Темная Эра Технологии

- Хорус, почему во время ереси у тебя броня внезапно поменяла цвет с белого на чёрный? 

Как Тау и Империум за проклятую планету воевали. Часть 2.

Первая часть

III.

Шас’уи не сразу осознал, что пейзаж вокруг успел поменяться, пока он отвлёкся. Над водой поднимались завитки тумана, однако река почему-то посветлела и казалась намного более широкой. Словно и не река вовсе, а…

Тал’ханзо зашипел от удивления. Деревья пропали, как и берега по обеим сторонам. Посмотрев вверх, он впервые за много дней увидел открытое небо. Впрочем, этот серый простор, затянутый облаками, очень походил на воду, разве что через тучи проникал тусклый свет. Скоро стемнеет.

Почему эта мысль встревожила его?

«Я думаю как гуэ’ла, — пожурил себя воин огня. — Их нелогичность заразна».

Повернувшись на месте по кругу, шас’уи оглядел окрестности через оптические сенсоры, меняя режимы обзора в попытках пробиться сквозь мглу, но так и не увидел суши. За хвостом конвоя не оказалось ничего. Четыре баржи всё так же двигались по две в ряд: сам Тал’ханзо и Джи’каара впереди, Ниотал и Рхо’нока позади. «Пираний» он не видел с полудня, чего и следовало ожидать, поскольку они проводили разведку, однако «Рыба-дьявол» шас’вре оторвалась так далеко, что ему это не понравилось. Бронетранспортёр напоминал тёмное пятно в тумане, и оно быстро уменьшалось.

«Надо предостеречь её», — подумал Тал’ханзо, зная, что не станет. Иболья всё равно бы не послушала.

— Вы почувствовали, шас’уи? — спросил один из янычар-гуэ’веса, стоящий сбоку.

Т’ау не помнил, как зовут этого крупного мужчину с бородой. Людям-помощникам Прихода Зимы выдавали облегчённый комплект снаряжения воинов огня, в том числе шлемы без лицевых пластин и более лёгкую броню, что соответствовало их статусу подчинённых. Он видел, что гуэ’веса пучит глаза — характерный признак страха для их расы. 

— Что именно? — раздражённо отозвался Тал’ханзо.

— Момент, когда… мы… — Янычар сбился, потом повесил голову, и из носа у него закапала кровь. — Ничего, шас’уи.   

«Ничего?» — мысленно повторил т’ау. Шарки ответил примерно так же. Указывает ли это на что-либо? Нет, просто нелепость. Он снова думает как гуэ’ла, выискивает связи там, где их нет.

— Вернись к исполнению обязанностей, янычар, — приказал Тал’ханзо и снова перевёл взгляд на озеро. Оно выглядело бескрайним. Почти как океан. 

— Плохо место, — пророкотала Коралина, огромная янычар-о’гринн, говоря на языке т’ау. Речь пяти каст в её исполнении звучала грубо и примитивно, но более точно, чем у почти всех иных гуэ’веса. — Много плохо.    

«Да», — безмолвно согласилась Джи’каара.

На Фи’драа вообще не попадались «хорошие» места, но некоторые оказывались хуже других, и шас’уи опасалась, что это пустынное озеро — одно из самых скверных. Хотя в планетарных джунглях повсюду встречались такие водоёмы, ни один из них не должен был находиться здесь, да и вообще вблизи от области, которую пересекал конвой. Значит, их группа попала… в другое место.

«Это снова произошло, — рассудила Джи’каара. — Искажение».

Она почувствовала тот момент, когда конвой скользнул из одного потока в иной, покинув русла реки и разумной реальности. Её рассудок ненадолго застрял позади тела, отказываясь идти за невежественным соратником в неизведанное, а потом резко дёрнулся следом, когда привязь натянулась слишком сильно. Хотя шас’уи уже испытывала такое мимолётное, но почему-то кажущееся нескончаемым ощущение переноса, раньше оно настигало её только в самых коварных и отдалённых землях Фи’драа. Неужели тот порченый регион каким-то образом дотянулся сюда? 

