Спал нормально/разбудившие съебались, строго наказав не подходить к Рыбаку, не то тени съедят.
Вместо эльдарки отсыпали десятка три разной степени старости легионеров ТА из числа Падших и скилл ходить через псевдокалибанский лес между мирами (даже если в этих мирах никогда не было леса).
... Командир в мехах, чью спину сломал Лев, всё ещё дёргается. Забриил подходит к нему и целится в голову.
— Стой! — командует примарх. Он подходит к своему сломленному врагу и опускает на него взгляд. — Твой колдун убит. Что я должен сделать, чтобы избавиться от ослабляющей меня хвори?
— Ослабляющей тебя? — шипит предатель. Его дыхание затруднено и прерывисто, но спустя мгновение Лев понимает, что он смеётся сквозь боль. — Ты убил моих лучших воинов и сломал мне спину, будто я дитя. Что же ты за создание, раз творя такие вещи считаешь себя ослабленным?...
... — Я – Лев Эль’Джонсон, примарх Тёмных Ангелов и сын Императора.
Глаза еретика округляются, и в них нет ни сомнений, ни отрицания. Однако, затем он улыбается и обнажает острые щербатые зубы.
— Нет никакой хвори, мой повелитель. Вы просто постарели.
За то, что эти самые "падшие" были на Калибане вместе с предателем Лютером. А знали ли они о планах Лютера, участвовали ли в них - это современным ТА не столь важно. Потом на пыточном столе капелланы разберутся, выбивая "признание".
Вместо эльдарки отсыпали десятка три разной степени старости легионеров ТА из числа Падших и скилл ходить через псевдокалибанский лес между мирами (даже если в этих мирах никогда не было леса).
— Стой! — командует примарх. Он подходит к своему сломленному врагу и опускает на него взгляд. — Твой колдун убит. Что я должен сделать, чтобы избавиться от ослабляющей меня хвори?
— Ослабляющей тебя? — шипит предатель. Его дыхание затруднено и прерывисто, но спустя мгновение Лев понимает, что он смеётся сквозь боль. — Ты убил моих лучших воинов и сломал мне спину, будто я дитя. Что же ты за создание, раз творя такие вещи считаешь себя ослабленным?...
... — Я – Лев Эль’Джонсон, примарх Тёмных Ангелов и сын Императора.
Глаза еретика округляются, и в них нет ни сомнений, ни отрицания. Однако, затем он улыбается и обнажает острые щербатые зубы.
— Нет никакой хвори, мой повелитель. Вы просто постарели.
Феррус почему-то не упоминается, да. А Сангвиний на тот момент жив-здоров, летит с Сигнуса в гости на Маккраг.