Пьесса «Отец и эти»

В один год оно пробует новый голос. Оно говорит: "Под этой красной скалой есть тень" (войди в тень этой красной скалы), и я покажу тебе нечто отличное от того, что есть: твоя тень утром шагает за тобой, или твоя тень вечером поднимается тебе навстречу; Я покажу тебе страх в горсти песка".
Он слышит это совершенно отчётливо. Он не знает, что это значит, хотя стена похожа на красную скалу, и под ней есть прохладная тень там, где он предпочитает сидеть, и повсюду здесь песок. Ему кажется, что голос ему знаком. ОН похож на голос воина, которого он когда-то знал, на чьих доспехах не было никаких опознавательных знаков. На его собственных доспехах тоже нет никаких опознавательных знаков, потому что ветер и песок стёрли их. Может быть, воин тоже заблудился в пустыне? Он не может вспомнить имя воина. Это было слишком давно, и, кроме того, он почти уверен, что "красный" имитирует разные голосами.
И всё же маленькое, обесцвеченное воспоминание воина напоминает ему о маленьком выцветшем кусочке прошлого, который, как он думал, затерялся в пыли. Он начинает нацарапывать на стене новый план.
-Я Рогал Дорн, непреклонный, - говорит он.
"Просто сдайся. Просто скажи это. Просто скажи это. Для кого эта кровь?"
Шёпот отвлекает. Спустя ещё несколько лет он решает поговорить во время работы, чтобы отвлечься от голосов. Красному это тоже не нравится.
– За два тысячелетия до начала первой современной эры на Терре в эпической поэме Сумари, которую некоторые называют "Летописью Гигамеха", было написано, что два воина спорили, казнить или нет захваченного врага...
За стеной Красный раздражённо шипит. Снова это.
- В конце концов они решают убить его. Это навлекает на них позор со стороны тех, кого в тот период считали богами. Не было никаких богов. Но в данном случае "боги" - это метафора общественного возмущения. Поэма, которой около тридцати тысяч лет, является самой ранней записью человечества об этике ведения войны. Идея справедливого и несправедливого убийства. Это первое применение морали к ведению войны.
Красный недовольно рычит.
Дорн улыбается и добавляет:
-Человечество уже тогда осознало, что кровь никогда не была только ради крови.
Снова рычание.
Он продолжает работать, царапать, планировать. На самом деле он не разговаривает с Красным, потому что нельзя по-настоящему поддерживать с ним беседу, он готов поддерживать далеко не любую беседу. Но здесь больше никого нет, кроме него и Красного. Он говорит, чтобы заглушить его шёпот и сосредоточиться. Это просто бонус, что то, что он говорит, раздражает Красного.
- Некоторые... и мы можем только приблизительно оценить... но примерно полторы тысячи лет спустя культуры архаичной Эленики разработали первые правила ведения войны. Они не были обязательными к исполнению и не имели законности, но были согласованы и соблюдались на социальном уровне.
Это то, что он помнит. Он выучил их давным-давно. Кто-то научил его, когда он был маленьким. Может быть, его отец? Он думает, что у него был отец. Он повторяет историю военной этики как мантру, фокус для своего ржавеющего разума, стену, чтобы отгородиться от шёпота. Просчитанный раздражитель.
Он продолжает разговаривать сам с собой. Поначалу это кажется странным, потому что почти столетие никто по-настоящему не разговаривал, кроме шёпота. Звук собственного голоса удивляет его. Он почти разучился говорить.
"Сдайся. Сдайся. Скажи это. Скажи, для кого эта кровь..."
- Около трёхсот лет назад, М1, в период, известный как Военные государства, на просторах Восточной Евразии была разработана концепция йи банга, чтобы регулировать применение войны. Это формализовало оправдание убийства, сделав его высшим методом судебного наказания. Им могла пользоваться только правящая элита. Просто короли, лорды, императоры. Кровь предназначалась не для кого-то другого.
За стеной Красный зарычал.
-Это конвенция, позже известная как jus ad bellum.
Проходят годы. Планы перечёркиваются, пересматриваются и добавляются новые версии. Разочарованный его сухими нотациями и скрежетом клинка, Красный перестаёт шептать. Вместо этого раздаются звуки. Шум по ту сторону стены. Отдаленный шум битвы и разрушений.
Он останавливается и прислушивается. Он прижимается ухом к стене, чтобы лучше слышать. Звуки совсем близко, только с другой стороны. Они такие соблазнительные. Но он не может взобраться на стены, потому что стены слишком высоки, и он знает, что если он поднимется на вершину самой высокой дюны, то всё равно не сможет ничего разглядеть сверху. Он этого хочет. Он хочет видеть. Он жаждет освободиться. Сдаться. Окунуться в кровь и перестать думать.
Но единственный способ выбраться, единственный способ добраться до другой стороны - это сдаться и сказать то, что хочет Красный.
-Я Рогал Дорн, - говорит он вместо этого.