоне Ленгмура.
Да, я знаю. Виолетта Фляйд была еще одной вуалью, ложным именем, фальшивой мной, ролью, которую нужно было играть, тем, что наставники Лабиринта Ундуэ называли «функцией». Но из игры можно было извлечь просветление, поэтому я шла тогда и пока что шла на стороне Эйзенхорна.
Кроме того, мне нравился его демон.
Черубаэль был сердечен. Он называл меня "маленькой штучкой", и, хотя он загрязнял мои сны, мне казалось, что он самый честный из моих спутников. Казалось, ему нечего терять, и поэтому честность ему ничего не стоила. В нем не было никакой скрытой стороны.
Не все находили его таким сносным. Лукрея, девушка, которую я забрала с собою на попечение Эйзенхорна, ушла через некоторое время. Однажды ночью она выскользнула на улицу, не попрощавшись, и я уверена, что именно компания призрака демона окончательно выбила ее из колеи, несмотря на все, что она видела до этого момента. Но Лукрея никогда не участвовала в интригах, она была лишь сторонним наблюдателем. Я не могла винить ее за то, что она хотела остаться в стороне.
Черубаэль был демоном, существом Имматериума, закованным в человеческое тело. Думаю, тело было уже давно мертво. Его истинная сущность, находящаяся внутри, тянулась к внешней оболочке, словно пытаясь выбраться наружу. Очертания рогов упирались в кожу надбровья, словно какой-то лесной олень или баран стремился вырваться наружу. Это натягивало бескровную плоть его лица, придавая ему непроизвольную усмешку, вздернутый нос и глаза, которые странно и слишком редко моргали. Иногда я думала, не лопнет ли он в один прекрасный день, и не останется ли от него ничего, кроме отросших рогов и ухмыляющегося черепа.
Он был довольно страшным, но сам факт его существования меня успокаивал. Если он был демоном, значит, такие вещи существуют. А Королева Мэб постоянно демонстрировала, что во всем существует симметрия: мертвое и живое, материальное и нематериальное, правда и ложь, имя и ложное имя, верный и неверный, светлое и темное, внутреннее и внешнее. Так что если он был демоном, то, конечно, должны были существовать и ангелы? Черубаэль, проклятый и несчастный, был моим доказательством того, что ангелы существуют.
И, возможно, со временем один из них придет ко мне и наполнит мои сны янтарным соком, и позволит мне увидеть вещи, золотые и ясные, такими, какими они были на самом деле.
«Можно измерить город, - заметил Эйзенхорн, пока мы шли, - по количеству метафизических обществ, которые он содержит».
«Можно измерить круг, - ответила я, - начиная с любого места».
Он посмотрел на меня, озадаченный.
«К чему ты клонишь?»
«Это все равно круг, - сказала я. Нет начала, нет конца. Бесконечный.»
«Да. И это все еще город».
«Неужели?», - спросила я.
Я была в игривом настроении, но ему это было безразлично. Он имел в виду, конечно, темперамент и здоровье города. Город, находящийся в упадке, склоняющийся к коррупции и духовным недугам, становится домом для любопытных верований. Растет интерес к иному. Это основное учение Ордосов. Мода на оккультизм и эзотерику, преобладание интересов к потустороннему — вот симптомы культуры, находящейся в опасной деградации.
Если город вам незнаком, то салон Ленгмура находится в ложбине старых улиц под облупившимся шпилем Святой Целестины Фейгейт, колокола которого звонят по нечетным часам. В эту ночь на широких ступенях перед храмом собралось множество нищих, известных как Курст, просящих милостыню. Я не могла не посмотреть, нет ли среди них Реннера Лайтберна. За те месяцы, что прошли с тех пор, как мы расстались, я часто думала о нем и гадала, какая судьба постигла его, ведь никаких его следов нигде нельзя было найти.