«Чтобы забрать меня обратно?»

— Мы соскользнули, — прошептала Джи’каара своей спутнице, зная, что Коралина тоже это почувствовала. Наверняка и многие другие гуэ’ла ощутили переход. Особи их расы гораздо более чутко ощущали такие поругания естественного порядка вещей, чем сородичи шас’уи. И всё же она сама разделяла восприимчивость людей. Что это говорило о её истинной сути?

— Во как, — хмыкнула о’гринн. — Роза есть.

«Роза». Клубок Долорозы — название, которое отдалённым краям Фи’драа дали гуэ’ла, но Джи’каара уже давно переняла его, уловив, насколько правильно термин передаёт всю прожорливую неправильность того края.

— Да, похоже на то, та’лисс, — произнесла она.

Другие воины огня оскорбились бы, услышав, что Джи’каара называет так одну из гуэ’ла, однако любое другое обращение принизило бы связавшие их узы. Они наткнулись друг на друга в Клубке Долорозы два года назад, когда обе оказались последними выжившими бойцами своих подразделений. Встретились они как враги, израненные и измождённые до мозга костей, но не желающие сдаваться. Заряд в винтовке Джи’каары давно уже иссяк, поэтому она вышла против великанши с ножом, наконец смирившись с гибелью, ведь ей никогда бы не удалось одолеть такого неприятеля в рукопашной схватке. Однако же вместо того, чтобы напасть, существо смерило т’ау поразительно вдумчивым взглядом и спросило: «Ты найти путь наружу, синяя?»

«Мы нашли его вместе, — вспомнила Джи’каара. — Но Клубок, или Роза, так и не отпустил нас». 

В её шлеме раздался сигнал коммуникатора, потом прозвучал гнусавый голос:

— Шас’уи, приём?

— Приём, шас’вре, — отозвалась она.

— Данное озеро не отмечено на наших картах, — сообщила Иболья. Судя по тону, этот факт оскорблял её. — Почему вы не предупредили меня о таком расхождении?

— Не могла знать, шас’вре.

— Но ранее вы уже пересекали данную область.

— Да. Много раз. Никакого озера здесь не было.

Джи’каара ждала продолжения, однако Иболья не отвечала. Шас’уи представила, как командир конвоя пытается разобраться в противоречии. При других обстоятельствах это даже повеселило бы Джи’каару. Старший офицер была удручающе плохо подготовлена к подобным загадкам: с момента своего прибытия она лишь изредка покидала прибрежные базы кадра, где скверна планеты ощущалась слабее всего, и никогда не углублялась в джунгли. На текущем задании шас’вре удобно устроилась в герметичном пузырьке — корпусе своей «Рыбы-молота», отделяющем её от смрадного разложения снаружи.

Как будто он защитит Иболью.

«Ты цепляешься за ложь, шас’вре, — с грустью подумала Джи’каара. — Как и столь многие из нас».

Её сородичи никогда не постигнут подлинную сущность этой планеты, как и суть более распространённых ужасов, намеки на которые содержались здесь. Т’ау слишком уравновешенны. Слишком вменяемы. Вот почему гуэ’ла настолько опасны: они преуспевают в безумии. 

На то, чтобы выбраться за пределы рифа, Шенъюл потратила больше времени, чем предполагала. Дымка сгустилась, преобразившись в плотный липкий туман, и шас’ла приходилось двигаться медленно, но всё равно казалось, что неправильны не её расчеты, а само расстояние. Уже опустилась ночь, когда она вернулась на открытую воду, однако облегчение продлилось недолго. Пилот совершенно не понимала, где находится. Даже не знала, на какой она стороне острова.

«Он слишком большой, — подумала Шенъюл, пристально глядя на громадную массу, окутанную мглой. — Почему мы не увидели его раньше?»

