Человек Темный Эльдар

https://twitter.com/WarHamsShow/status/1377616534869323778?s=20

Наша команда в Dark Heresy

Курган Иконоборца и немного Эльдарской истории

Склон разрастался перед ними и становился все сложнее и детальнее по мере того, как они приближались. Наконец, они начали взбираться по бархану пыли, что скопился у его подножия. Из праха, раскиданные случайным образом, торчали большие куски статуй. Некоторые можно было опознать — нога, глаз, голова — другие же казались хаотичными текстурами на неровных кусках камня. Разнообразие стилей и материалов могло бы быть примечательным, если бы его не затмевало то, из чего состоял сам склон. 

Поверхность, вздымающаяся перед ними, полностью состояла из таких кусков — каких-то поменьше, каких-то побольше, чем простые фрагменты, которые упали на бархан внизу. Обломки и детали увенчанных голов, скипетров, ангельских крыльев, рунических скрижалей, жезлов, цепей, часов, икон, мечей, факелов, растений и животных — все было свалено рядом. Здесь были бессчетные тысячи разбитых скульптур, картин и предметов всех форм и размеров, от статуэток величиной с ладонь до огромных идолов, с намеками на несколько поистине титанических громад в глубине кургана. Почти все эти вещи были либо сделаны из золота, либо покрыты им, и многие акры отслаивающейся позолоты как будто блестели внутренним светом, сами по себе. 

В некоторых изделиях виднелись пустые ячейки, демонстрирующие места, где раньше находились драгоценные камни — свидетельство тому, что здесь поработали собиратели мусора. Даже бесценные самоцветы иных миров в Комморре были простыми блестяшками, и только психически заряженные камни духа считались подлинными сокровищами. Видимо, самые низменные из нищих, калеки и иссушенные, обобрали эту кучу выброшенного добра, но страх не позволил им прикоснуться к золоту. 

— Что это за место? Ксагору оно незнакомо, — спросил развалина.

— Я его узнал. Оно называется курганом Иконоборца, — ответил Беллатонис. — Рейдерские отряды, возвращающиеся через порт Кармин, имеют привычку сбрасывать здесь захваченные религиозные предметы — объекты веры, реликвии, иконы — с большого пути на входе в город. Это началось как шутка, так мне рассказывали, но со временем она превратилась в нечто вроде традиции. 

Далеко в высоте, на краю восприятия, виднелась темная линия, где склон заканчивался у одной из бронированных стен порта Кармин. Еще выше можно было разглядеть шпили Верхней Комморры, а где-то над ними, невидимые из глубин города, возвышались Гора Скорби и Центральный пик. 

Теневое плетение Аэлиндраха оканчивалось у подножия склона и не пыталось взобраться на него, как будто его что-то отталкивало. Беллатонис утешил себя, что им в любом случае следовало бы держаться подальше от темных углов до окончания путешествия — миньоны Ксхакоруаха наверняка начнут его искать. 

— На самом деле, он не поэтому называется курганом Иконоборца, знаете ли, — раздался в высоте веселый голос. 

Беллатонис вскинул взгляд к его источнику и увидел невысокую фигуру в сером, которая появилась между двумя половинами громадного расколотого лица. 

— Пестрый! — в изумлении выпалил Ксагор. Фигура отвесила витиеватый поклон, после чего легко запрыгала навстречу по неровному склону. 

+Осторожно! Этот служит Той, что Жаждет!+ зашипела Анжевер. Беллатонис удивленно сморгнул. Улыбающийся арлекин — ибо перед ними, несомненно, был один из этих странных кочевников — что приближался к ним, никак не выглядел одержимым, хотя никогда нельзя сказать наверняка. 

— О! Тьфу на тебя, голова-в-банке! — с притворным возмущением вскричал Пестрый и строго помахал пальцем. — Мой первый и единственный господин — Смеющийся Бог, безотносительно соглашений с погибелью всего нашего рода, как тебе наверняка хорошо известно. Мне кажется, ты пытаешься восстановить Беллатониса против меня, а ведь мы только-только встретились! 

