могут ли темные эльдары любить

Эльдар, когда его спросил эмиссар Касты Воды -  заинтересованы ли они присоединиться к империи Тау во имя Великого Добра:

- ХАХАХАХАХА

- Подожди, ты ж серьёзно.

- А ну-ка я поржу сильнее!

- ХАХАХАХАХА ХАХАХАХАХА

Вект и Пёстрый о богах хаоса и их влиянии на Комморраг

Вект взмахнул рукой и сдернул шелковое покрывало. Под ним оказалась реалистичная статуя сжавшейся фигуры, выполненная из черного стекла. Иллитиан сразу же узнал ее: это было его старое тело, выброшенное и позабытое с тех пор, как он выбрался из него и спасся от стеклянной чумы, которая его уничтожала. Кровь отхлынула от его лица, и из каждой поры потек пот. 

— Ты так и не спросил меня, почему я хочу сохранить тебе жизнь, — сказал Вект. — Спроси сейчас. 

— Почему…? — только и смог выдавить Иллитиан горлом, пересохшим от страха. 

— Потому что к тебе прикоснулись боги, Иллитиан, — с жестокой издевкой ответил Вект. — Есть силы, которые вложили в тебя столь много, что отделение твоей души от тела будет иметь последствия, которых лучше будет избегать… пока что. 

— Силы? — в смятении повторил Иллитиан. 

Вект посмотрел на него черными пронзительными глазами, в которых горел злой умысел. 

— То, что ты даже не догадываешься о них, и есть, как я полагаю, величайшая ирония, — холодно заметил он. — Шут говорил, что это так, и все же я счел, что в это сложно поверить. Из тебя сделали пешку, Иллитиан, слугу потаенных хозяев. Твое самонадеянное тщеславие привлекло внимание Архитектора Судьбы, и эта переменчивая сущность направила тебя на поиски запретного знания и наивысшей власти. Твоя сила, какой бы она ни была, никогда тебе не принадлежала. Она была дарована тебе из тайного источника, а теперь божество оставило тебя. 

Негодование пронизало каждую фибру Иллитиана. Он не был пешкой потусторонних сил! Его мотивы были его собственными! Вект открыто ухмылялся, упиваясь его внутренними муками. Иллитиан же чувствовал, как под яростным водоворотом эмоций начинают шевелиться первые червячки сомнения. Сколько раз невероятный каприз удачи помогал его планам? Сколько раз его враги шли по ложному пути? Сама возможность подобного сокрушала его душу.

 Увидев, что Иллитиан достиг надира, Вект, похоже, пресытился своей игрушкой. Верховный властелин вернулся на трон, повернулся к придворным и дернул длинным пальцем, призывая выйти вперед одного из них. Это был тот, кого Иллитиан знал как Харбира, но лицо его стало белым, а тело костлявым — очевидно, это был настоящий Беллатонис, на пороге превращения в прежнего себя. Гемункул держал в руках серебристую корону с высокими шипами на лбу, наподобие рогов. Иллитиан узнал и ее. 

Он завопил и попытался отшатнуться, но его схватили. Беспомощный, он мог только смотреть и сыпать проклятьями, пока Беллатонис не насадил корону ему на голову.

 Парализующая боль вонзилась в виски Иллитиана, раскаленный мучительный жар, который выжег все мысли, всю волю, кроме желания кричать. Появилось выкручивающее ощущение где-то глубоко внутри, как будто из самого средоточия его существа что-то вырывали. Потом — тошнотворное чувство перехода, и Иллитиан оказался обездвижен, слеп и почти глух, если не считать тишайшего эхо его собственных воплей, которое медленно угасало в его остекленевших ушах. 

Пестрый наблюдал за жестоким представлением, которое Вект устроил из публичной пытки восставшего архонта. 

Как и сказал тиран, это был наглядный урок, демонстрация остальным архонтам, что их ждет, если они пойдут тем же путем. Вопли внезапно прервались, когда душа Иллитиана переместилась в едва живое вместилище из стекла, которое было его предыдущим телом. 

Пестрый невольно содрогнулся при мысли о том, что должно произойти. Угроза еще не миновала. 