Не было следов и здесь. Эйзенхорн заметил мой взгляд, но ничего не прокомментировал. Хотя Лайтберн был храбрым и самоотверженным, пока был со мной, его разум был стерт агентами Рейвенора, и он был возвращен на улицы, ничего не понимающий. Эйзенхорн считал, что мне было лучше без него и, конечно же, Лайтберну было лучше без меня.
Тем не менее, у меня никогда не было возможности поблагодарить его.
По всему маленькому, грязному кварталу Фейгейт располагались салоны, столовые и дома собраний, которые были популярным местом для тех, кто увлекался метафизикой. Я видела плакаты на стенах и объявления в окнах, рекламирующие духовные лекции, викторины и вечера спиритических сеансов, или возможность послушать известных ораторов, просвещающих по многим эзотерическим вопросам, таким как "Место человека в космосе", или "Тайная архитектура храмов Королевы Мэб", или "Скрытая сила цифр и букв". Несколько заведений рекламировали чтение Таро по предварительной записи, а другие обещали духовное исцеление и откровения из прошлой жизни, которые проводились экспертами-практиками.
Салон Ленгмура, старые окна которого светились золотом в наступающем вечере, стоял на первом месте среди них. Это было место встречи творческих душ, склонных к мистике. Говорили, что знаменитый поэт Крукли регулярно обедал здесь, и что часто его можно было встретить выпивающим с гравером Аулеем или прекрасной оперной певицей Коменой Ден Сале. Это место славилось своими лекциями, как официальными, так и неофициальными, чтениями и перформансами, а также провокационными диалогами, которые велись между эклектичной клиентурой.
«В другом мире, - пробормотал Эйзенхорн, открывая передо мной дверь, — это место было бы закрыто Магистратом. Или Ордосом. Весь этот район».
Я считаю, что существует тонкая грань между допустимым и недопустимым. Империум любит свои предания и тайны, и всегда есть активный интерес к тому, что можно считать посторонними идеями. Однако от этих безобидных и веселых развлечений до откровенной ереси всего один шаг. Королева Мэб и заведения, подобные этому, стояли на этой грани. Здесь царил дух оккультизма, под которым я подразумеваю старое определение этого слова - скрытое и невидимое. Казалось, что здесь хранились настоящие секреты, обсуждались истинные тайны, тайны, выходящие за рамки безобидных мелочей и пустяков, допустимых в более благополучных мирах.
Королева Мэб, да и весь мир Санкура, скатился в неразумный, богемный упадок, выпав из строгой и суровой хватки имперского контроля в состояние распада последних дней, который закончится только упаднической кончиной или поспешной и запоздалой чисткой со стороны внешних властей.
Но салон, ах, какое место! Напротив улицы находилась его знаменитая столовая, большая, светлая комната, которая гудела от звона посуды и болтовни клиентов. Здесь было многолюдно, и люди стояли в очереди на улице, чтобы занять столик для ужина.
За залом и кухнями располагался сам салон - задний бар, куда можно попасть через двери в боковых коридорах и через занавешенный арочный проем в задней части обеденного зала. Это было сердце заведения. Он был запыленным, я бы сказала, если вы никогда не бывали в нем, освещенным старыми люминесцентными лампами в абажурах из тонированного стекла, стены оклеены роскошным узором из черных листьев папоротника на пурпурном фоне. Сзади находилась длинная барная стойка, тяжелое дерево которой было выкрашено в темно-зеленый цвет и украшено латунными полосами. Основное пространство было заставлено столиками, а по бокам располагались кабинки, вокруг которых можно было задернуть черные шторы для приватных встреч.
Здесь было многолюдно, толпились посетители, многие из которых пришли из столовой, чтобы выпить дижестив после ужина. Воздух был полон голосов и дыма обскуры, но он не был оживленным, как в городской таверне или оживленной столовой без нее. Здесь царила сдержанность, томность, словно эти разговоры были неспешными и касались скорее философских вопросов, чем пустой болтовни любителей выпить в поисках вечернего отдыха. Сервиторы, сработанные из латуни и облаченные в зеленые одежды, пробирались сквозь толпу, разнося подносы с напитками и тарелки с едой.
