инквизитор цветы

imperial noble

Warhammer 40k Monopoly

И до Карлсона добрались.

вопросы по вархаммеру 40000

Данный опус был написан и размещён на форуме www.heresy-online.net с 2009 по 2010 пользователем под ником LordLucan. «Облик Кошмара» описывал события 50-го тысячелетия в особенно мрачных тонах. Здесь представлена одиннадцатая (из 27) частей. Кроме того, существует цикл "Эра Заката (60к)". Предыдущие главы вы можете найти по тэгу SoNtC.
Большинство имён переведено в соответствии со справочной литературой Гильдии Переводчиков warforge.ru.
В следующих частях будет дана столь же подробная оценка другим современникам второй Эры Раздора – в частности одиннадцатая часть, «Солдаты Удачи: Наёмники во Вторую Эру Раздора»

Раздел 11: Титан: Последний Бастион Системы Сол

Когда Терра пала, изрыгая во всех направлениях варп-вещество и поражённые им флоты пилигримов, немногие миры были к этому готовы. Луна внезапно подверглась нападению миллионов обезумевших, которые обрушивали захваченные ими же транспорты прямо на лунную крепость, которая была готова ко всему, кроме атаки с самой Терры.

Что касается других имперских поселений, построенных на астероидах и прочих небесных телах системы Сол, то они пали под натиском безумно вопящих демонов, заполонивших вокс-траффик по всей системе. Эти поселения были погублены изнутри: населявшие их обезумевшие работники и управляющие открывали шлюзы, перегружали плазменные реакторы и просто избивали друг друга с помощью дубинок из подручных средств, если они находились под рукой, или просто голыми руками со сломанными или вырванными окровавленными ногтями и пальцами в противном случае.

Геван Форрис, звёздный форт класса «Рамилис», находившийся на орбите Седны, упал прямо на заледенелый планетоид, погубив всё население планеты и свой экипаж.

Отчаянные флоты эвакуирующихся чиновников и власть имущих состояли из реквизированных торговых транспортов, зерновых барж и срочно поднятых по тревоге военных транспортов. Экклезиарх, при поддержке целого малого ордена Сестёр Битвы, захватил крейсер «Лестат», прихватив с собой клику ближайших сторонников, после чего новоявленный флагман возглавил эвакуацию с гибнущей Терры, ведя за собой более сотни тысяч из колыбели человечества. Говорят, планету также покинул один «Громовой ястреб» Имперских Кулаков, сев на покидающий орбиту космотанкер. Отряду Астартес, попавшему на борт, их капитаном был дан простой приказ: передать послание всем Имперским Кулакам и их орденам-наследникам, которых они только найдут. Послание тоже было предельно простое:

«Окапывайтесь.»

Пока вся система Сол тонула в безумии, Серые Рыцари пошли другим путём. Практически сразу после того, как Терра пала, они перекрыли всё вокс-сообщение с внешним миром, перестали отвечать на любые позывные, веря, что демоны могут наводнить Титан даже через электрические сигналы. Психическое безумие, пульсировавшее с Терры гигантскими волнами, разбивалось о Титан, словно штормящее море о волнолом. Благодаря этому драгоценному островку здравомыслия огромному штату обычных людей, служащих и живущих на Титане, удалось организовать оборону от мародёрствующих и обезумевших бывших пилигримов, которые кидались на любой мир, который только находили. Их корабли и суда систематически сбивались автоматической системой орбитальной обороны Титана. Древнее оружие, спрятанное глубоко под поверхностью, вело огонь прямо со дна метановых озёр Титана, сбивая абсолютно всё, что Серые Рыцари считали носителями скверны.

Когда огромный корабль с Кустодиями на борту появился на орбите, он тоже чуть не стал жертвой мощной оборонительной системы Титана; даже древнее устройство Кассини, огромное паукообразное сооружение, начало заряжать сверхмощный плазменный лэнс-излучатель, наводясь на заблудшее судно.

Разумеется, Серые Рыцари приказали им покинуть орбиту, когда два верховных магистра, находившиеся на спутнике, увидели идеальный золотой цвет, который мог принадлежать только Адептус Кустодес, на борту судна. Когда Кустодии высадились на поверхность ледяного планетоида, верховный Кустодий отправился прямиком к центральной крепости Титана, и потребовал частной аудиенции с верховными магистрами Серых Рыцарей. Совещание длилось несколько дней, и никто не знает, о чём они беседовали. Вероятно, две древние организации обменивались секретами, секратами, накопленными обоими сторонами на протяжении тысячелетий их службы, и строились планы. В конце концов, главы организаций вернулись, и началась подготовка к полноценной обороне.

К счастью для Титана, инквизиторским силам, находившимся на других спутниках Сатурна и Юпитера, также удалось чудесным образом избежать уничтожения, и они начали стекаться к наиболее защищённому миру – Титану. Инквизиторы встретились с главами Кустодес и Астартес, где пришли к соглашению касаемо методов обороны. Огромные галереи глубоко под поверхностью Титана были очищены от древних реликвий, религиозных артефактов и гобеленов, и инквизиторы доставили туда все газоразрядные лампы и искусственное освещение, которое только смогли демонтировать со своих баз, и в срочном порядке их установили. Ордо Ксенос предоставили сельскохозяйственные культуры для быстрого роста растений и микробов, и особые разновидности растений, которые могли выжить лишь на одном тепле и свете, которые под мощным освещением были посажены в огромных галереях и вскоре начали производить сочный суккулент, пригодный для поддержки жизни.

Ордо Еретикус, оставшиеся в окрестностях системы Сол, привезли с собой огромное разнообразие своих киборгов-психопатов: от хроно-гладиаторов до арко-флагеллянтов, от машин кающихся до колоссальных размеров машин-мучителей, башен из механизмов и цепей, которые беспрерывно пытали псайкеров-еретиков, находящихся внутри, излучая защиту от варпа и мощные заряды анти-псайкерского излучения.

Малус привезли с собой множество различных еретических книг, которые им удалось спасти с руин хранилищ данных, а также нуль-стержни и различное анти-демоническое вооружение и оборудование. Полное первое издание Гримуара Истинных Имён было доставлено на Титан закованным в крепкие цепи, переносимое на руках настоящей армии верных культистов, столь огромной была эта книга. Там она была помещена под усиленную охрану в центральном бастионе. Все имена каждого демона, встреченного Империумом до сих пор хранилось в этом могучем томе.

