Некрон Бэбэй

Их тысячи, они бросаются в бой

Внезапная эвакуация варпа уносит с собой порчу Хаоса.
По мере того, как нематериальный поток покидает Терру и разграбленные владения Императорского дворца, хватка Хаоса ослабевает. Силы и дары восьмеричных богов покидают своих последователей, оставляя их обездоленными. Уязвлённые поражением и обезумевшие от потери, силы Хаоса покидают материальный мир без предупреждения.
Империум освобождён от силы Хаоса одним смертельным ударом. Она увядает так быстро, что мало кто по обе стороны войны верит, что её угроза когда-либо восстановится.
Время, которое сейчас хромает, но работает, покажет.
Потеря настолько внезапна, что побеждающий воин-предатель остаётся совершенно опустошённым. На них обрушивается холод, как будто их выпотрошили. Это похоже на шок от ампутации без анестезии на поле боя. Зияющая пустота, промежуток, пространство, где что-то должно быть. То, что принадлежало им и определяло их, исчезло.
Некоторые впадают в безумие, некоторые в горе. Некоторые впадают в отчаяние, некоторые впадают в ступор. Многие просто умирают.
Плач наполняет воздух. Пение прекращается, боевые рога умолкают. У них украден императив завоевания, даже когда они стирают Дворец в порошок под своими сапогами и сравнивают его с землей своим пламенем.
По правде говоря, они победили. Дворец пал в результате их осады. За исключением нескольких квадратных метров, нескольких очагов сопротивления, нескольких линий самоубийственного неповиновения Дворец принадлежал им.
И в данный момент это ничего не значит. Они забывают, чего пытались достичь, или триумф, который это означало. Они забывают даже, почему это имело для них значение, или какой мотив двигал ими.
Некоторые просто замирают неподвижно, когда это происходит, опустошённые от изумления. Их убивают там, где они стоят, добивают клинками и пушками лоялистов. Другие отступают, огонь в них погас, и при попытке к бегству их преследуют до полусмерти.
Другие, помня, по крайней мере, о своих военных навыках, или слишком повреждённые, чтобы понимать что-то ещё, продолжают сражаться.

Бои продолжаются еще несколько дней. Осада Терры превращается в долгое, кровавое, затяжное сопротивление. Во владениях Дворца и на полях бойни Терры за его пределами конфликт продолжается ещё долго после смерти Хоруса. Силы лоялистов, по-своему столь же потрясённые и недоверчивые, как и их враги, наступают с удвоенной энергией и беспощадной местью.
Оставшиеся в живых силы лоялистов устали, слабы и ужасно уменьшились в численности. Они убивают всех, кого могут убить, они зачищают всё, что могут зачистить, они прилагают все возможные усилия, чтобы преследовать отступающих предателей и помешать их бегству. Их гнев таков, что, как позже подсчитано, если бы в армиях лоялистов было хотя бы на треть больше воинов, выживших в момент смерти Магистра войны, ни один предатель не покинул бы Тронный мир живым. В анналах истории Осада Терры стала бы примечанием к Резне на Терре.
Тем не менее, предатели бегут. Они бегут к своим транспортам и десантным кораблям. Они бегут на орбиту. Они бегут к своему флоту или к тем его частям, которые сами не бежали или не были уничтожены к моменту прибытия эвакуирующихся наземных сил. Они бегут в слепой панике. Они убегают в горе. Они убегают с криками.
Некоторые отступают в систематическом боевом порядке, сражаясь по мере отступления, удерживаемые вместе последними нитями дисциплины и достоинства или верностью своему полку, роте или легиону, связанные несколькими командирами, у которых хватило ума и самообладания организовать последовательный активный отход.
Та часть воинства предателей, которая сбежала с Терры и потерпела крах своего дела, а это значительное число, бежит к звёздам. Они понимают гнев, который преследует их за разрушенными стенами Дворца, и неумолимое возмездие, которое приближается к Тронному миру под знаменем Ультрамара.

Никто из них не требует капитуляции и не предлагает условий.
А если и предложат, то ни один верный сын Терры не потрудится их выслушать.

***

Грязный дым стелется в стороны над разрушенным рокритом дамбы Канис. Поверхность широкого проспекта усеяна обломками и испещрена воронками. В руинах слева слышатся хлопки и глухие удары болтерного огня.
Максимус Тейн идёт дальше, горящий монолит Дворца позади него. Он прихрамывает, но не обращает внимания на боль. Он помнит, когда стоял здесь в последний раз. Буквально невозможно сказать, как давно это было. Кажется, что прошли часы. Такое ощущение, что прошла вся его жизнь. Он стоял здесь, лицом к разрушенной арке Львиных врат, с немногим более семидесяти человек, все Имперские кулаки 22-й Образцовой, плотно сомкнувшиеся в заградительном строю Экзактус. Теперь они мертвы, все до единого.
Он смотрит в сторону ворот, или того, что от них осталось. Они, как и он сам, должны были не пустить врага.
Кровь пятнает рокрит рядом с ним, оставляя след, когда он идёт. Она капает с треснувшего и искореженного боевого молота, который висит у него на боку. Сыны Хоруса, пролившие эту кровь, где-то позади него, скорчившиеся в канаве дамбы. Он видит, как их собратья, почти целая рота, убегают вдалеке к разрушенным воротам. Тейн не думает, что они зайдут так далеко. Он думает, что они повернут. "Моя жизнь за Луперкаля!". Вот чем они обычно хвастались. Что ж, теперь их жизни напрасны. Они захотят умереть стоя. Они захотят умереть сражаясь. Кем бы они ни были, они астартес, а астартес не убегают.
Это его вполне устраивает. Он хочет отомстить за семьдесят братьев, которые когда-то стояли на этой земле вместе с ним.
Он оглядывается через плечо. Хотя 22-й Образцовой давно нет, он не одинок. Мужчины и женщины, идущие за ним, покрыты коркой пыли. Среди них нет и двух из одной роты или полка. Эксцертус, Ауксилия, Старая сотня, Волк Фенриса, верховой Белых шрамов, хранитель погребального костра Саламандр, центурион X легиона.
Их больше тысячи.
- Они поворачивают, - говорит воин рядом с ним.
Тейн знает. Он видел это. Сыны Хоруса разворачиваются, образуя оборонительную линию поперёк дамбы. Как он и ожидал, как он и надеялся.
- Готов? - Спрашивает Тейн. Но он знает, что брат-подмастерье более чем готов. И он больше не подмастерье. Демени теперь брат, простой и понятный, испытанный и закалённый в кузнице войны.
Демени сжимает обеими руками длинную рукоять двуручного меча Берендола. Широкое лезвие лежит у него на правом наплечнике.
Тейн высоко поднимает свой щербатый и потрескавшийся молот. Ему не нужно ничего говорить. Рёв тысячи голосов нарастает у него за спиной.
Они бросаются в бой


Взято у Art of War