Мы заняли кабинку в стороне, откуда можно было наблюдать за приличной частью зала. Слуга принес нам джойлик в узорчатых рюмках и маленькие тарелочки с жареным ганнеком, намазанным горчицей, и мякотью кетфрута в соли.
Мы наблюдали.
Я была заинтригована клиентурой и их пьяными разговорами.
«Это Крукли?» - спросила я, глядя на грузного мужчину, сидевшего под картиной Тетрактиса, беседуя с маленькой женщиной в сером.
«Нет, - ответил Эйзенхорн. Крукли выше, на нем меньше мяса».
Я умею наблюдать. Это было частью моего обучения. Заботясь о том, чтобы сохранить роль чопорной молодой леди Виолетты Фляйд, я сканировала толпу, отмечая то одно, то другое лицо, высматривая, кого я могу узнать, и кого, возможно, будет полезно узнать в другой день. Я увидела бородатого караванщика из Геррата, держащегося с тремя мужчинами - один казался кротким схоламом, другой, судя по его испачканным чернилами рукам, был скромным рубрикатором, а третий выглядел бы уместным во главе банды убийц Приход Гекати.
За другим столом три сестры-медсестры из лазарета Фейгейт сидели в молчании, разделяя бутылку мятного вина, одинаковые в своих подпоясанных серых саржевых халатах и белых фалдах. Они не разговаривали и не смотрели друг на друга, на их усталых лицах читалась лишь пустота. Я задалась вопросом, попали ли они сюда по ошибке, или это просто ближайшее к ним заведение, и они терпят декадентское общество каждый вечер ради восстанавливающего силы напитка.
Рядом с барной стойкой стоял пожилой мужчина с самыми длинными руками и ногами, которые я когда-либо видела. Он неловко ерзал, словно так и не смог освоить длину, до которой вырос его тощий каркас. Он был одет в темный фрак и брюки и смотрел сквозь серебряное пенсне, делая записи в блокноте. Рядом с ним в баре, но, видимо, не в компании пожилого человека, поскольку они не обменялись ни словом, сидел маленький, грустный старик, очевидно, слепой. Он потягивал напитки, которые бармен пододвигал ему в руки, чтобы он мог их найти.
Я заметила многих других. Я также отметила любые признаки наличия оружия: оттопыренный карман здесь, подпоясанный ремень там, жесткость позы, намекающая на скрытый нож или замаскированную кобуру. Я не ожидала, что вечер обернется чем-то неприятным, но, если бы это случилось, я уже составила карту проблемных мест и знала, с каких сторон могут исходить угрозы.
Как раз перед тем, как зажегся свет, я увидела у боковой двери двух людей, которые что-то срочно обсуждали. Один был молодой состоятельный джентльмен в полосатом костюме и халате. Другой - женщина в робе цвета ржавчины. Меня привлекло спокойное оживление их разговора. Хотя я не могла расслышать слов, их манера была несколько взволнованной, как будто обсуждался какой-то серьезный личный вопрос, который по тону совершенно отличался от блуждающих дебатов в остальной части салона.
Женщина совершила жест отказа, затем повернулась, чтобы уйти через боковую дверь. Мужчина взял ее за руку - мягко - чтобы отговорить, но она отпихнула его и вышла. Когда она проходила под низкой лампой боковой двери, я увидела ее профиль и сразу же почувствовала, что откуда-то знаю ее.
Но вот она вышла и скрылась на улице, а свет в салоне продолжал мерцать.
Гурлан Ленгмур, покровитель заведения, вышел на небольшую сцену и кивнул бармену, который перестал щелкать выключателями, когда внимание и тишина были достигнуты.
«Друзья мои, - сказал Ленгмур, - добро пожаловать на сегодняшнее вечернее развлечение».