Религиозные и священные реликвии, убранные с подземных этажей, были перенесены в верхние залы. Говорят, нельзя было повернуть голову, не увидев прекрасного изображения Императора или удивительной позолоченной статуи, мерцавшей в псионическом резонансе.

Военные инженеры и немногие оставшиеся на Титане техножрецы начали планировать и разрабатывать дополнительные оборонительные сооружения. Инструкции и дополнение по возведению бункеров, возникшие на опыте Кадии и других подобных укреплённых миров, изучались и применялись на практике. Перекрёстные линии огня и идеально расположенные бункеры и траншеи возводились тяжёлым трудом миллионов людей и Астартес. Несколько представителей Имперских Кулаков, находившихся на момент катастрофы на службе в Карауле Смерти, стали консультантами по возведению фортификационных сооружений и вносили коррективы в строительные планы, чтобы максимально приблизить Титан к статусу неуязвимого и бессмертного бастиона.

Боевое крещение бастиона не заставило долго ждать. Огромный высший демон, Вальхохт Создатель, вёл огромную орду демонов с демонического мира Терры. Колоссальных размеров демон-машины и корабли были сооружены прямо из исковерканных, осквернённых и полуразумных руин Старой Терры, соединённые при помощи демонической плоти, которая образовывала неестественные рёбра, щупальца и морды, пульсировавшие и корчащиеся по всей поверхности адских творений. Эти руины-корабли были ожившим воплощением демонической ненависти, по внутренностям которых, подобно паразитам, ползали неисчислимые миллионы демонических тварей.

Демонический флот развернулся по всей Солнечной системе, убивая всех переживших начало катастрофы выживших. В конце концов, остался один Титан. Аура психической защиты вокруг него была такой мощной и сияла, словно миниатюрная копия погасшего Астрономикона. Корабли-демоны взвыли, когда вошли в зону действия незримых магических оберегов и психических барьеров. Некоторые руины-корабли распались в в тот же момент, ибо демон-принцы, заменявшие этим кораблям двигатели и реакторы, были ослаблены настолько, что изгонялись обратно в варп почти мгновенно. Разумеется, большинство были слишком сильны, чтобы просто исчезнуть, и поэтому продолжали своё наступление, несмотря ни на что. Ещё большее число демонов-кораблей было уничтожено устройством Кассини и различными оборонными спутниками. которые обращали их руины в пепел; яркие засветы готовящегося выстрела плазменного лэнс-излучателя зловеще отражались в параболическом отражателе древнего орудия.

И всё же, множество одержимых демонами руин смогло избежать уничтожения и вошло в верхние слои оранжевой атмосферы Титана. Защитные лазеры и атомные рельсовые пушки безостановочно изрыгали смерть в ненавистных тварей. Тем не менее, эти монстры не принадлежали миру сему, и когда их корабли погибали и падали на поверхность, их демонические пассажиры выбирались из-под обломков и бросались на стойких защитников. Священная земля Титана жгла демонов, полчища которых ломились к стенам осаждённых. Обычные смертные вступили в бой, и многие из них погибли, будучи разорванными на части либо сожжёнными варп-огнём мерзких монстров, которые выли, визжали и ревели от наслаждения и агонии. Однако, каждый защитник Титана был вооружён благословлённым оружием, которое было помазано священными маслами и трижды благословлено, после чего начинало сверкать священным сиянием. Лазганы несли смерть, физические лучи света которых сливались воедино со светом духовным, который исходил от самих защитников. Пылающий горн невообразимого благочестия, источниками которого были защитники, наполнял демонов агонией и жуткой болью. Люди Титана верили, что они последние люди во всей галактике. Они в кровь раздирали глотки, крича, что ни за что не погибнут, и проклинали демонов. Они не боялись, и посвящали себя своему богу. Они должны выжить, и эта мерзость их не остановит.

Серые Рыцари, чьи клинки сияли белым ангельским светом, шагали среди орд демонов, рубя нескольких каждым взмахом своих освящённых алебард. Золотые Кустодии поддержали в бою своих серебряных братьев. Кустодии сражались с яростью безумцев и со слезами на глазах, гневно крича в своём безмерном горе, что обратилось в столь же безмерную ненависть. Верховный Кустодий сошёлся в яростной схватке с самим Вальхохтом. Архидемон был размером с титан, тело которого состояло из слитых силой варпа воедино сотен дредноутов, тысячи танков и многих тысяч трупов, которые подчинялись жуткой воле этого монстра. Вместо же лица у этого чудовища находилось жутчайшее из богохульств – иссохший труп Императора. Конечно, от живого Императора в трупе теперь уже ничего не оставалось, но тем не менее, это была ересь за пределами всякого разумения.

От этого дикого зрелища верховный Кустодий утратил разум, который уступил место праведному гневу. Он бросился вперёд, изрубая на куски всё на своём пути, и сошёлся в эпических размеров поединке с мразью, носившей лик Императора. Кустодий поднимался по горам трупов, сражаясь с каждым ростком, щупальцем и когтём, которые бросались на него. Он превратился в размытое пятно золотого света, рубя и кромсая в яростном исступлении.

Битва длилась три полных дня, и всё большее и большее число Кустодиев и Серых Рыцарей втягивалось в гущу сражения. Серые Рыцари в серебряных доспехах выливали галлоны священного прометия на жуткого колосса, в то время, как остальные атаковали его гигантские ноги, отрубая от них крупные куски и высаживая болтерные обойму за обоймой в открытые раны.

Кустодии присоединились к ним, коля и стреляя во все части монстра, до которых могли дотянуться. И тогда, из самых глубоких глубин Титана, десять тёмных фигур вступили в бой незаметно для своих соратников.

На пике сражения Верховный Кустодий был проглочен целиком; даже когда перед ним широко открылась полная жутких зубов пасть, он не прекращал сопротивляться. Битва продлилась ещё день, и теперь каждый освободившийся защитник обратил своё оружие на гигантскую мерзость. Брату-капитану Штерну, ухватив двумя руками свой силовой меч, удалось отрубить иссохший труп Императора от тела демона, и оно было унесено с поля боя рыдающими священниками и шипящими от гнева инквизиторами.

На седьмой день, архидемон вздрогнул и упал, мёртвый и изгнанный обратно в варп. Защитники были немало этим удивлены, пока через несколько часов из зловонной горы мёртвой техники и тел наружу не прорубил свой путь Верховный Кустодий. С ног до головы перемазанный чёрной кровью демонов, в покорёженной и поломанной броне, он поднял свою левую руку, в которой болталось мерзкое сердце короля демонов.

