Ганди из цивилизации сбежал в Ваху? Представьте, что ваш компьютер способен запустить только браузер, при этом скорость интернета 2кб/с, а вам срочно нужно скинуть диплом из зависшего ворда, который вы забыли сохранить, в это время ваши родители уже 6 часов подряд просят починить микроволновку, вся еда в вашем доме содержится в лутбоксах, при этом уже в течении года из них выпадает только фасоль, томатный сок и легендарный рецепт фасоли в томатном соке, при этом вся ваша мебель - самоходные тумбочки которые каждые полторы минуты бьют ваш мизинец, при этом вы сами - радикальна, трансгендерная, чернокожая женщина-феменистка инвалид в теле гетеросексуального мужчины который оскорбляет ваши чувства и все это х25
Сильно сможет современная Земля противостоять роте из 100 космодесов, которые с дропподов высадятся в США, России, Китае, Германии и Великобритании, точечно и разом уничтожив правительства этих стран? Стоит учитывать, что это специальные войска предназначенные как раз для таких специальных операций.
Он любил своих детей. Просто по-своему. А вот Империум и Императора... Ненавидел лютой ненавистью. Другие сыновья, верные ему, поют его имя, вопя в развалинах. Они поют имя, которое дали ему рабовладельцы, когда он был Владыкой Красных Песков. Ангрон. Ангрон. Ангрон. Он не знает, как его намеревался назвать Император. Ему никогда не было до этого дела, а теперь возможности спросить уже никогда не представится.
– Повелитель, – произносит умирающий центурион.
Ангрон садится возле сына, не обращая внимания на ручеек крови, который течет по губам, пока Гвозди Мясника тикают, тикают и тикают в задней части мозга.
– Я здесь, Каурагар.
Пожиратель Миров делает судорожный вдох, явно один из последних. Единственный глаз выискивает лицо примарха.
– Рана у вас на горле, – слова Каурагара сопровождаются пузырящейся на губах кровью. – Это был я.
Ангрон касается собственной шеи. Пальцы ощущают влагу, и он улыбается впервые за много недель.
– Ты хорошо бился, – голос примарха низко грохочет, словно землетрясение. – Вы все хорошо бились.
– Недостаточно хорошо, – центурион скалит потемневшие от крови зубы в предсмертной ухмылке. – Ответь мне, отец. Почему ты примкнул к Архипредателю?
Улыбка Ангрона угасает, полностью уничтоженная невежеством сына. Никто из них так и не понял. Они всегда были так уверены в том, что получить власть над Легионом – честь для него, но он лишился избранной им жизни в тот день, когда Империум оторвал его от подлинных братьев и сестер.
– Я не за Гора, – выдыхает Ангрон. – Я против Императора. Понимаешь, Каурагар? Теперь я свободен. Ты можешь это понять? Почему вы все твердили мне последние десятилетия, что я должен считать жизнь раба честью, в то время как я был близок к тому, чтобы погибнуть свободным?
– Повелитель, – произносит умирающий центурион.
Ангрон садится возле сына, не обращая внимания на ручеек крови, который течет по губам, пока Гвозди Мясника тикают, тикают и тикают в задней части мозга.
– Я здесь, Каурагар.
Пожиратель Миров делает судорожный вдох, явно один из последних. Единственный глаз выискивает лицо примарха.
– Рана у вас на горле, – слова Каурагара сопровождаются пузырящейся на губах кровью. – Это был я.
Ангрон касается собственной шеи. Пальцы ощущают влагу, и он улыбается впервые за много недель.
– Ты хорошо бился, – голос примарха низко грохочет, словно землетрясение. – Вы все хорошо бились.
– Недостаточно хорошо, – центурион скалит потемневшие от крови зубы в предсмертной ухмылке. – Ответь мне, отец. Почему ты примкнул к Архипредателю?
Улыбка Ангрона угасает, полностью уничтоженная невежеством сына. Никто из них так и не понял. Они всегда были так уверены в том, что получить власть над Легионом – честь для него, но он лишился избранной им жизни в тот день, когда Империум оторвал его от подлинных братьев и сестер.
– Я не за Гора, – выдыхает Ангрон. – Я против Императора. Понимаешь, Каурагар? Теперь я свободен. Ты можешь это понять? Почему вы все твердили мне последние десятилетия, что я должен считать жизнь раба честью, в то время как я был близок к тому, чтобы погибнуть свободным?