Его голос был мягким и маслянистым. Он был невысоким человеком, изысканным и хорошо одетым, но в остальном довольно скучным на вид, что, похоже, его беспокоило, поскольку его темные волосы были выбриты с правой стороны, а затем закручены на макушке в огромный, пропитанный маслом локон, как предписывала последняя светская мода. Мне показалось, что он принял этот современный стиль не столько потому, что это было модно, сколько потому, что это придавало его лицу какую-то особую интересную черту.
«Позже, в задней комнате, будет тарош, - сказал он, - а затем мастер Эдварк Надрич расскажет о значении Ураона и Лабирина в Раннеангеликанских гробницах. Те из вас, кто уже слышал выступления мастера Надрича, знают, что вас ожидает увлекательное и познавательное зрелище. После этого состоится открытая дискуссия. Но сначала, на этой маленькой сцене, Мамзель Глина Тонтелль, знаменитая чревовещательница, поделится с нами своими медиумическими способностями».
Раздались горячие аплодисменты и звон ножей для масла о края стеклянной посуды. Ленгмур отступил назад, жестом приветствия склонив голову, и на сцену поднялась невзрачная женщина в жемчужно-сером шелковом платье фасона, который уже несколько десятилетий как вышел из моды.
Ее пухлое лицо было осунувшимся. Я прикинула ее возраст - около пятидесяти лет. Она приняла дружные аплодисменты кивком и легким взмахом руки.
«Ее платье, - прошептал Эйзенхорн. - Старый стиль, чтобы напомнить нам о прошлых поколениях. Обычный трюк».
Я кивнула. Мамзель Тонтелл действительно выглядела как светская дама из блистающих бальных залов прошлого века, времени, когда Королева Мэб была более величественным местом. Я видела такие в книгах с картинками. Даже в ее манерах было что-то старомодное. Это был спектакль, роль, а я с большим интересом относилась к тем, кто хорошо играет роли. Она, кажется, намазала кожу и платье пудрой для костюмов.
«Загримировалась, как призрак, - проворчал Эйзенхорн. - Чревовещатели называют это "фантомиминг", и это еще один приевшийся трюк».
Мэм Тонтелль наложила на себя траурные тени, светлая пудра создавала впечатление, что она стояла, не двигаясь, на протяжении десятилетий, пока на нее оседала пыль. Это было сдержанно и, со своей стороны, показалось мне очень забавным.
Она прижала одну руку к верху груди, а пальцами другой провела по бровям, нахмурив брови в сосредоточенности.
Здесь есть мальчик, - сказала она. - Маленький мальчик. Я вижу букву «H»».
В толпе несколько человек покачали головами.
«Определенно мальчик», - продолжала Мамзель Тонтель. Ее голос был тонким и бесцветным. «И буква «H». Или, возможно, буква «Т»».
«Холодное чтение», - пробормотал Эйзенхорн. «Самый старый трюк из всех. Закидывает удочку».
И, конечно, так оно и было. Я видела, что это было, и разделяла скептицизм Эйзенхорна, но не его презрение. Меня всегда очаровывали подобные отвлекающие маневры, и мне было забавно наблюдать за работой актера. Более того, за фокусником, который с помощью представления создавал что-то из ничего.
Мэм Тонтель попробовала еще одну букву, «Г», насколько я помню, и мужчина сзади подхватил ее, а вскоре убедился, что получает послание от своего крестника, давно умершего. Мужчина был весьма поражен, хотя он сам предоставил все факты, которые сделали это убедительным, невинно выложив их в ответ на ловкое предложение мам Тонтель».
«Он был молод, когда умер. Но ему было десять лет».
«Восемь», - ответил мужчина, глаза его сияли.
«Да, я вижу. Восемь лет. И утонул, бедная душа».
«Он упал под телегу», - вздохнул мужчина.
«О, телега! Я слышу ее грохот. На губах бедного ребенка была не вода, а кровь. Он так любил домашнее животное, гончую или...»