Демоны взвыли от горя и гнева, но продолжили наступление; само естество варпа бурлило и клокотало с своей жажде уничтожить своих древних врагов. У демонов для сражения была не менее серьёзная причина, чем у защитников – если они уничтожат Титан, им никогда более не нужно будет бояться изгнания обратно в варп.

Война продолжалась, и многие погибли; воздух словно ожил от огня, крови и бесконечных, оглушающих криков. На одном участке Титана, группа терминаторов начала петь Литании Ненависти, их священный боевой гимн, который обрушит энергию их веры в едином потоке. И тут, прямо посреди боя, обычные люди, Кустодии и даже инквизиторы начали присоединяться к песнопению. Они, конечно, не обрушили яростную энергию веры на своих врагов, но просто продолжали запевать и повторять её, раз за разом. Так, слово за словом, от человека к человеку, гимн совершил полный круг по всему Титану, пока, в конце концов, весь мир не скандировал литании в едином могучем хоре. И пусть многие исковеркали слова, в одном все были едины: вот что значит Титан, и никто не отберёт его у Человека. Мир начал ослепительно сиять, и декламирования сутки напролёт, на врагов обрушился психический холокост Титана. Могучей волной психического великолепия он прошёлся по всему Титану и далеко за его орбиту. На короткое мгновение показалось, что в системе Сол возникла миниатюрная копия Солнца, ибо весь Титан ярко вспыхнул на мгновение ярким белым светом, после чего вновь затих.

Так закончилась первая осада Титана.

Защитники вновь окопались, и следующие сто лет они провели, отражая периодические атаки демонов, пока они полностью не прекратились в начале сорок третьего тысячелетия. Причиной этому был великий зверь, пробудившийся на Красной Планете. Флоты Некронов Дракона Пустоты и осквернённые суда Механикума хлынули с Марса во все стороны, захватывая контроль надо всей системой Сол за исключением Терры и, в конце концов, Титана.

За годы сражений, Титан стал практически непригодным для жизни. Богатая питательными веществами каша, выращенная из образцов, привезённых Ордо Ксенос века назад, всё чаще и чаще портилась, либо строго нормировалась. Контингент простых смертных на Титане, сколь праведными и преданными делу они бы ни были, начали становиться жертвами недугов. Болезни были обычным делом, и единственными защитниками, которых это не затронуло, были Кустодии и Серые Рыцари. Это давало остальным защитникам надежду. Не важно, какие ужасы бросит судьба на них, человечество выживет под эгидой бессмертных. Кустодии не тратили время зря, и замотали исковерканный труп Императора в пропитанные благовониями бинты, шелка и другие ткани. На месте его лица, вместо изуродованного и полусгнившего кошмара теперь располагалась идеальная копия его прижизненного лица, скрупулёзно выполненная из чистого золота. Кроме того, на тело были одеты сохранившиеся части его старой брони. Идеальный золотой трон был отлит и установлен на самой вершине центрального бастиона, откуда был виден всем – символ воли человечества к выживанию, желания воскресить своего бога, ибо пока они живы, Император не умрёт.

В 666.М43 некронские армии Дракона Пустоты и полоумных культистов Дракона совершили первое нападение на Титан. Высокотехнологичные флоты восходящего бога машин сражались с обширной системой орбитальной обороны Титана целых три недели, в конце концов уничтожив все космические корабли, орбитальные орудийные платформы и звёздные форты, которые вращались на орбите замёрзшего спутника. Даже величественное Кассини, устройство, согласно слухам построенное людьми первой эры задолго до даже Золотого Века, пало, взорванное смертоносными разрядами кораблей-гробниц класса «Драколир», самыми крупными кораблями-гробницами, когда-либо построенными Драконом. Однако, тяжелобронированные орудия обороны простой орбитальной бомбардировкой повредить уже не удавалось. Слишком уж хорошо были они защищены, будучи не по зубам даже кораблям-гробницам.

Осквернённые корабли Механикума, желающие заслужить расположение своего бога, использовали самое смертельное оружие, которым пользовался Империум: экстерминатус. Так огромные бомбы, начинённые чёрными тучами вируса Пожирателя Жизни, пали на поверхность планетоида. Однако Механикум, в своей наивной наглости забыли, кто спроектировал систему обороны Титана. Имперские Инквизиторы, использовали экстерминатус на бесчисленном количестве миров на протяжении более десяти тысяч лет. Разумеется, что за такое время они разработали меры противодействия экстерминатусу, в случае вирусной атаки на инквизиторские миры. Как только клубящиеся облака смерти возникли в бесконечных траншеях Титана, по всей поверхности открылись огромные воздуховоды. Подобно гною из раны с гангреной, эти устройства всасывали смог смерти в подземные вентиляционные туннели, которые доставляли смертельный груз в пылающее ядро Титана, чтобы сжечь его без вреда для защитников.

Попытка отравить Титан не увенчалась успехом подобно мелочному интригану, совершившему неудачное покушение на Верховного Лорда. Это был мир воинов, и он будет сражаться.

Некронам довелось спускаться с орбиты. Несть числа тем чудесам технологии, что Дракон обрушил на Титан: от некронов из расплавленного некродермиса, которым было не страшно любое тепловое оружие, и «Богов Грома», некронских конструктов размером с примарха, которые непрерывно испускали электрические разряды смертельной мощности, до огромных полчищ безликих существ, которые могли вытащить душу из тела и бесследно её уничтожить. И всё же, некронам не удавалось телепортироваться в центральные укрепления, окружённые психической защитой, из-за чего выбить титанцев из их укреплений было нелегкой задачей. Холодная стальная клетка веры и воинской решимости смогла, хоть и едва, сдержать бесчисленные чудеса некронских орд.

Дракон заключил, что даже если ему не удаётся заполучить Титан, его всё равно никто не покинет. Весь титанский флот был уничтожен; каждый космопорт или даже шоссе были превращены лазурными разрядами в застывший шлак.

Дракон готовился учинить апокалипсис пойманному в ловушку Титану и его защитникам, когда помощь пришла из совершенно неожиданного источника. Это был Абаддон, который по счастливой случайности при вторжении в пространство Солнечной системы столкнулся с силами Дракона Пустоты. Произошедший между этими силами титанический конфликт спас Титан от подлого уничтожения с орбиты. Разумеется, войны против Некронов никогда не прекращались, но никогда больше Дракон не замышлял разнести Титан на куски. У него были более насущные проблемы.