Отбросив беспокойство, шас’ла попробовала связаться с конвоем, но не услышала в ответ ничего, кроме всё того же медленного стука. Насколько же сильно отстали все прочие? Несомненно, они…

Над водой пронёсся раскатистый гортанный рёв, звучащий словно бы отовсюду сразу. Шенъюл развернула скиммер, ища источник шума. Бесполезно — фары «Пираньи» почти не пробивали мутный мрак. В их бледных лучах ползали завитки тумана, будто черви-паразиты. Что, если от света инфекция перекинется на неё?

«Действуй, шас’ла!» — подстегнула себя Шенъюл, стремясь раздавить нелогичную мысль.

Между тем рёв перерос в ритмичное металлическое громыхание. Какой-то мотор? Да, но совсем не похожий на сбалансированные механизмы её народа. Двигатель издавал сиплый, сердитый, злобный шум.

Шум, полный ненависти… 

«Враг», — сообразила шас’ла, ощутив укол страха. Но как такое возможно? Данный регион уже умиротворили.

— Действуй, — пробормотала она.

«Предупреди остальных».

Слева от неё вырвался из тумана размытый тёмный объект. Приблизившись, он приобрёл чёткие очертания и оказался бронированным кораблём. «Пиранья» выглядела крошечной рядом с этой канонеркой, клёпаный железный корпус которой нависал над машиной, будто изогнутая чёрная стена. На палубе судна неподвижно стояли какие-то фигуры, чьи силуэты удлинялись и искривлялись в тумане, словно их выкручивала невидимая нетвёрдая рука. Из носа корабля торчала увесистая пушка, управляемая двумя тенями. Издав стон, её ствол ожил, завертелся и наклонился в сторону Шенъюл.

«Действуй!»

В тот же миг, как шас’ла вдавила педаль газа, на её скиммер обрушился шквал снарядов, которые пробили корпус и детонировали внутри. Загоревшись, «Пиранья» потеряла управление и закрутилась, извергая дым в туман.

«Прости меня, Дал», — скорбно подумала Шенъюл, сгорая. Её мучили страшная боль и ещё более ужасное чувство вины, но, к счастью, вскоре исчезло и то, и другое.

Когда подтвердилось уничтожение цели, Капитан закрыл глаза и обратился мыслями внутрь, а потом вниз, окунаясь в озеро, отыскивая отголоски, что струились под ним… Алкая того, что неминуемо случится следом.

«Кровь взывает к крови!»

И действительно, как только обугленная плоть подношения смешалась с водами, Капитан ощутил, что аватара Бога-Императора пробуждается. Не тело, — для такого потребовалась бы куда более весомая жертва — но его дух, борющийся с оковами нежеланного сна. Он жаждал большего. Лишь кровопролитие способно разбить его цепи.

— Ты получишь оное, владыка, — пообещал Капитан, погружаясь всё глубже, пока его судно рассекало волны наверху.

Он освоил приёмы прозревания, пока пребывал в блаженном чистилище, — восстановил свой дар, которого прежде сторонился, считая греховным. Вот так он отведал беспокойных грёз создания, хотя первое время мало что понимал, только внимал им и верил с самого начала. Несомненно, Спящий-под-Водами привлёк «Полифем» к озеру именно ради него, выбрав этот корабль среди всех прочих потому, что на его борту находился будущий пророк.

— Преданный и покинутый, потопленный неверующими во тьме, потом забытый, — прохрипел Капитан, — но ничего не забывший.

Эту молитву он когда-то выловил из недр вместе с яростью, воплощённой в ней. Пока Капитан говорил, его лёгкие свело жуткой судорогой, и последний стих псалма он произнёс, задыхаясь:

— Вечно непрощающий, как и велит Бог-Император!

Даже сейчас, после бессчётных лет служения, он не вполне разбирался в природе Спящего, за исключением присущей тому святости. А древность существа… Какая грозная, размалывающая душу древность! Глубина грёз, испробованных Капитаном, измерялась эпохами, вымоченными в муках и праведной ярости. Порой он мельком улавливал сцены из той затерянной эпохи и хватался за них, как за откровения, пусть они и казались почти бессмысленными. Неважно. Ему не нужно понимать. Кроме того, он сознавал свою роль в таинстве Спящего, а этого достаточно.