«Птичку», - пробормотал мужчина, - «маленького трехнога в серебряной клетке. Он могла петь песню колоколов в соборе Святого Мученика».
«Я вижу серебряные прутья, и яркие перья тоже», - сказала мамаша Тонтелль, приложив руку к голове, словно испытывая сильную боль от мигрени, - «и вот она поет...»
И так продолжалось. Мужчина был вне себя, и толпа была под большим впечатлением. Я могла сказать, что Эйзенхорн быстро теряет терпение. Но мы пришли не для того, чтобы смотреть, как шарлатанша показывает свои фокусы, не для того, чтобы слушать лекцию или читать Таро.
Мы пришли сюда, чтобы найти астронома, который либо сошел с ума, либо увидел великую тайну, за знание которой многие в городе убили бы.
А возможно, и то, и другое.
Librarium Tau Empire Warhammer 40000 фэндомы
Т`ау
Мало что представляет для нас такую опасность, как распространение вражеской идеологии. Выражаясь словами Лорда-Командующего Хартума, “Величайшие генералы одерживают победу ещё до первого выстрела”. Тысячелетиями человечество росло и развивалось, привнося порядок в места, ранее знавшие лишь хаос; именно наша военная мощь стала щитом, защищающим галактику от безумия из пучин мироздания. В основе же нашего успеха лежит прежде всего чёткое осознание того, что каждый из нас, будь то смиренный цеховик или же всезнающий Навигатор, пилотирующий могучий крейсер, играет свою роль в общем деле. Каждый из нас необходим и незаменим, до той или иной степени, покуда мы безропотно принимаем выданную нам долю. Человечество суть божественный механизм, нерушимый и несокрушимый, покуда конструкцию его укрепляет чистая вера. Но некоторые из ксеновидов столь коварны и безнравственны, что главной целью своей ставят разрушение этой веры - но разрушение не посредством войны или мора, а через лживые обещания иного пути; лучшего пути.
Т`ау, по стандартам Империума, относительно новый игрок на галактической сцене. Впервые они встретились нашим флотам Эксплораторов всего пару тысяч лет назад, и, на самом-то деле, находящаяся под их контролем территория на Восточном Рубеже Сегментума Ультима столь мала, что Имперскому флоту не составит особых трудностей полностью их сокрушить (как только это позволят ресурсы). Включаю я их в этот том не потому, что считаю их сколь-либо серьёзной угрозой Империуму, а лишь как показательный пример того типа врага, что заявляет о себе, стоит нам ослабить бдительность. Т`ау завоевали несколько человеческих миров, однако вовсе не огневой мощью своего оружия - которое, стоит сказать, у т`ау нетипично высоко развито - а исказив естественное человеческое стремление служить чему-то большему, чем они сами. Т`ау считают, что им уготована великая судьба - распространить по галактике идеалы Просвещения и Мира. Просвещения и Мира! Что может быть подлее, чем попытки убедить недалёкого обывателя в том, что в наши отчаянные времена остаётся еще место для подобных вещей? Однако же целые миры радостно вовлеклись в эту грандиозную аферу, приняв на веру мантру т`ау о “высшем благе”, ибо верят в то, что отдавшись во власть этих ксеносов, рано или поздно они смогут обрести мир. Заблуждение это губительно и вопиюще ошибочно.
Империя Т`ау содержит в услужении множество ксеновидов (крутов, гальгов, веспидов и т.д.) в качестве наёмников, но в этом разделе я подробнее опишу расу “повелителей”. Несмотря на то, что морфологическое разнообразие т`ау может создать впечатление того, что раса их делится на подвиды, это является заблуждением; стоит однако отметить, что чётко выделенные “типы” т`ау занимают в иерархии их общества очень характерные ниши.