Пусть они и выжили, доблестные и несломленные защитники Титана всё равно страдали. Токсичные испарения войн, вкупе с теряющей свои питательные свойства растительной субстанцией, растущей под поверхностью, а главное, тяжёлые войны против всевозможных монстров взяли с простых смертных своё. Почти всё человеческое население Титана погибло в течение года, оставив Серых Рыцарей и Кустодиев в пустоте и одиночестве на маленьком, но так и не сломленном адамантиновом шаре. Они бережно и со всеми почестями похоронили абсолютно всех и каждого из павших смертных соратников, сделав их могилы величественными настолько, насколько это было возможно. Капеллан Серых Рыцарей канонизировал каждого павшего человека, от младенца до старой женщины, от хрупкого больного мальчика до жизнерадостных праведных девушек – каждая жизнь оборвана столь рано! Серые Рыцари запомнили каждое лицо, каждое имя, вырезав их на своей плоти с мрачной решимостью и тщательностью, с которой они всегда подходили к любым делам. Однажды они отомстят за каждую смерть. Они поклялись в этом.








416F4436302E34380D0A22C7E0E1EBF3E4F8E5E520E4E8F2FF2120C6E5EDF9E8ED2DC0F1F2
E0F0F2E5F120EDE520E1FBE2E0E5F22E20D2FB20EFEEE3E8E1EDE5F8FC20F120FDF2EEE920
E6E0EBEAEEE920F8F3F2EAEEE920EDE020F3F1F2E0F5222C20F3F1ECE5F5EDF3EBF1FF20D1
E5E9EBE5ED2E0D0A0D0A443345324530453645304535454346424535323046304535454645
45463146324535463046423231323044354545463246433230464632304538323045440D0A
45353230464645324542464646454631464332304530453246324545463045454543323046
444632454545334545323046324535454146314632453032430D0A32304544454532433230
45414530454132304546453546304535453245454534463745384541324332304546463045
4546384633323046304530453745430D0A4535463945304632464332304631463146424542
45414633323045444530323045454630453845334538454445304542324332304541453045
41323045450D0A463045384533453845444530454245303243323046324530454132304538
32304546453546304535453245454534453032453044304134323635373337340D0A323037
323635363736313732363437333243323032453631373836433230

Дэн Абнэтт, "Биквин: Покаяние" глава 6 + глава 7

Вот и следующие серии подоспели, я еще картинку ганкаттера добавил для разнообразия.

Глава 1-я: http://joyreactor.cc/post/4953116

Главы 2-3: http://joyreactor.cc/post/4954326

___________________________________________________________________________

ГЛАВА 6

Личное дело

На следующей неделе на Королеву Мэб обрушился сильный шторм — чудовище, пришедшее с гор, несколько дней хлестало город своими порывами, грохоча ставнями и раскручивая флюгера. Мы держались особняком в доме под названием «Бифрост», ставшим нашим своеобразным штабом. Мы с Эйзенхорном расстались с компанией Крукли на хорошей ноте после ночи в «Двух Гогах», пообещав вернуться, и я добилась некоторого взаимопонимания с Фредди Дэнсом. Он казался заинтригованным проблемой ключа к шифру и обещал подумать над этим, если я решу вернуться и навестить его. Унвенс казался настороженным, но признал, что его другу будет полезно занять свой разум интересной головоломкой. Несмотря на шторм, Эйзенхорн поручил Нейлу и Смертоносу наблюдать за Дэнсом, чтобы узнать его привычки и распорядок дня. Они не должны были выпускать его из виду.

 «Бифрост» располагался в районе Толлтауна, к западу от Фейгейта, где прекрасные особняки и жилые кварталы потускнели от испарений близлежащих мануфактур Фарек Танга. Дом был прекрасным, огромных размеров, с достаточным местом на крыше, чтобы разместить ганкаттер Медеи.

(рисунок - Ганкаттер)

Думаю, когда-то он был жилым домом для многих семей. Целые этажи дома, некогда бывшие красивыми квартирами, опустели. Нейл обезопасил это место, установив повсюду автоматические турели, а Эйзенхорн оградил его изнутри и снаружи защитными гипероберегами. В итоге место стало настолько безопасным… насколько и любое другое место для нас.

 Здесь не было, все просто и функционально, но без индивидуальности. Это никогда не могло бы стать домом. Скорее отель, который мы могли покинуть по первому требованию и без сожаления. Эйзенхорн, как я догадалась, нигде не обживался надолго и привык обрубать хвосты и скрываться.

 Пережидая бурю в невеселом салоне «Бифроста», я думала о Мэм Матичек и ее замечании о том, что Санкур похож на хламовник Старой Терры, чердак с интереснейшим завалом диковинок. У меня не было опыта посещения миров за пределами Санкура, но и Медея, и Эйзенхорн отмечали то же самое. Здесь были замечательные уцелевшие вещи, собранные вместе в виде словесной памяти и материальных артефактов, так много от Старой Земли и зари человечества, как будто Санкур был стоком, вокруг которого кружилась и оседала грязь человеческой культуры. Я знала, что «Бифрост» — это имя из древнего терранского мифа, из легенд Иггскандика, и обозначало оно мост между мирами, перекинутый через пустоту между материальным миром и божественным царством. Это показалось мне странным, ведь оно описывало именно то, что мы искали. Я подумала, не может ли «Бифрост», по странному стечению обстоятельств, оказаться дверью или мостом в Город Пыли. Быстрый осмотр разочаровал меня. Как и все в Королеве Мэб, включая меня, ничто не соответствовало своему названию. Истина была написана облупившейся краской на погрузочной платформе позади дома: «Би[охимическое]бр[атство]Ю[жного]Т[оллтауна]» (Bi[ochemical] Fr[aternity] O[f] S[outh] T[alltown] – игра слов английского языка – прим.перев.). Название было составлено из букв, оставшихся читаемыми на стене.

 — Как ты будешь проверять ключ мистера Дэнса, если он составит его для вас? — спросила меня Медея. Она только что принесла мне на завтрак кофеин и сладкие печеные булочки рода на завтрак. Она была одета в простой белый халат и брюки, но руки, как всегда, были в красных перчатках. На смуглой коже ее щеки осталось пятно сахарной пудры. Дождь хлестал в высокие окна, заставляя свет мельтешить, как будто мы находились за стеной водопада. Было очень рано, еще темно, прошло трое суток после проведенной ночи у Ленгмура и в «Двух Гогах». И все эти ночи я спала лишь урывками из-за темных, просачивающихся в душу снов.