— Ты имеешь… преимущество передо мной, Пестрый, — осторожно сказал Беллатонис. — Ты, похоже, знаешь обо мне, но я не знаю тебя, если не считать довольно расплывчатое описание встречи в Паутине, которое дал мне Ксагор. Основываясь на нем, я так понимаю, что должен поблагодарить тебя за его счастливое возвращение. 

— О, не надо благодарностей, старое ты чудовище! — Пестрый ухмыльнулся и с неожиданной силой похлопал его по плечу. — У меня не то что бы имелся выбор. Ход событий на тот момент уже пришел в движение, и если бы ваша маленькая группа осталась умирать в Паутине, все бы стало гораздо, гораздо хуже. На этом этапе можно было только уменьшить возможный вред. 

— Ты имеешь в виду Лилеатанир? 

— Я подразумеваю Разобщение в целом. 

— А, — с внезапным приступом дурноты ответил Беллатонис. 

Во внешности этого маленького, улыбчивого и дружелюбного паренька было что-то от убийцы. Гемункул распростер руки в жесте, охватывающем весь город, и ответил со злорадной прямотой: 

— Сожалею, что твои усилия были не так уж успешны.

 Пестрый снова улыбнулся, на сей раз более мрачно. 

— Просто подумай, насколько хуже все могло быть… но я здесь — на этот раз — не для взаимных упреков. На самом деле, я просто пришел сюда посидеть в тишине и немного подумать, и тут ты — ответ на мою проблему — просто подходишь прямо ко мне! Ну не потрясающе ли это? 

— Действительно, впору уверовать в божественное вмешательство, — настороженно отозвался Беллатонис, — что иронично, учитывая то, что нас окружает. 

Пестрый рассмеялся чистым и искренним смехом, кощунственно прозвеневшим среди разбитых икон. 

— О! Да! Воистину так, мой дорогой гемункул, причем настолько, что ты не можешь и вообразить. Понимаешь ли, корни Кургана Иконоборца уходят далеко, далеко в прошлое — вплоть до времен до Падения. Когда эльдары обнаружили, что сами стали богами, у них исчезла надобность в резных образах и воображаемых друзьях. И они бросили их в мусор — Азуриана, Лилеат, Ишу, Керноуса, Кхейна и всех остальных… Потом, когда они крали похожие артефакты у других рас, происходило то же самое. Они навалили столько награбленного на собственных разбитых богов, чтобы показать, что нет ни высшей силы, ни спасителя, ни бессмертного плана. Все на свете проклято навеки. Так им хотелось верить, потому что так было проще смириться с собственным проклятием — и хочешь знать, в чем еще большая ирония? В том, что куски и осколки эльдарских богов по-прежнему там, внизу, разломанные и забытые на дне громадной кучи, погребенные под горой отбросов, что становится все выше от ненависти и гордыни. Ну как тебе такая метафора?

Источник: Энди Чамберс "Путь Архонта"

Sister Catherine Vael and her adjutant Bethrie, clearing the city.

Каратели Векта

Фигуры имели характерные гладкие очертания призрачных стражей и призрачных повелителей — охранных конструкций, которые создавались и оживлялись эльдарами искусственных миров, чтобы вмещать в себя души умерших. Пестрый как во сне протиснулся сквозь трещину в стене. Когда плененные в машинах души почувствовали его присутствие, гул скорбных мысленных голосов стал более лихорадочным. Пестрый решительно старался вытеснить их из своей головы.

Приглядевшись, он понял, что механизмы не были призрачной стражей искусственных миров. Они во многом походили на них в эстетическом плане, но, несомненно, были сконструированы руками комморритов. Обычные для искусственных миров тонкие и гладкие очертания были утяжелены массой дополнительной брони и вооружения. У многих были удалены некоторые из длинных конечностей, чтобы они оставались быстрыми и поворотливыми, несмотря на добавочный груз из клинков и энергетических излучателей. Их традиционно эльдарские компактные формы были принесены в жертву большей мощности. Эти комморритские копии как будто во всем брали за основу изначальный дизайн и делали его более агрессивным и напряженным.