— Я всё исправлю!

Всплыв в своё тело, Капитан подался вперёд, чтобы свериться с пророчеством, извергнутым на иллюминатор вместе с его словами, хотя уже знал, что обнаружит там. Судьбу не обманешь — она сама не позволит. Сегодня аватара Бога-Императора будет пировать! 

Откинувшись в пилотском кресле, шас’вре Иболья попробовала углубиться в медитацию. Бесполезно. Ей не удавалось очиститься от раздражения, вызванного тем, что Джи’каара, эта рецидивистка со шрамами, завела конвой не туда.

— Мне здесь не место, — пробормотала офицер.

Эту жалобу она уже истаскала до дыр. Шас’вре так выражала недовольство с тех пор, как начались её мытарства на Фи’драа, хотя редко возмущалась вслух и никогда — при других воинах огня, опасаясь, что на неё донесут шас’элю. Однажды, вскоре после прибытия, Иболья уже доверилась ему…

— Шас’вре, вы подразумеваете, что Империя совершает ошибки? — несколько удивлённо спросил тогда старший офицер. Иболья могла дать ему только один приемлемый ответ.

— Никак нет, шас’эль, — покорилась она, видя ловушку, но не имея возможности вывернуться.

— Верно. Вы здесь потому, что это способствует Высшему Благу. — Затем командир заговорил более жёстко. — И ещё потому, что вы ущербны. Непоправимо ущербны. — Его глаза неприятно потемнели. — Как и все, кто служит тут.

Те слова до сих пор уязвляли её. Они подтверждали слухи, ходившие о Фи’драа: назначение сюда называли «билетом в один конец» во всех смыслах. Иболья полагала, что это разумно в отношении недееспособных старикашек и горячих голов под её началом, но ведь послужной список самой шас’вре безупречен. Ну… за исключением того инцидента на Кол’хооси, однако она же всё уладила, разве нет? Так или иначе, ей здесь не место.

— Да, это ошибка, — упрямо произнесла Иболья, смакуя свою непокорность.

Она сидела в бронетранспортёре одна, если не считать дрона-водителя, которому не хватало интеллекта даже для того, чтобы уделить внимание её претензиям, не говоря уже о том, чтобы доложить о них. Устройство сосредоточило свой скудный разум на пилотировании «Рыбы-дьявола». Одновременно оно обновляло прискорбно неточную карту их кадра. Добавляло ошибок!

Иболья фыркнула. Казалось, её конвой ползёт по этому отталкивающему озеру уже несколько часов. Насколько же вообще оно велико? Неохотно включив экран над пультом управления, шас’вре вызвала видеопоток с носовой камеры. С тех пор, как она осматривалась в прошлый раз, изображение ухудшилось: оно дёргалось и сбоило так, что затянутый туманом водоём превращался в абстрактную картину. Сенсоры тоже барахлили, выдавая полнейшую чепуху. На дне наверняка располагался какой-то источник помех — возможно, крупная жила магнитной руды? Она не особенно разбиралась в подобных материях. Ими занималась каста Земли.

— Доложить обстановку, — велела Иболья.

Дрон, закреплённый в интерфейсном углублении у неё над головой, не отреагировал.

— Доложить обстановку!

В замкнутой кабине её голос прозвучал очень громко. Опасно громко. 

Озадаченная подсказкой своей интуиции, шас’вре нахмурилась — сузила носовые щели. В её бронетранспортёр могло поместиться десять бойцов, но она предпочла одиночество. Почему?

«Потому что ты презираешь своих спутников».

Иболья знала, что это правда, однако не понимала, откуда пришёл ответ: изнутри или снаружи. Ей почудилось, что заговорил кто-то позади неё. Кто-то, затаившийся в полутьме, куда не достигал свет от монитора. Кто-то, кому нравились тени.