Когда процесс завершился, Беллатонис отступил назад, и двух Иллитианов, из стекла и из плоти, оттащили прочь. Один мог стать новым архонтом восстановленного кабала Белого Пламени, если кто-то из него пережил смертоносный погром Векта. С равной вероятностью он мог быть приговорен к ужасной смерти по прихоти тирана. Другой, подлинный Иллитиан, как надеялся Пестрый, был обречен на долгое и бесплодное существование, продлеваемое гемункулами, насколько возможно. В мировом храме Лилеатанира он был свидетелем тому, что могло произойти с душой, отмеченной богами Хаоса, в момент смерти, и это было неприятное зрелище. Воспоминание об этом лишь делало тяжелее то, что ему предстояло сейчас совершить. 

— Пестрый. Кселиан. Преклоните передо мной колени, — торжественно произнес Вект со своего темного престола. — Придите и молите меня о прощении. Ваши дары принесли мне удовольствие, но я все еще желаю выслушать причины для того, чтобы даровать вам дальнейшее существование.

 Кселиан бесстрашно выступила вперед и преклонила колени перед Вектом, опустив голову. Пестрый проследовал к трону более сдержанно, остро чувствуя, что со всех сторон в него впиваются хищные взгляды комморритов. Он опустился на колени рядом с Кселиан, явственно ощущая ее столь близкое, почти животное присутствие и легкий мускусный аромат, похожий на запах крови… 

Пестрый внезапно выбросил руку вбок со скоростью атакующей змеи и, казалось, едва прикоснулся к горлу Кселиан основанием ладони. Кселиан рухнула — ее тело было мгновенно иссечено изнутри корчащимися моноволокнами «поцелуя арлекина», который Пестрый прятал на запястье. 

Придворные Векта подняли переполох и разбежались. Архонты и стражи ринулись вперед, обнажив оружие. Вект лишь поднял руку, требуя тишины, и продолжил с мрачным вниманием наблюдать за арлекином с трона. Не обращая внимания ни на кого, Пестрый склонился над быстро обращающимися в жидкость останками Кселиан с маленьким, тускло светящимся самоцветом в руке. Камень быстро налился яркостью и приобрел глубокий багровый оттенок. Арлекин выпрямился и, зажав между большим и указательным пальцами покрасневшую драгоценность, поднял ее пред взором Векта. 

— Простите меня, о грозный владыка, — начал Пестрый. — Куда приходит один бог, наверняка вскоре явятся и другие. Это и делает силы Хаоса столь опасными. Когда-то мы думали, что понимаем их — еще до Падения. Тогда мы смеялись над тем, какими претенциозными и примитивными они были, но они знали, как преследовать свои цели, лучше любого смертного, и как воспользоваться даже малейшей лазейкой. Кселиан постепенно превращалась в сосуд для Кровавого бога, ее душа была запятнана скверной — камень не может лгать. 

Вект без интереса махнул рукой, останавливая его объяснения. 

— Если ты прав в своем предположении, это значит, что в моем городе трудились избранники трех из четырех богов Хаоса. По твоим же словам, там, где появляется один, вскоре возникают и другие, и при этом мы так и не увидели агента Той, что Жаждет. Интересно, что ты с такой готовностью преследуешь других, но не служителей нашего злейшего врага, погибели нашего рода. 

Арлекин поджал губы, но не отвечал, пока камень духа, зажатый в его пальцах, не исчез, как при каком-то фокусе с ловкостью рук. 

— Можно сказать так, — осторожно проговорил Пестрый, — что мы все ее агенты — все эльдары, которые пережили Падение, я имею в виду, и все поколения после него — мы подарили ей существование, и теперь мы все обещаны ей еще до того, как сделаем первый вдох. Поэтому, если бы я преследовал их всех, мои руки были бы постоянно обагрены кровью. 

Вект цинично рассмеялся. 

— Ты увиливаешь, Шут. Твои обвинительные домыслы не представляют для меня интереса. Меня все еще ожидает великое множество трудов, а ты — опасный отвлекающий фактор. Забери свою добычу и скройся с моих глаз. Если ты предстанешь передо мной снова, я буду уже не так мягок. 

Пестрый низко поклонился верховному властелину и поспешил прочь от его темного и гнетущего двора, пока Вект не успел передумать. Это была, в своем роде, победа, и Пестрый решил, что надо просто возрадоваться тому, что ему удалось сыграть в ней роль, не заплатив за это конечную цену.

Всех рабов в Кабале сожрал...

https://twitter.com/Reagan_Hawke/status/1787192057154425042?t=N_mFYwDGIoOjILt47RLChQ&s=19