Машины были сконструированы из призрачной кости и иных психопластических материалов, какие скорее можно было ожидать увидеть на искусственном мире. Темные сородичи не обладали умением создавать призрачную кость и имели ограниченные способности к приданию ей формы. Однако уникальные свойства этих материалов делали их весьма ценными для комморритов. Каждый кусок призрачной кости, пошедшей на создание этих механизмов, мог быть лишь похищен с искусственного мира или из самой Паутины. Содержимое подземелья представляло собой невообразимую гору награбленного богатства, но не это потрясло Пестрого больше всего.

В панцири конструкций были встроены гроздья камней духа. Каждая из боевых машин была снабжена дюжиной, а то и больше, сияющих самоцветов, утопленных в их блестящих металлических телах вокруг лбов и плеч. Пестрый знал, что в каждом из таких камней находится душа, пойманная в момент смерти, чтобы уберечь ее от хватки Той, что Жаждет. Это означало, что их самым мерзостным образом похитили из места упокоения, что было даже хуже, чем разграбление могил — это было самым настоящим порабощением мертвых.

Конечно, имелись прецеденты подобного, ведь камни духа считались в Комморре редким и ценным товаром, как и призрачная кость. Их крали, их собирали, из-за них сражались, из них делали психически заряженные артефакты, которые комморриты не умели создавать как-то иначе.

— Сколько… сколько их здесь? — оторопело спросил арлекин. Ряды блестящих конструкций тянулись далеко в глубины подземелья. Боевые машины, находившиеся ближе всего к поврежденной стене, где он сейчас стоял, упали от удара и теперь лежали беспорядочной кучей, из которой торчали изогнутые ноги и орудия. Голубой свет и дымка не давали разглядеть, сколько их еще стоит дальше. Возможно, их там были сотни или даже тысячи.

Вопрос Пестрого не получил ответа. Он осознал, что кабалит не стал входить внутрь, и снаружи его уже не было видно. Пестрый помотал головой, пытаясь удержать в стороне настойчивые и болезненные голоса мертвых, чтобы сохранить мышление ясным. Сокрушительная правда заключалась в том, что он ничего не мог сделать, чтобы помочь пленным духам. Даже заполнив все карманы, он не высвободил и тысячной доли камней душ, и кабалиты, разумеется, не дали бы ему уйти и с такой малой толикой всего этого богатства.

Пестрого вдруг осенило воспоминание о том, что сказала ему леди Малис во время поединка под огненными каскадами: «Асдрубаэль Вект неравнодушен к оружию. И более всего он любит оружие неожиданное, опустошительное, непреодолимое».

Оружие. Боевые конструкции, выстроившиеся перед ним (Пестрый отказывался думать об этих извращенных пародиях как о призрачных стражах), несомненно, стали бы неожиданными и опустошительными. Многие орудия комморритов были бесполезны против врагов, которые не истекали кровью и не чувствовали ни боли, ни страха.

Пятясь, Пестрый покинул залитый голубым светом склеп, чувствуя себя очень одиноким и очень трусливым. Перед ним была чудовищная несправедливость, но он не мог — не смел — ничего сделать, чтобы хотя бы попытаться ее исправить. К своему удивлению, он обнаружил, что кабалит все еще ждет его снаружи. По выражению глаз воина Пестрый понял, что храбрость его подвела и что он не смог проследовать за арлекином внутрь.

— Сколько их? — снова спросил Пестрый, не чувствуя слов. Это было все, о чем он мог подумать, слишком ошеломленный скорбью от того, что увидел. Кабалит, видимо, неправильно понял вопрос.

— По меньшей мере двадцать, — сказал он. — На нижних ярусах откапывают и другие. Большая часть тех, что здесь, наверху, сохранилась в целости, поэтому мы с ними быстрее разобрались.

— Двадцать? — недоуменно переспросил Пестрый. В подземелье было куда больше двадцати конструкций.

— Двадцать подземелий — ну, то есть, включая и это.

Пестрый сморгнул и несколько раз прочистил горло, переваривая новость.

— Ты знаешь, что в них хранится? — наконец спросил он.