 Я показала ей, открыв блокнот, купленный накануне.

 — Ты записала это по памяти? — спросила она, читая.

 Так и было. У меня хорошая память. Не совсем эйдетическая, как у старого наставника Мурлиса в Непостижимом Лабиринте, но он научил меня приемам вспоминания и ассоциативных связей. Я подробно изучила обычную книгу, пока она была в моем распоряжении, и сумела воспроизвести точную копию нескольких первых страниц, хотя не знала ни одного из символов, которые рисовала. Я показала их Эйзенхорну, думая, что, возможно, он их узнает. Они казались частично цифровыми, и я подумала, что они могут быть связаны с бинариком, инфо-жаргоном таинственных Адептус Механикус, но Эйзенхорн заверил меня, что они не похожи ни на один бинарик из когда-либо виденных им и ни на какой-либо другой известный ему язык.

— Я покажу их мистеру Дэнсу, — сказала я, — и посмотрим, сможет ли он разгадать смысл.

 Медея поджала губы и кивнула.

 — А если он сможет? — спросила она. — Если он придумает ключ, который сработает? Ты напишешь остальное по памяти?

 — О нет, — сказала я. — Это выше моих сил. Это все, что я могу восстановить.

 — И что тогда?

 — Тогда, если он сможет расшифровать их, нам понадобится оригинал.

 Медея посмотрела на меня с озорством.

 — И как, моя дорогая Бета, мы можем заполучить его?

 Я пожала плечами. 

— Так же, как и в первый раз, — сказала я. — Я украду его.

 — У Гидеона?

 Я кивнула.

 — Я думаю, ты способна на великие дела, Бета, но это звучит маловероятно.

 — Не знаю, — сказала я. — Возможно, пришло время вырваться из лап жестокого еретика и его приспешников, которые держат меня здесь в заточении, и сбежать обратно в безопасное место к храброму инквизитору, предложившему мне спасение.

 Медея рассмеялась. Мне всегда нравился ее смех.

 — Собралась обмануть его? — спросила она. —  Притвориться, что ты ему верна?

 — Что такое верность в этом городе? — спросила я. — Кроме того, это будет лишь еще одна функция. Актерская игра. Я этому хорошо обучена, и успешно сыграла уже немало ролей.

 Медея покачала головой.

— Гидеон проверит это за секунду, — сказала она. — Он легко прочитает тебя.

 — В разуме нулевой особо не покопаешься, — ответила я.

 Она задумалась над этим. Я откусила кусочек от горячей роды.

 — Не делай этого, — сказала она, — не пытайся. Сначала посоветуйся со мной или Грегором.

 Когда она ушла, я подошла к стеллажу и взяла оружие — салинтер и кутро — чтобы немного потренироваться. 

 — Ты так похожа на другую себя, милая вещичка, — сказал Черубаэль.

 Я повернулась и увидела его. Думаю, он был там с самого начала. Он левитировал, покачиваясь в углу комнаты в цепях, свисающими с его скрюченных лодыжек, как потерянный воздушный шарик. От него исходил слабый и постоянный звук, некое дребезжание, как от перегорающей лампы дневного света.

 — Ты имеешь в виду мою мать? — спросила я.

 — Я знаю, что я имею в виду, — сказал он. — Мать, другая, как скажешь. Ты храбрая и безрассудная, прямо как она. Она мне нравилась.

 Он усмехнулся, но он всегда усмехался. Не верилось, что его растянутое лицо могло расслабиться.

 — Ты ей нравился? — спросила я, совершая тренировочные взмахи кутро в воздухе.

 — Конечно, нет, — сказал он. — Я никому не нравлюсь.

 Его висящие цепи слегка подрагивали.

 — Тебе что-нибудь нужно? — спросила я.

 — Много чего, — сказал он. — То, что никто не может мне дать. Свобода. Покой. Освобождение. Свежая рода.

 — Могу предложить роду, — сказала я, кивнув на тарелку, оставленную Медеей.

 Черубаэль похлопал свой татуированный, обвисший живот когтистой рукой и покачал головой.

 — Они мне не заходят, — сказал он. — Не с моей... нынешней комплекцией. От масла в выпечке у меня газы.

 — Да уж, это сделало бы тебя действительно ужасным, — сказала я.

 — Я знаю.

 — Тогда... ты не занят? — спросила я, откладывая кутро и пробуя салинтер.

 — Нет, — сказал он, слегка потягиваясь. — Я ожидаю. Всегда ожидаю. Таков мой удел. Жду инструкций, заданий. Я жду, когда меня призовут и используют. А пока я слоняюсь и размышляю.

— О чем?

 — Ты не хочешь знать, милая вещичка.

 — Говоришь, тебе скучно? — спросила я.

 — Всегда. — промурлыкал он. — Мне было скучно всегда. Я не представляю, как ваш вид тратит столько времени, учитывая столь короткий срок жизни. Лично я всегда занят, всегда то да се. Когда я свободен, я имею в виду. Когда мое время и воля принадлежат мне.

 — Что ж, мне жаль это слышать, — сказала я ему.

 — Я знаю.

 Я снова услышала, как задрожали цепи, и увидел, как он медленно повернулся, чтобы покинуть комнаты, как детский потерянный шарик, пойманный сквозняком.

 — Тогда прощай, — сказала я.

 Он остановился и оглянулся на меня. Я знала, что он был бесконечно опасным существом, хотя в нашей компании его воспринимали скорее как странного домашнего питомца. И Медея, и Гарлон говорили, что после миссии на Гершоме Эйзенхорн стал командовать Черубаэлем абсолютно, как будто дух демона полностью подчинялся воле инквизитора. Его кажущаяся робость позволяла забыть о том, каким ужасом он являлся.

 — О, — сказал он. — Я кое-что вспомнил. Я видел твоего товарища.

 — Моего товарища?

 — На днях, когда таскался по одному поручению. Я видел его на ступенях Катакомб Святого Ноденса в Роупберне.

 — Кого ты имеешь в виду, Черубаэль? 

 Он поднял правую руку и рассеянно помахал ею.

 — Этого человека. Твоего человека. Я не силен в именах. Рендер, не так ли?

 — Реннер? Реннер Лайтберн?