Т`ау гуманоидны, кожа их имеет синевато-серый оттенок, а ноги их оканчиваются копытами. Я считаю, что происхождение они своё ведут от рогатого скота. Кожа их имеет грубоватую текстуру, явно напоминающую мне животную шкуру, а вблизи т`ау источают необычный аромат, схожий с запахом прокисшего молока, характерным для жвачных животных.* Среднестатистический т`ау заметно ниже и слабее обычного человека, а потому ближнего боя они как правило избегают, предпочитая вести огонь по противнику с дальней дистанции посредством высокоточного огнестрельного и плазменного вооружения.
* Я нахожу весьма ироничным тот факт, что Грекх, постоянно осуждающий меня за “разбавление своего естества” потреблением травоядных существ, является представителем народа, прислуживающего Т`ау, кои сами происхождение своё вероятно ведут от скота.Солдаты T`ау
Солдаты т`ау обладают наиболее крепким и атлетичным телосложением из всех представителей их расы - если верить Грекху, происхождение своё они ведут от древних охотничьих племён. Служат они своим повелителям фанатично, и, предполагаю, редко доживают до старости. Некоторые из них пользуются механизированными костюмами, схожими, хотя бы по замыслу, с силовой броней Адептус Астартес. Размеры этих костюмов сильно варьируются. Некоторые из них не сильно выше обычного человека, иные же превращают своего носителя в гиганта, увешанного разрушительным осадным вооружением.
Некогда, на правах посла при переговорах о правах на ведение торговли во Впадине Тарзуса*, мне довелось провести немало времени в общении с гражданскими классами т`ау. За это время мне встретились т`ау, что редко оказываются на линии фронта, а потому мало известны вне собственной империи. Зарисовал я, к примеру, т`ау, что были ниже и шире воинской касты. Носили они простые, практичные одежды, и каждый раз, что я их заставал, время они проводили за работами художественного или же инженерного толка. Я предполагаю, что именно эти коренастые т`ау создают сверкающие города и разрушительные боевые машины, что оказывают такое большое впечатление на наивных граждан. Огромный контраст с ними представляют пилоты т`ау, высокие и худощавые. Из всех типов т`ау они меньше всего похожи на своих собратьев - настолько, что порой трудно поверить, что они относятся к одному и тому же виду.
Посол, с которым я вёл переговоры, принадлежал к ещё одной касте. Он был тонко сложен, изысканно одет, а разговор наш и по сей день вгоняет меня в ярость. В течение часа мы с послом обменивались любезностями, пока я - по крайней мере, как мне тогда казалось - аккуратно вёл дискуссию в нужном мне направлении, чётко обозначая свои позиции и давая послу понять, что именно я контролирую ситуацию. Его вежливые, лестные ответы убедили меня в том, что посол оказался сражён наповал моей персоной. А затем, оказавшись наедине, я вновь проиграл весь разговор в своей памяти, и вдруг осознал, что разболтал куда больше информации о внутреннем устройстве, истории, и планах дома Дрейк, чем планировал - дипломат же т`ау, несмотря на всю свою велеречивость, на самом же деле не дал мне почти ни капли полезной информации. Ни разу за всю мою дипломатическую карьеру не приходилось мне оказываться в столь унизительном положении. Если мне выпадет несчастье вновь встретиться с дипломатом т`ау, то в общении с ним я постараюсь придерживаться тщательно подготовленного сценария.
Правящая каста т`ау, известные как “эфирные”, исполняет роль как генералов, так и религиозных лидеров; остальные т`ау относятся к ним с несравнимой преданностью и почтением. На ум мне сразу приходит парад победы на Циренике, посвященный победе т`ау над племенами берсерков-кибрисов.** На параде присутствовало несколько лидеров т`ау, и к каждому из них легионы бронированных воинов относились как к полубогу. Парад медленно продвигался через разрушенный город, обходя ещё дымящиеся здания кибрисов, разрушенные артиллерией тау. Я наблюдал за процессией с высокого балкона, прибыв по приглашению встреченного несколькими месяцами ранее дипломата. Рядом со мной на балконе расположилось несколько военных командующих силами т`ау.