— Да, конечно, это Каратели Векта, — уверенно ответил кабалит. — Никто уже сто лет не видел даже одного из них. Кто бы подумал, что все это время они были прямо здесь, в городе? Да еще и такая прорва…

Кабалит улыбнулся, и Пестрый ощутил острое желание прикончить его за это. Глупый самодовольный ребенок, столь наслаждающийся своей жестокостью, заслуживал того, чтобы его стерли с лица бытия. Арлекин быстро шагнул вперед, но успел подавить свое желание. Кабалит отшатнулся, а затем с вызовом уставился на него в ответ.

— Мы сделали то, что приказал верховный властелин, мы выполнили свою задачу! — ощерился он. — Если тебе это не нравится — иди поговори с Вектом!

— Может быть, я так и сделаю, — ледяным тоном ответил Пестрый. — Теперь скажи мне точно, откуда они все взялись?

Кабалит с растерянным видом оглянулся на вход в подземелье.

— Откуда мне знать? С искусственных миров? Немало ж надо было их пограбить, чтобы собрать все эти машины.

Пестрый почувствовал желчный вкус во рту от этой мысли. Он вспомнил мертвые искусственные миры, дрейфующие в пустоте, лишенные душ, когда-то переполнявших их бесконечные циклы. Он вспомнил ужасающие акты возмездия, которые предпринимались против тех, кто совершил столь отвратительные злодеяния, но наказать не значило предотвратить, и наказать можно было не каждое преступление. На протяжении тысяч лет темные эльдары охотились на своих сородичей точно так же, как охотились на всех остальных живых существ в Галактике. Асдрубаэль Вект собрал плоды их трудов и превратил их в оружие, чтобы удерживать под контролем свой собственный народ.

Вект.

Всегда Вект.

Прежде Пестрый чувствовал, что начинает понимать великого тирана, пусть хотя бы немного, и, возможно, даже ощущал неуловимое уважение к той абсолютной уверенности в себе, которую демонстрировал Вект. Не он нуждался в городе, но город несомненно нуждался в нем, чтобы продолжать свое существование. Не будь Векта, Хаос и катастрофы давным-давно бы поглотили Комморру. Она жила благодаря его власти, с этим нельзя было поспорить, но в этот миг Пестрый не мог чувствовать к нему ничего, кроме ненависти.

— Я должен идти, — сказал Пестрый. — Я…

Речь арлекина прервалась оглушительным шумом из подземелья. От серии громких звуков, похожих на взрывы, он дернулся и резко развернулся, ожидая увидеть перестрелку. Но вместо этого оказалось, что громадный замковый механизм, запирающий двери подземелья, начал поворачиваться. Пыль сыпалась с его концентрических колец, пока те вставали в нужное положение, издавая отдающийся эхом металлический грохот. Пестрый повернулся обратно к кабалиту и выкрикнул одно-единственное слово, перекрывая шум:

— Беги!

Леди Малис вернулась на Центральный пик с прискорбно уменьшившейся свитой кабалитов. «Рейдеры» и «Яды» проскользнули во врата, зияющие в боках крепости, без фанфар и приветствий. Все наблюдатели сейчас сконцентрировались в других местах — на осаде крепости Белого Пламени и восхождении Аэлиндраха. Те немногие, кто заметил, как корабли кабала Ядовитого Языка входят в причальные рамы, не обратили на них большого внимания, а еще меньше — на горстку пленников, которых Малис привезла с собой.

Несмотря на явное безразличие лакеев Векта, Малис была вызвана на личную встречу с тираном всего через несколько минут после прибытия на Центральный пик. Она с досадой подумала, что ее надежды на то, что ее довольно-таки мелкое задание останется незамеченным на фоне более грандиозных событий, оказались чрезмерно оптимистичны, как она и предполагала. Насколько она могла сказать, ее миссия в Зловещем Валжо была разочарованием. Она нисколько не разделяла энтузиазм, который, судя по всему, испытывал по поводу результатов верховный властелин. Потом прибыли тяжеловооруженные подразделения кабалитов Черного Сердца, забрали пленных и незамедлительно эскортировали Малис к владыке.