 — Точно. — сказал он. Парня из Курстов. Он теперь там попрошайничает. Это стало его жизнью. Бедняга, со всеми своими бедами. Мне кажется, что он еще более проклят, чем я.

 Он посмотрел на меня. Его глаза вспыхнули.

 — Это была шутка, — сказал он.

 — Я знаю, — сказал я. — Ты уже почти освоил чувство юмора.

 — Я много учился. — ответил он. — У меня много времени. В любом случае, я подумал, что тебе будет интересно. Ты ведь искала его, не так ли?

 — Он все еще там? — спросила я.

 — Ты имеешь в виду, сейчас?

 — Да, даемонхост.

 Он задумчиво наклонил голову и понюхал воздух.

 — Да. — сказал он.

 Шторм не ослабевал, и дождь все еще омывал рокрит, когда я вышла на улицу. Было рано. Я сообщила Медее, куда иду, что, возможно, нашла Лайтберна.

 Она вздохнула. Я поняла, что она считает возобновление общения плохой идеей, но она также знала, что я не позволю себя отговорить, и лишь попросила вернуться к полуночи.

 — Что-то должно произойти? — спросила я.

 — Если повезет, будут ответы. — ответила она.

 Я шла до Двору Элохима, радуясь, что не забыла надеть плащ с капюшоном. Дождь был яростным, ветер взметал мусор и расшвыривал его по сторонам. Ставни громыхали в петлях, лавочные вывески взвизгивали, раскачиваясь на цепях. Заведения были закрыты, а улицы пусты. Уже рассвело, но буря накрыла город сумерками, и мрак никак не хотел рассеиваться. Обычно в это время город просыпался, магазинчики открывали свои двери, залы ресторанов шумели утренней суетой, а люди отправлялись на работу или молитву. Я прикинула, что еще один день шторм удержит горожан дома, а большинство контор останутся закрытыми. 

 Я надеялась поймать транспорт у Двора Элохима, но там никого не было, а стоянка на западной стороне залитой водой площади пустовала. Извозчики, оставшиеся без клиентов из-за непогоды, ретировались в общее депо, чтобы заварить кофеин, посидеть у печек и пожаловаться друг другу на потерянную прибыль.

 Вместо этого я перешла под виадуком на Хартхилл Райз, спрятав лицо, пробралась по узким переулкам и достигла квартала Роупберн как раз вовремя, чтобы успеть на трамвай, направлявшийся вниз по проспекту. Трамвай был старый, как и все в городе, выкрашенный в синий и белый цвета и обшитый медью. Его выдвижной пантограф собирал электроэнергию с подвешенных на столбах проводов, периодически с шипением разбрасывая искры под проливным дождем. Теплый салон освещали люмены в абажурах над спинками сидений. Обычно это был битком набитый пригородный трамвай, но на этот раз я оказалась одним из двух или трех пассажиров, нахохлившихся и недовольных, а ворчливый кондуктор молча взял у меня плату и выдрал билет из своего компостера.

 Через окно я смотрела на мертвый, черный город, искаженный каплями дождя. Трамвай стонал и бормотал свою песнь под скрип рельсов.

 Я думала, что сказать Реннеру. Как воссоединиться с человеком, у которого украли все воспоминания о тебе?

ГЛАВА 7

Одним ночным днем…

О несчастном сброде, известном как Курст, известно, что это кающиеся, которых избегает городское общество. Их правильнее называть «обремененными», ибо каждый из них несет на себе бремя великих грехов или преступлений, за которые их прокляли суды Экклезиархии. На их плоти чернилами отмечается суть греха, и их изгоняют жить на улицах за счет подаяния, проводя остаток жизни в искуплении. Для этого они, не задумываясь о собственной безопасности, предлагают помощь всем нуждающимся, чтобы облегчить бремя. Они также могут брать на себя грехи и преступления других людей, освобождая их от ответственности. Это не делает Курста еще более проклятым: моральная ценность избавления другого человека от греха имеет больший вес.

По правде говоря, это означает, что они могут стать не более чем неоплачиваемыми наемниками, поскольку чем большее зло они берут на себя, тем большее искупление они получают. Считается, что они готовы сделать почти все для кого угодно.

Реннер Лайтберн сделал для меня многое. Он пришел ко мне, когда я была в беде, и сделал все возможное, чтобы защитить меня. Его собственным преступлением, как он со временем признался, был необдуманный поступок — защита латентной псайкерши, молодой девушки, от иерархов храма. Во мне, латентной анти-псайкерше, он увидел некую приемлемую симметрию, как будто мое спасение могло уравновесить его изначальный грех.

Позже я узнала, что его направила Мэм Мордонт, повелительница Непостижимого Лабиринта, которую я теперь считаю агентом Когнитэ. Реннер не знал, — да его это и не волновало — что работает ена темные силы, хотя на самом деле позже выяснилось, что нанявшая его Мэм Мордонт была вовсе не той Мэм Мордонт, а агентом инквизитора Рейвенора, выдававшей себя за нее. Доставив меня Рейвенору, воспоминания Лайтберна стерли, и он был возвращен на улицы города.

Независимо от его изначального преступления (которое я, надо сказать, весьма одобряла), он не заслуживал этого. Проклятый или нет, но он был стойким и отважным. С тех пор меня беспокоила его судьба. И я хотела лично поблагодарить его за содеянное, ибо в прошлый раз такой возможности не предоставилось. 

 С этими мыслями я пересекла под проливным дождем широкий бульвар Роупберн и подошла к Катакомбам храма Святого Ноденса. 

 Храм был старый, темный и очень простой, похожий на возвышающийся бункер Муниторума. В этот день его громаду едва можно было различить на фоне черноты небес. Перед ним была широкая мощеная площадка, где обычно собирались нищие, но на сей раз было пусто, если не считать нескольких выброшенных лохмотьев одеял, а дождь хлестал отовсюду с такой силой, что брызги снова пеной вздымались вверх. Я увидела фигуру в арке входа, боровшуюся с ветром в попытках закрепить ящики для пожертвований, прежде чем их унесет и разбросает по улице. Это был дьякон храма, который сказал мне, что во дворе видели нищих и Курстов, но несколько дней бури прогнали их искать себе укрытие. Он предложил мне поискать в арках под виадуком или, возможно, в богадельне, занимающей часть катакомб. Его явно озадачили моих расспросы.