«Что же ты не обернёшься и не поглядишь, шас’вре?»

И снова Иболья засомневалась, действительно ли мысль принадлежала ей самой. В ней звучала знакомая, но чужая насмешливость. Пока шас’вре ворошила воспоминания, стараясь определить, откуда ей известен этот тон, она вдруг сообразила, что дрон по-прежнему не ответил на запрос. Больше того, устройство не издавало ни звука. Это неправильно. Работающие кор’веса постоянно испускали низкое журчание, когда выполняли свои расчёты. Когда же оно прекратилось?

Усилием воли Иболья заставила себя поднять руку и дотронуться до диска. На ощупь тот оказался неподвижным, привычная вибрация пропала. Дрон не функционировал. Кто же тогда пилотирует «Рыбу-дьявола»?

«Никто».

Эту мысль пронизывала такая боязнь, что шас’вре не усомнилась, кому она принадлежит. Существо, думающее в тенях, не знало страха, — только раздавало его, щедро, но не бесплатно, — тогда как сама Иболья водила с ним постыдно близкое знакомство.

«Ущербная, — так постановил шас’эль. — Непоправимо ущербная».

Внезапно Иболья узнала тот язвительный внешне-внутренний голос. Это же шас’эль Аавал! Наблюдает за ней из теней, осуждает её.

— Нет! — огрызнулась шас’вре. — Мне здесь не место.

Коммуникатор на её пульте управления издал сигнал — чистый звук, подобный спасательному тросу, брошенному с корабля здравомыслия. Простонав, т’ау схватила прибор и включила связь.

— Говорит шас’вре Ибо…

Из приёмника хлынули помехи, окатившие её почти осязаемой волной. Иболью едва не вырвало от мерзкой вони, источаемой шумом — ошеломляющей, непоправимо нечистой. Она пыталась отключить звук, сдержать напор, но пальцы не слушались. 

«Ты слаба, — приговорил Аавал. — Совсем не пригодна к службе».

— Нет… — возразила шас’вре. Тут же она вздрогнула, увидев на мониторе, как из тумана выплывает тёмный силуэт и, устремляясь вперёд, заполняет собой весь экран. Какой-то корабль. Он пришёл за ней, в точности как орда бе’гел пришла за ней на Кол’хооси, вот только теперь бежать некуда. И спрятаться не за кем. 

«Ты струсила».

— Да, — призналась Иболья и закрыла глаза, когда её палач открыл огонь.

— Мой дрон отключился. Сенсоры тоже, — объявила Джи’каара на командной частоте, обращаясь ко всем воинам огня. — Нас атакуют.

«Опять она руководит», — мрачно подумал Тал’ханзо и сам удивился своему возмущению.

— Перейти на прямое управление, — продолжала его соперница. — Построение «гён’шу».

Помехи искажали её голос, однако не уменьшали его властности.

— Вас понял, — отозвался шас’уи, извлекая свой дрон из пульта.

С других барж также прозвучали подтверждения, настолько же исковерканные шумом в канале. Неужели эти помехи каким-то образом вывели из строя их дроны? Пожалуй, для Империума подобное оружие слишком изощрённо.

Контролируя антигравы одной рукой, Тал’ханзо замедлил ход, а две арьергардные баржи вплыли в просвет между лидерами, образовав ряд из четырёх судов.

— Держать позиции, — приказала Джи’каара. — Пусть враг придёт к нам.

Здравая стратегия. Антиграв-баржи не предназначались для боёв, поэтому обеспечить максимальную огневую мощь, объединив их экипажи — разумное решение. И всё-таки Тал’ханзо негодовал из-за необходимости подчиняться.    

— Приближается корабль противника.

Вскинув импульсную винтовку к плечу, шас’уи взглянул вдоль ствола, и прицел автоматически связался с оптическими устройствами наведения в шлеме. Тал’ханзо тут же выругался, увидев, что метки на дисплее бешено трясутся.