Ее привели к спиральному пандусу из ртути, который с невероятной скоростью перенес ее в недра громадной крепости. Малис была заинтригована сменой сцены. В Центральном пике, как характерно для обычной крепости, нижние ярусы были отведены под арсеналы, темницы, пыточные и арены. Всякий раз, когда она встречалась с Вектом, это происходило где-то на более высоких уровнях. Она начинала подозревать, что Вект получает удовольствие от своей богоподобной отстраненности, управляя городом буквально с вершины мира. Случилось нечто, что заставило верховного властелина отступить от привычек.

Неприятный и очевидный вывод заключался в том, что ее ведут вниз для наказания или, по меньшей мере, некоего осуждения. Малис мысленно подготовилась к тяжкому испытанию. Спастись было невозможно, она позволила себе чрезмерно отвлечься на арлекина, и Вект, несомненно, все об этом знал. Почему он это подстроил, она не могла сказать — возможно, это была некая проверка. Если так, то она, пожалуй, хотя бы частично прошла ее, потому что вообще смогла вернуться на Центральный пик.

Она обнаружила Векта в помещении с низким сводчатым потолком, где все свободное место занимало трехмерное изображение Комморры, вычерченное парящими в воздухе нитями света. Вект стоял посреди него, как какой-то немыслимо громадный монстр, бродящий по тысячам кубических километров пространства.

— Ты вернулась, — заметил Вект, не поднимая взгляд, — и, судя по тому, что мне сказали, можешь показать лишь малый, хотя и ценный результат своих трудов.

Малис глубоко вздохнула.

— Да, я вернулась, но мало что могу показать. Чего бы это ни стоило, но я привезла всех уцелевших в Зловещем Валжо — живыми и нетронутыми, как ты и приказал.

Вект как будто не обратил внимания на ее слова — его внимание было сконцентрировано на крошечной точке внутри светового города. Малис восприняла некоторые из отображаемых деталей как данность, но многое ей было незнакомо. Изображение демонстрировало город целиком, во всем его колючем эклектичном великолепии; он походил на уплощенного морского ежа с изгибающимся рогом Центрального пика на вершине и тупыми когтями причальных отрогов, выступающими по окружности. Отдельные участки были окрашены в разные цвета в соответствии с тем, кому были верны эти районы. Центральный пик и большая часть Горы Скорби имели пурпурный оттенок. Одна крошечная секция Верхней Комморры горела упорным, сердитым красным цветом, обозначая крепость Белого Пламени, что продолжала противостоять Ситраку. Этот диссонанс эхом повторяли многочисленные яркие угольки на средних ярусах, в остальном окрашенных серым — известные восставшие кабалы, достаточно оппортунистичные, чтобы открыто объявить о себе. Нижние две трети города были скрыты тьмой и представляли собой лишь скелетоподобный каркас известной топографии Нижней Комморры, практически лишенный обычных индикаторов. Малис отметила, что Зловещий Валжо, веретенообразный выступ, что висел на нижней стороне города и был невидим в таком масштабе, находился где-то далеко в глубине затемненных территорий.

— Я уверен, у тебя есть масса оправданий, которыми ты хочешь поделиться со мной, — без интереса пробормотал Вект, фокусируя внимание на другой крошечной точке. — Приступай.

Малис знала, что Асдрубаэль называл «оправданиями» факты, которые ему не нравились. Само по себе употребление этого слова не было непременно фатальным — по мнению Векта, в мире существовали как плохие, так и хорошие оправдания. И все же верховный властелин давал ей понять, что ее позиция уже довольно шатка.

— Заключенные вырвались из камер во время Разобщения. Начался… бунт, который был усугублен вмешательством некоторых сущностей из-за пелены. Когда я добралась туда, в живых осталась лишь горстка узников. Остальные погибли или слишком обезумели, чтобы представлять собой какую-либо пользу.

Вект метнул на нее холодный взгляд, впервые посмотрев ей в глаза.

— Я разочарован тем, что ты сочла необходимым принять это решение вместо меня, — сказал он. Малис подумала, что он выглядит уставшим, даже старым, но его глаза по-прежнему горели мрачной жестокостью. Через миг верховный властелин перевел взгляд на миниатюрный город и пробормотал: — Продолжай.

