удалённое

Написал рассказик для местного крусейда

Про то, как задрот с Мимеары к нам на Сейм-Ханн хорошо съездил. Делюсь с общественностью.

   “С тех пор как обрели нас вновь, побывал я всюду, и видел всякие дива. Был на корабле, что зовётся “Поиски Просветления”. Великий корабль, на три проекции дуги больше нашего, ибо изготовлен был такими мастерами, от которых при нашем отбытии уже ни имён не осталось, ни памяти. Ни даже от детей их. Когда проводник мой, из местных, (грубиян и невежа с именем словно у зеленокожего) поднял меня в небесном ялике над горными хребтами, то не сумел я увидеть, где именно кончаются они. Настолько велик этот “Поиски Просветления”.

   Корабль населён склочным народом, которого легко впечатлить простой демонстрацией удали: быстрой езды, меткой стрельбы и острого слова. Однако, наивно полагать будет, что, впечатлившись острословием однажды, они укротятся как Алеан под уздою у Кхейна. Такой острослов обречён будет отныне вечно острословить пред ними, ибо стоит ему перестать, тотчас же забудут они его, и найдут себе другого. Не для безмятежных вовсе это место, и покоя никому не найти здесь.

   Сами себя они называют Наездниками, даже если никого и ничего за всю свою жизнь не объездили. Проводник мой, уже сто пятьдесят циклов следующий Путём Рулевого, называл себя Наездником. И детей своих называл он Наездниками. И детей их детей называл он Наездниками. И супруга его, Ведьма, называлась Наездницей, и Слуга их, а равно как и Садовник. Когда же спросил я у Повара, что разносил по жилищам хлеб, каково его ремесло, Повар ответил мне что он Наездник, чем в совершеннейший, окончательный тупик меня поставил, будто пред запечатанным выходом из лабиринтного измерения. Ибо когда похвастал я, что езде на гравицикле превосходно обучен, и на звёздной доске, и что даже Холодного седлал я однажды, то Повар рассмеялся в лицо мне и сказал что не Наездник я.

   Видел и другие дива. Видел как двое избивают друг друга смертным боем, а после, будто Нерождённые, кровь проигравшего пьют. И, что хуже всего,  безумие это у них судом зовётся. Но нет на суде том ни Судьи ни Совета ни Присягнувших, ибо судят этих безумцев только лишь несчастные наши боги. Местные до поединков таких жадны непомерно. Бывает что мечами бьются, бывает что копьями, а бывает и сюрикеновыми пистолетами стреляют друг в друга точно бандиты. Поединки эти могут также бывать и словесными, и даже поэтическими, и гонкою, и атлетическим соревнованием, и игрою в Cegoi-Lidoi. Бывают и иные поединки, но все они одинаково отвратительны, ибо зиждутся на бестолковом унижении ближнего, и осмеянии его.

   Когда же я спросил проводника своего: отчего такой прекрасный корабль зовётся “Поиски Просветления”, коль скоро скверный нрав обитателей его толкает их на какие угодно поиски, кроме поисков просветления - в то же мгновение он небесный ялик наш снизил и выгнал одного меня в горы. Забрал моё питьё и пищу, и сапоги мои снял bleibeth k`adaur… И блуждал я так, изнемогая, пока ложное солнце несколько раз не погасло. И когда сошёл я с гор в долину, весь покусанный змеями и крылатым гнусом, проводник встретил меня с наглою улыбкой, и сказал, что я напоминаю ему того, кто просветления не отыскал.

   На том и покинул я это проклятое место, и не желаю более писать о нём ни на хвост Первой руны больше, чем оно того заслуживает.” 

Валенсир из Мимеары

Эльдарский историк, следующий по Пути Летописца