Парад почти дошёл до нас, как вдруг на шоссе выбежала группа кибрисских берсерков***, ранее затаившихся в тайном подземном схроне. Покинуть шоссе живыми, они, конечно же, не могли - подозреваю, что отступающие кибрисы возложили на них заведомо самоубийственную миссию добраться до эфирных. Берсерки были вооружены шипастыми магниевыми карабинами, и бросились в атаку с небывалой жестокостью. Они ринулись прямо к церемониальному транспорту, перевозившим лидеров т`ау, и, казалось, ,были в паре минут от полного уничтожения делегации
А затем произошло кое-что удивительное. Поняв, что кибрисы останутся практически неуязвимыми до тех пор, пока не выйдут из состояния берсерков, воины т`ау защитили эфирных своими телами, подставляя грудь под магниевые пули. Всё новые и новые воины т`ау преграждали путь залпам бронебойных орудий кибрисов, и на моих глазах сотни воинов тау смиренно жертвовали собой ради собственных лидеров. Не менее странной была реакция самих эфирных на происходящее. Окружающую их резню они осматривали с выражениям ядовитого презрения, будто ни капли не тронутые самопожертвованием их воинов. В конце концов, стимуляторы, использующиеся берсерками, утеряли свои силу, и кибрисы повалились замертво, поддавшись наконец усеивающим их тела ранам. К моменту гибели последнего кибриса, предполагаю, умерло около пяти сотен воинов тау. Однако все присутствующие, не обращая на павших никакого внимания, немедленно устремились на помощь эфирным, коих вскоре увели в безопасное место. Я и раньше видел, как солдаты жертвуют собой ради командующих офицеров, но этот случай, как мне кажется, радикально от них отличался. Казалось, будто воины т`ау действуют не по своей воле. Сцена их массовой гибели заставляет меня серьезно задуматься о том, действительно ли империя Тау стремится распространять идеалы “высшего блага”, или же за ними стоит нечто куда более зловещее.
* Сразу отмечу, что прекрасно знаю о кровавой резне, в конце концов поглотившей систему Тарзус. Хотел бы особо отметить, что предложенный мной договор с командующим т`ау был одобрен обеими сторонами соглашения, и, когда я покидал систему, ничего в ситуации не намекало на грядущее вторжение в Орион Прайм. Посему требования Губернатора Аминскуса вернуть полученное мной вознаграждение я считаю нелепейшим. Могу ли я быть в ответе за обман, проведённой расой, известной своим коварством?
** Несмотря на все мирные прокламации тау, это была одна из самых шокирующих демонстраций превосходящей боевой мощи, что я видел в жизни.
*** Кибрис - дикая, гуманоидная ксенораса, происхождение своё вероятно ведущая от псовых. Головы их вытянуты и звероподобны, а клыки столь длинны и остры, что способны пробить даже флак-броню. Видел я их лишь издалека, во время сражения, а потому не берусь судить об их культуре или уровне интеллекта; скажу лишь то, что в бою они ведут себя шокирующе жестоко и, предполагаю, пользуются неким боевым наркотиком.
Источник: Liber Xenologis.
Взято отсюда: https://teletype.in/@brotherpedrokantor
опрос размышления тау Tau Empire Warhammer 40000 фэндомы
А не кажется ли вам , что тау со временем повторят судьбу Империума? От избытка врагов промоутер все полимеры и территории , перестанут изобретать новые технологии? Тоже будут жить на СШК?(своих СШК).
Нет , Тау были , есть и будут САМОЙ продвинутой и развивающейся расой!(из молодых рас) | |
|
116 (31.6%) |
Да , их время пройдет , их понерфят. | |
|
91 (24.8%) |
Мне пофиг , я некрон.100100111. | |
|
52 (14.2%) |
Тираниды все сожрут. | |
|
108 (29.4%) |
Отличный комментарий!