— Асдрубаэль, сумасшедшие буквально отгрызали себе конечности или поджигали самих себя, — с некоторым раздражением ответила Малис. — Они были затронуты пустотой, поверь мне, ты бы вряд ли захотел видеть их на Центральном пике. Как бы то ни было, мы вывели остальных, несмотря на то, что чрево Аэлиндраха разверзлось и изрыгало нам на головы всех мандрагор на свете.

Вект протянул руку с длинными ногтями и прикоснулся к многочисленным ярким точкам, похожим на самоцветы, которые парили внутри топографической карты Комморры. Под кончиками его пальцев развернулись крошечные вереницы символов.

— Ты, конечно, преувеличиваешь, — сказал верховный властелин, — хотя я соглашусь, что Аэлиндрах в последнее время стал куда более значительной угрозой. На самом деле, все мандрагоры на свете явно свалились не на твою голову — я бы сказал, что большинство из них оказалось на моей. Продолжай.

— Это все, что я могу сказать, — осторожно ответила Малис. — Я сделала то, что ты приказал, и вернулась, также согласно твоим приказам… Ты в самом деле веришь, что мандрагоры на что-то способны?

— В обычных условиях — нет. Но то, во что я верю, здесь не играет роли — они стали угрозой, потому что начали верить в нечто иное. Шут был прав.

— Арлекин? Ты послал его за мной — он пытался предостеречь меня? Если так, то благодарю, Асдрубаэль, я не думала, что тебе по-прежнему есть до меня дело.

Вект наградил ее обжигающим взором, по-прежнему двигая пальцами по карте.

— Нет, я не посылал его предупредить тебя. Я не посылал его и фехтовать с тобой, на это ты пошла по собственному выбору.

Малис осознала, что Вект пытается вынудить ее защищаться, отвлекает ее внимание… от чего?

— Шут преследовал меня, — ответила она с легкой примесью возмущения. — Я не могла с этим смириться, верно? Я защищала безопасность своей миссии, а следовательно, и твои планы, о верховный властелин.

Вект без интереса пожал плечами и снова повернулся к светящимся точкам. Малис видела, что внимание тирана было сфокусировано на где-то двадцати из них. Один за другим крошечные огоньки меняли цвет с янтарно-желтого на пульсирующий голубой. Огни мигали в унисон, и чем больше их изменялось, тем яснее становилось, насколько их много — целый каскад узловых точек в трехмерном пространстве. Малис осознала, что их больше, чем двадцать — десятки, может, и сотни, повсюду от Центрального пика до глубин под Нижней Комморрой.

— Что ты делаешь, Асдрубаэль? — спросила Малис голосом, в который закрадывалась легкая тревога. — Ты ведь не планируешь уничтожить город, не так ли? Борьба еще не окончена, нет нужды в настолько радикальных мерах.

Ее возражение вызвало у Векта смешок.

— Ты права, нет, — признал он. — Пока еще нет. Это средство чуть более целенаправленное, чем разрушение всей Комморры.

Великий тиран шагнул назад, выйдя из парящей картины города, и помпезно взмахнул рукой. Шарики света перестали мигать и превратились в созвездие ровно горящих льдисто-голубых искр. Малис почувствовала, как под ногами начал дрожать пол.

— Чуть более целенаправленное, — с некоторым удовольствием подчеркнул Вект, — и куда более эффективное.

Когда Вект взмахнул рукой на Центральном пике, в сотни стазисных хранилищ по всему городу проникли последние коды безопасности. Монолитные магнитные замки, которые не двигались уже много веков, закрутились в кожухах и раскрылись со звуком, похожим на звон погребальных колоколов. Двери толщиной в метр начали медленно раскрываться, издавая низкий громовой скрежет, что отдался дрожью от вершин Центрального пика и до самых глубин Нижней Комморры. Тысячи гладких боевых машин, погребенных в подземельях, встрепенулись, пробуждаясь ото сна. Замученные и обезумевшие призраки, обитающие в их оболочках, проснулись, увидев рассвет нового дня, который сулил лишь предательство и ужас.