— Значит, по старинке, — прошептал он, отключая систему.

Шас’уи всё ещё видел зорко, пусть его глаза и утратили редкую остроту лхаат элеш. Воин неожиданно ощутил приятную дрожь: возможно, здесь он снова обретёт эту особенность.

Деградация Потомков - часть 4

Продолжаю переводить это жесткое графоманство 

Часть 1: http://joyreactor.cc/post/5079800

Часть 2: http://joyreactor.cc/post/5084074

Часть 3: http://wh.reactor.cc/post/5084427

«Тащите извивающихся и кричащих»

«Арбитры! Мы не потерпим никаких трений среди Его подданных. Никакого несогласия. Никакого рецидива. Будьте бдительны!

Сейчас напряженные времена, беспокойные и смятенные, но знайте, что Его рука направляет вас в вашей санкционированной работе. Поэтому вы должны доверять своей интуиции, и пусть ни колебания, ни сомнения не помешают вам арестовать любого, кто вызывает у вас хоть смутное подозрение. Будьте благочестивы и тверды в своей вере в Бога-Императора Святой Терры, и все ваши усилия увенчаются успехом. Никаких колебаний. Никаких угрызений совести. Только очищение. Очистите улицы от недовольных и злоумышленников!

Как стражи нашего Божественного Величества, вы должны быть неустанны в исполнении своего долга. Ваш долг - поддерживать порядок, отстаивать Лекс Империалис и с силой пресекать любые высказывания о себе, независимо от того, принимают ли они форму речи или поступка. Ибо на этом пути таятся анархия и ересь, и вы должны ловить всех, кто сбился с пути. Будьте сильны! Не уступайте! И всегда преследуйте!

Во время патрулирования вы встретите тех, кто будет косо смотреть на мужчин и женщин, облеченных властью. Вы будете слышать нецензурные шепотки за спиной. И вы столкнетесь с медлительными субъектами, которые будут отлынивать и тянуть время, чтобы поменьше подчиняться вашим командам, всегда делая так мало, как только возможно.

Это случаи препятствования законным служащим и неуважения к хозяевам, и с ними нужно жестоко расправляться! Покажите пример одного, чтобы вселить страх перед Богом-Императором в сердца сотни. Используйте силовые маулы, приклады ружей и кулаки, колени и сапоги, чтобы быстро повалить ленивца на землю. Удар головой также будет достаточным, ведь вы носите шлемы, а они, как правило, нет. Как только они окажутся на земле, набросьтесь на них с силой и помогите своим коллегам по патрулю в избиении. Кости должны ломаться со звуком. Синяки и кровь должны быть видны. Со всеми подельниками несговорчивых отбросов нужно расправиться таким же образом, пока никто из толпы не посмеет оспаривать вашу власть, данную Императором!

Научите всегда проявлять рвение в помощи Его арбитрам и судьям. Эти грубияны не понимают ничего, кроме силы, и поэтому сила будет применена, с эмблемами вашей должности, гордо выставленными и отполированными для всеобщего обозрения, пока вы выполняете свою тяжелую работу.

И как только нарушитель будет тщательно избит, вы вернете его в участок. Если все фланговые крюки ваших машин уже заняты мешками с пленниками, то свяжите их по рукам и ногам и тащите их, кричащих и извивающихся, по улицам и дорогам, пока вы продолжаете патрулирование. Сделайте узел крепким, и их слабая плоть сдастся раньше, чем наши инструменты правосудия. Смерть нарушителя перед допросом не имеет никакого значения. Эти извращенцы уже предрешили свою судьбу своим поведением. Они должны заплатить свою цену.

Вы научите этот сброд бояться стука наших бронированных сапог. Вы научите их страстно желать помогать нам! Вы подавите любую склонность к наглости и нарушениям, и вы сделаете из них послушных слуг Бога-Императора. Как и всех нас!

Ибо мы - гнев Его и суд Его, и деяние наше - повеление Его.