Богадельня находилась в нескольких каменных ступенях сбоку от двора. Она была чуть больше, чем столовая, и наполнена запахом вареной капусты. Альмонер (раздающий милостыню – прим.перев.) и его помощник-служка готовили в сыром помещении какой-то скудный завтрак, а вокруг толпились обездоленные души, пришедшие не только для того, чтобы укрыться от ветра и дождя, но и за вожделенной миской еды. 

К тому времени я промокла до костей и был так растрепан, что сам походил на уличного нищего. Я спросила альмонера, не видел ли он кого-нибудь из Курстов в тот день, и он ответил, что видел некоторых, но Лайтберна по моему описанию не узнал. Думаю, для него все преступники и бродяги были одинаковы, они проходили мимо него в очереди за похлебкой, как однородная безликая масса.

Лайтберна там не было. Я подумала, не солгал ли мне Черубаэль, не разыграл ли он меня, отправив в бурю, как дурочку. Но он никогда не проявлял ко мне злобы — знаю, удивительно ожидать такое от демона, — так что казалось маловероятным ожидать от него подобного «розыгрыша».

Вместо этого я поговорила с некоторыми нищими и оборванцами. Несколько из них видели Курста тем утром, а двоим показалось, что они опознали Лайтберна по моему описанию. Изгои Королевы Мэб не воспринимают друг друга как безымянных и одинаковых, хотя я считаю, что это связано скорее с их постоянной настороженностью к незнакомцам, потенциальным опасностям и чужакам, посягающим на их территории.

 — Пришел человек, — сказал один из них. — Он сам был Курстом, и он забрал их. Это было сегодня рано утром.

 — Забрал их? — спросила я.

 — Он приходит каждые несколько дней, предлагает монету или еду тем, кто поможет ему с его бременем. Некоторые идут за ним, некоторые нет.

 — Как они ему помогают? — спросила я.

— Думаю, — сказал другой, — что они сражаются за него. Те, кто возвращаются, часто покрыты царапинами и в крови. Вот почему я никогда туда не ходил.

Я знала, что в городе существуют бойцовские ринги — нелегальные поединки со ставками или просто для развлечения. Меня не удивляло, что тех, кого использовали в этом подпольном порочном развлечении, набирали за несколько жалких монет или корку хлеба из нищих и бедняков. У города есть темная сторона, и неприятно встретить доказательства его бессердечной жестокости.

— Куда они ходят? — спросила я.

— В зал костей, так говорят.

Зал костей — это Оссуарий Святого Белфега, катакомба, где кости погибших во время Орфейской войны были переплетены, как прутья в ограде. Он находился на мостовой храма под колокольней и Старой Стеной Сожжения, и к тому времени, как я добралась до нее, хотя я и бежала, я снова промокла насквозь. Казалось, буря решила утопить город в воде и мраке.

Там были маленькие ворота, через которые я прошла, а за ними — узкий зал, погруженный в темноту и пропахший сыростью. За мрачными арками по обе стороны я разглядела первую из палат, в которой сортировали кости, старые кости погибших на войне, храбрые душ и трусов, перемешанные без различия. Как говорится в одной притче, все мы уравниваемся в конце концов, а добродетель всей жизни весит не больше и не меньше, чем пороки.

За каменным залом ступени спускались под землю, и я на ощупь пробиралась по ним. Здесь на стенах разрослись плесень и мох, а там, где каменная кладка была голой, она была отполирована, как стекло, кальцинированным потоком воды с поверхности. Это была граница, где живой город наверху заканчивался и превращался в мертвый погребенный фундамент, состоящий из рассыпавшегося в прах прошлого. Я ступала по обломкам и останкам корней города, по пластам спрессованных руин, на которых стоял город нынешний. Здесь покоилось прошлое, слои предыдущих Королев Мэб, превращенных в прах, на котором город строил и перестраивал себя, как изможденный тонущий пловец, пытающийся удержаться на плаву. Здесь, внизу, лежали сломанные вещи, вещи, которые никому больше не были нужны, забытые всеми. Мне казалось, что здесь можно найти все, что когда-либо было потеряно и забыто. Здесь, внизу, они оступились, упали, и лежали, скрытые от света дня.

Я надеялась, что Лайтберн может быть среди них.

С каждой ступенькой мне открывались затененные галереи костехранилища, где на каменных полках громоздились связки длинных костей, а на уступах располагались черепа табачно-коричневого цвета. Темнота была непроглядной, и во многих местах с потолка стекала вода, ведь дождь находит свой путь вниз во тьму так же верно, как и забытые вещи. Мне было интересно, сколько еще потребуется дождя, прежде чем эти каменные пустоты заполнятся.

Я приблизилась к другому туннелю склепа и пошла вдоль него. Вокруг никого не было, но железные колпаки фонарей вдоль стены были еще теплыми на ощупь, как будто их недавно потушили. Здесь пахло жиром, дымом водосточных труб, а также холодным запахом «ромы», этой пьянящей смеси лхо, которая сейчас была столь популярным излишеством.

Вскоре я услышала голоса. Я прижалась к самой глубокой тени стены и вгляделась в голубой мрак. Конечно, я сохраняла осторожность, поэтому захватила с собою четырехствольный пистолет в кобуре под пальто и запасные патроны на поясе. Гарлон Нейл, которого жизнь научила подобным вещам, настоял на том, чтобы никто из нас не выходил за стены «Бифроста» безоружным.

В комнате неподалеку, находилось семь или восемь человек, занятых болтовней перед концом рабочего дня. Один из них, пожилой офицер, судя по форменному пальто, прикреплял к шесту люминошар, чтобы освещать своим товарищам путь обратно на поверхность. В бледном отблеске шара я увидела остальных: бродяжку в фартуке, заполнявшую коробку травяными сборами, бинтами и коричневатыми аптечками, наверняка украденными из какого-нибудь медицинского кабинета; другую женщину, постарше и закутанную в сетчатую шаль, которая ложила вещи в побитое металлическое ведро; двух мужчин самого грубого вида, собиравших старые крюки, короткие ножи, дубины и тому подобное и закидывавших их в большой шкаф, очевидно, когда-то красовавшийся в монастырской келье, наполненный сурлицами, свечами и алтарными покрывалами. Третий мужчина, едва переступивший порог юности, протирал прикрепленные к стене меловые доски, счищая надписи, а четвертый, пожилой человек, устроившись на больничном табурете, помогал своим товарищам энергичными советами и наставлениями. Этот пожилой человек был ветераном и все еще носил свой залатанный плащ Милитарума. В его голосе слышался сиплый кашель и хрип «роматика», он набивал глиняную трубку каким-то смердящим куревом.