Древние герои, простые граждане, травмированные ветераны, невинные, преступники, сумасшедшие — все стали едины внутри кошмарных манекенов, в которые их замуровали. Когда их композитные сознания полностью очнулись, вымыслы и ложь начали подгонять их вперед. Бесконечная война, которую они вели, для каждого была своей, отдельной версией реальности. Одни видели, как выходят из своих склепов в блистающий под золотым солнечным светом город, осажденный кошмарными чудищами. Другие видели лишь окутанное дымом поле боя, снова наполненное смертными врагами из прошлого. Некоторые из пленных духов считали, что сражаются, дабы защитить давно умерших возлюбленных, другие — что им наконец-то выпала возможность отомстить, для иных же достаточно было безрассудного страха или дикой жажды убийства, чтобы обрушить свою ярость на смертных.

Сверкающие конструкции, маршируя, вышли из подземелий в город, их длинные конечности двигались с текучей уверенностью, словно живые. Им немедленно начали сопротивляться: заразные ур-гули, черные как смоль мандрагоры, повстанцы-кабалиты и беглые рабы инстинктивно начали атаковать новую угрозу, появившуюся среди них. Поначалу враги Векта сражались и умирали, не понимая, что выступило против них.

Порт Потерянных Душ на причальном кольце был захвачен беглыми. Когда грянуло Разобщение, там как раз разгружали баржи, битком набитые рабами, в числе которых были тысячи натренированных бойцов, взятых в плен специально для использования на арене. Объединившись благодаря отчаянию, случаю и общей ненависти к комморритам, они оказались серьезной силой. Кабалы-оппортунисты, которые хотели единолично завладеть портом, провели несколько пробных атак. Каждая была решительно отражена массами полуголых дикарей с безумными глазами, что вооружились винтовками и клинками, взятыми из мертвых рук поработителей.

Каратели Векта стягивались к порту, как будто их действиями управляло бессознательное стремление убивать врагов, не принадлежащих к эльдарам. Захваченное оружие рабов мало чем могло навредить металлическим панцирям боевых машин, в то время как искажающие кнуты и монокогти Карателей с легкостью прореживали их ряды. Дисциплина, сколько бы ее не было, нарушилась, и рабы разбежались кто куда — некоторые забаррикадировались внутри порта, другие разбились на банды, чтобы убраться из него подальше. Немногие попытались сдаться длинноногим, скользким от крови конструкциям. Каратели выследили и казнили всех их до единого.

На ярусе Йолоск архонт Ксхубаэль объявила своей свите из мелких архонтов, что намерена выступить на стороне Иллитиана. Не все приветствовали это решение, и некоторым пришлось заткнуть рот. В коридорах и палатах владений Ксхубаэль начались короткие и свирепые схватки, отчего ее воины оказались разрознены и дезорганизованы. Она не знала, что фундамент ее цитадели в Йолоске опирается на давно погребенный склеп Карателей. Ее стены затряслись и осыпались, когда боевые машины пробили себе путь на поверхность. Последним, что увидела Ксхубаэль, лежа под кучей упавших обломков, были стальные воины с руками и ногами, словно лезвия ножей, которые выбирались из провала, чтобы оборвать ее жизнь.

В затененных глубинах, захваченных Аэлиндрахом, мандрагоры и ур-гули снова и снова набрасывались на смертоносные автоматы из засад. И каждая оканчивалась одинаково: в отчаянной рукопашной неумолимые и безустанные враги истребляли созданий тени толпами. Они добились некоторых успехов благодаря численности, отдельных Карателей удавалось свалить и растерзать на куски, но цена каждой такой небольшой победы была слишком страшна даже для ур-гулей. Меньшие преграды, воздвигнутые Вектом в верхнем городе, по-прежнему удерживали детей Аэлиндраха загнанными внутрь невидимого лабиринта. Безжалостная атака Карателей погнала их в обстреливаемые просторы вокруг крепости Белого Пламени и пропитанный кровью фундаментальный слой под ней.

Побежденные бойцы всюду проклинали ужасные орудия, которыми была вооружена новоприбывшая армия, и ее натиск, казавшийся неудержимым. Вскоре распространилась весть, что Вект призвал неупокоенных мертвецов, чтобы они стали его войском против живущих.