Пойдем же и очистим это логово от скверны и преступлений, ибо воля Его - наш щит.

Накажем злодея и преступника, ибо свет Его - наша булава.

Сломаем преступившего закон, ибо Его взгляд - наш знак отличия.

И не бойтесь тьмы, ибо мы несем Его месть, как факел в наших руках.

Будьте без милосердия. Будьте едины с ненавистью. Будь всегда правдивы. Будьте бдительны.

Ave Imperator! Выдвигайемся!»

- Прокурор-комиссар Тарквиний Джаркуниус, выступая в 238.M39 перед патрульной сменой Адептус Арбитрес, в здании суда улья Хемитея, кластер ульев Аиакос, на Децебале IV.

«Человеческая бомба»

В безумный век тьмы и страданий человеческая развращенность используется для тотальной войны.

Жертвование собой - основа имперского образа мышления. Броситься на врага — это поступок добродетельного подданного Императора на Терре. Отдать конечности и жизнь в бою или в труде — это почетный поступок, который делает эту жизнь достойной того, чтобы ее прожить. Отдать себя и своих потомков и родственников — это похвальный вклад в дело всего нашего вида и его божественного повелителя на Терре. Ибо кровь мучеников — это семя Империума, и пока мужчины, женщины и дети готовы бросить себя на смерть за Бога-Императора, Его владения будут существовать среди звезд.

Великие империи не держатся за счет робости, поэтому Империум Человечества уже давно перестал колебаться, погружаясь в худшие глубины безнравственности в погоне за своими дорогостоящими триумфами. Победа должна достаться любой ценой, и выживание всего человечества зависит от бездушного пренебрежения его владык к человеческой жизни и достоинству. В конце концов, человек — это всего лишь еще один ресурс, который необходимо расходовать для поддержания имперской власти. Сам по себе человек — ничто. Человек существует для того, чтобы служить. Он — всего лишь цифра в безалаберном расчете увеличения затрат для поддержания дряхлой галактической цивилизации с глиняными ногами.

Человеческие бомбы Карательных Легионов — лишь один из бесчисленных примеров крайних мер, которые Империум Человечества применяет на регулярной основе. Хотя эта практика изначально родилась от отчаяния в полузабытые тысячелетия раннего Империума, она уже давно превратилась в стандартное военное средство Астра Милитарум.

Среди осужденных преступников, пополняющих ряды Штрафных легионов, встречаются грешники, чьи преступления не могут быть по-настоящему раскаяны в течение всей жизни. Это преступники, которые насиловали и мучили других, и их обуревают сильные эмоции сожаления и безумного раскаяния в содеянном. Среди этих обреченных людей много психопатов и самоубийц, и они часто хватаются за любую возможность заслужить прощение Императора смертью в бою. После обнаружения таких проклятых мужчин и женщин немедленно зачисляют в отряды Человеческих Бомб, где они могут идти к искуплению своих грехов.

Члены Адептус Министорум будут наставлять эти заблудшие души в медитации и молитве, чтобы они поняли, что им нужно сделать, чтобы получить полное прощение. Перед битвой техники надевают на карательных легионеров разгрузку с бомбами и снаряжают взрывчаткой, в то время как проповедники или исповедники поют литургии и благословения. Люди-бомбы осеняют себя символом Аквиллы и нажимают на спусковые крючки зажигательных устройств в хватке, которую разожмет лишь смерть. Отпущение грехов близко. Только после того, как обвес будет взорван, душа искупленного грешника будет прощена и с миром перейдет на сторону Бога-Императора.

Поэтому командиры Имперской Гвардии используют смертников в опасных ситуациях на поле боя, например, для расчистки брешей в укреплениях противника или для противодействия вражеской пехоте, превосходящей по размерам и бронированности маленьких гвардейцев. Эти живые бомбы - мощный инструмент в арсенале Империума, и нередко они обеспечивали Астра Милитарум элемент внезапности против врагов, для которых такая тактика была бы немыслима, например, давно потерянных человеческих колонистов или наивных тау на Восточном Рубеже. Человеческая жизнь - истинная валюта Империума, и какая большая разница между приказом десяткам миллионов солдат идти в пасть смерти с оружием в руках и превращением их в человеческие бомбы? Разве все мы не ждем своего шанса пожертвовать собой ради нашего вида и повелителя? Ибо разве смерть, послужившая Империуму, не является благодетельной милостью к раскаявшимся грешникам?