Последний, высокий и угрюмый обремененный с вытатуированными грехами на руках, был занят креплением железных прутьев к воротам. 

— Я не опоздала на представление? — спросила я на уличном мабисуазе, выходя на свет. 

Все они посмотрели на меня с удивлением и некоторым недружелюбием.

— Вам здесь не место, мисси, — сказала пожилая женщина.

— Это не место для тебя. — согласился старый солдат, поворачиваясь на своем табурете, чтобы окинуть меня злобным взглядом. — Проваливай. — Его глаза были остекленевшими, сонными от выкуренной «ромы».

Я увидела, как высокий обремененный напрягся и потянулся за спину, несомненно, за оружием. Стоило следить за ним особо внимательно.

— Но я хочу поставить пару монет. — сказала я невинно. — Разве не здесь проводятся игры?

— Ага, но ставки уже сделаны. — сказал юноша, все еще сжимая в пальцах грязную губку для доски. — Они ушли полчаса назад. Сегодня ставки окончены.

— Уже ушли? — спросила я. Я посмотрела на решетчатые ворота, которые запер садовник. — Я думала, это игра для зрителей.

— Нет, это испытание, — ответил юнец.  — Они входят по номерам и выходят под Лаймхоллом. И те, кто выходят первыми, — победители. На них и делают ставки.

— А кому повезет — тот хотя бы выходит живым, — усмехнулся старый ветеран.

— Заткнитесь, — прорычал обремененный, в его голосе слышался жесткий герратский акцент. Она явно не игрок. Посмотрите на нее. — Он уставился на меня. — Что тебе реально здесь нужно? — спросил он.

— Видели человека по имени Реннер? — прямо спросила я, поменяв подход, и в паре слов описала им Лайтберна.

— О, он здесь, — сказал ветеран. — Крутой парень. Заходил три раза, и каждый раз выигрывал тяжелый кошель.

— Вот почему он выбрал номер три, — сказала старуха с ведерком. В нем лежали разнообразные жетоны, вырезанные из пластиковых пластин, и на каждом из них было написано число.

— Реннер — наш чемпион, — согласилась другая женщина.

— Так он сейчас там? — спросила я, хотя уже знала ответ. Мальчик еще не успел стереть губкой все слова, написанные на досках, и я увидела имя Реннера, написанное мелом рядом с другими именами, каждое из которых имело номер и коэффициенты против них.

— А вот тебе тут быть не стоит, — прошипел обремененный. — Уходи, или мы тебе поможем.

Это была не самая страшная угроза, которую я когда-либо слышала, но угрожающим было больше его поведение, а не слова. Он сделал шаг вперед, отведенная рука напряглась для удара. Я заметила напряжение плеча, когда он приготовился к бою. Это была явно не первая драка в его жизни.

Я отключила ограничитель, прежде чем он успел продемонстрировать свой опыт. Холодная пропасть моей пустоты сильно ударила в них, растекшись по маленькой комнатушке. Как будто все тепло вокруг схлопнулось. Все они отпрянули в отвращении от не-бытия моей души. Даже тех, кто не обладает психической чувствительностью, аура парии может прилично шокировать, особенно когда она накрывает без предупреждения. Двое мужчин, собиравших оружие, сразу же убежали, но остальные не смогли или не осмелились проскочить мимо меня к выходу. Им претило прикасаться к тому, что было неприкосновенно, их буквально отбрасывало назад. Ветеран соскользнул со своего табурета, старуха всхлипнула и поднесла платок к губам, а паренек попятился назад к доске.

Обремененный был дезориентирован. Он замешкался, я схватила его за лицо и толкнула, одновременно поставив подножку. Он рухнул на спину. Отобрав нож, я придавила его грудь ногой.

— Куда они идут? — спросила я.

Никто из них не хотел мне отвечать, они были слишком обескуражены странным отсутствием, которое не могли осознать.

— Куда? — настаивала я.

— В подземелье. — заикаясь, ответил ветеран. — Внизу, в старых катакомбах.

Самая глубокая и самая старая часть оссуария.

— Это вроде соревнования? — спросил я.

— Правил нет, — сказал ветеран. — Это испытание. Находишь выход или теряешься в лабиринте.

— Но побеждает тот, кто первым найдет дорогу в Лаймхолл?

Он нервно кивнул.

— Есть ли там опасности? — спросила я. — Вы же не просто так вооружаете их.

— Ни в каких правилах не запрещено разбираться с соперниками во тьме. — сказала женщина в фартуке. — Это чистая борьба. И имейте в виду, там немало напастей. Сточные ямы. Ловушки. — В ее голосе промелькнула настороженность ко мне.

— Значит, первым в Лаймхолл любой ценой? — спросила я. — Что еще поджидает внизу?

— Кто знает? — пробормотал мальчик. — Но входят многие, а выходят горстки, это не объяснить ни ловушками, ни ножом в ребра.

— Они выходят в Лаймхолле? — спросила я.

— Мы сейчас туда собираемся. — сказал служивый, держа люминарный шест дрожащей рукой. — До их выхода минимум три часа. Игроки скоро соберутся встречать победителей.

Я задумалась, не направиться ли прямиком в Лаймхолл. Это было, возможно, в миле отсюда. Я бы смогла встретить Реннера там в случае его победы. Рискованно, учитывая, что игроки собрались на финишной прямой. Люди, делающие ставки на такие кровавые игры — не лучшая компания. Они могут быть вооружены или с охраной, и появление незнакомки могло бы их спровоцировать.

Внезапно выбор был сделан за меня. Мужской крик боли, далекий, но отчетливый, донесся из глубины через решетку ворот. 

Я была уверена, что это Реннер Лайтберн.

— Дай мне ключи. — сказала я обремененному. 

Беспомощный под моей ногой на его ребрах, он нехотя протянул связку ключей.

— И это. — сказала я военному, указав на осветительный шест.

— Нам нужен свет, чтобы найти дорогу назад. — сказал он озабоченно.

— Найдете другой. — огрызнулась я. — Зажжете лампу.

Я отошла от лежащего верзилы и отрыла ворота. Они висели на тяжелых петлях и открылись со скрипом, напоминающим далекое завывание. С шестом в руке я заглянула внутрь.

— Тебе нельзя туда спускаться. — сказала старуха.

— Придется нарушить пару правил. — было моим ответом.

Omegon's Wrath