Лучше умереть за Императора, чем жить для себя.

Помимо бесчисленных импровизированных решений, существует ряд Стандартных Шаблонных Конструкций (СШК) бомбовых разгрузок. Все они сделаны грубо и являются свидетельством того, что такое надуманное вооружение на случай непредвиденных обстоятельств было изначально разработано древними отвратительными разумами для помощи своим человеческим колонистам только в самых отчаянных обстоятельствах. То, что когда-то было лишь теоретической чрезвычайной ситуацией в Темную Эру Технологий, с тех пор стало обычным делом в мрачной тьме далекого будущего.

И вот эпоха Империума продолжается, ее ржавеющие механизмы смазываются человеческим потом и кровью. Так на десяти тысячах полей сражений на далеких словах раздаются вопли проклятых, жаждущих искупить свои тяжкие грехи и найти прощение в смерти. Когда бомбы нацеливаются на плоть, эти голоса звучат как один, его боевой клич суров и пылок; его послание - призыв истинного фанатика; его слова - сама суть будущего нашего вида:

«За Императора!»

«Я, рожденный умереть»

«Я, рожденный умереть, приветствую тебя, Император.

Я провозглашаю верность Твоему владычеству и Твоей вечной славе.

Я отдаю свою душу на Твое прощению и в Твои божественные объятья.

О, Бог-Император на Святой Терре, прими мою скромную жертву на алтарь войны и сочти ее достойной.

Сочти мою смерть достойной, ибо жизнь моя не была достойной.

Искупления за мои грехи, о которых вы все знаете, я ищу через жертвоприношение.

Я приношу жертву Тебе одному, ибо никто, кроме Твое Божественного Величества, не является законным спасителем и правителем людей.

О, владыка воинств и вождь народов, смилуйся.

Смилуйся над моей душой. Я прошу Тебя, помилуй меня.

Укрой ее трепещущий огонек свечи от штормовых ветров проклятия.

Славься, Император.

Донеси этот маленький огонек до Твоего Золотого Престола на мифической Терре.

Славься, Император.

И присоедини эту каплю пламени к яркому небесному огню всего искупленного человечества, призванному развеять тьму.

Славься, Император.

Быть единым с моим родом в смерти.

Властвуй, Император.

Сохрани мою вечную душу.

Властвуй, Император.

Спаси мою истинную сущность от мук ада.

Властвуй, Император.

К этому я стремлюсь, и за это я отдаю свою жизнь.

Царствуй бессмертно, Император.

Только этого я жажду, ибо жизнь моя - прах.

Царствуй бессмертно, Император.

Это я обещаю, или пусть моя душа будет навеки проклята.

Царствуй бессмертно, Император.

Благослови мою плоть, когда пламя превратит ее в пепел. Благослови мой пепел, когда он упадет на искалеченных врагов. Благослови мой дух в его последнем пути к спасению.

Только в смерти есть утешение. Только в смерти есть искупление. Только в смерти кончается долг.

Я умираю во имя Твое:

Ave Imperator!»

- Смертная клятва Человеческих Бомб из Штрафного легиона MCCCXLVII, записанная Исповедником Альбрахимиком д'Иолвертусом в 668.M40 перед Катастрофой у реки Морей на планете Скутатой Минорис, наблюдавшего полное уничтожение 3 миллиона человек Системного Воинства Перценния Астра Милитарум (XIX-XXV Армии) под командованием Лорда-генерала Теофилия аф Хетценшлахта.

Первый блин комом.

Cadia shall fall!

На случай если вы пропустили тизер.