Ultramarines (Ультрамарины) :: Ork boyz (Wh 40000) :: Horus Heresy (Ересь Хоруса) :: Space Marine (Adeptus Astartes) :: Angron :: Wh Past :: Orks (Orcs, Орки) :: Imperium (Империум) :: Primarchs :: Warhammer 40000 (wh40k, warhammer 40k, ваха, сорокотысячник) :: David-Severeide :: фэндомы

Потому-что ГВ так захотелось/было выгодно. Если кратко. Так-как "логичность" этого поступка обсуждалось миллион раз и единого мнения(как мне кажется) не нашлось, проще сказать так.

Есть предположения, что Импи был совсем не против легиона мясников, которые бы вырезали все на своем пути.
Так же как он не был против легиона психопатов и садистов, набирая в VIII легион преступников из тюрьм строго режима Терры. И это до того, как он нашел Кёрза.

Ну вот отрывок, с прямым текстом из "Повелителя Человечества":

Император работал один, единственный повелитель в святилище запретного и забытого знания. Молния прочертила шрамы высоко в ночных небесах, прокатились гортанные раскаты грома. Хотя зал располагался глубоко под землёй, огни лаборатории замерцали в готической гармонии с бурей.
На центральной плите лежал труп. Громадное создание, существо с чрезмерно развитой мускулатурой и толстыми венами, которое настолько далеко отошло от человеческого шаблона, насколько можно было представить, но всё же сохранило связь с человечеством, как с прародителем. По правде говоря, оно напоминало нечто мифическое: морозных гигантов древних нордических кланов или богорождённого из конклавов Джарриш до Тёмной эры. То, что в нём осталось человеческого увеличили до гротескных и воинственных пропорций. Даже в смерти его грубое лицо искажал перекошенный рот, словно в жизни он знал только боль.
Император, одетый как любой учёный, стоял у плиты, положив руку на отвратительную топографию грудных мышц чудовищного человека. Его внимание было направлено на несколько соседних экранов и постоянно прокручивавшуюся на них информацию. Каждый экран показывал развёрнутый меняющийся поток биологических данных в цифровом, бинарном или руническом представлении. Аркхан тогда понял, что труп на плите вовсе не был трупом, до сих пор регистрировался пульс и прерывистая нечёткая мозговая активность.
Техноархеолог вышел из теней за ослепительным светом, направленным на тело. Он понял, что не может отвести взгляда от лица пациента и грубой ужасной кибернетики, внедрённой в череп лежавшего без сознания чудовища.
— Зубы Шестерёнки, — тихо выругался он.
Император казался слишком занятым, чтобы обратить внимание на богохульство. Крохотные схемы на кончиках пальцев испачканных кровью хирургических перчаток Омниссии прижались к груди гиганта. Они испустили ауру ультразвука — на нескольких соседних экранах под разными углами появились изображения примитивного внутреннего сканирования позвоночника и окружающей плоти. Дремлющее тело сильно дёрнулось и зарычало, словно от пронзившей нервную систему боли.
Аркхан посмотрел на искажённое страданиями лицо гиганта. Металлические зубы. Сморщенный лоб. Шрамы на шрамах. Протянувшиеся из головы кабели, напоминавшие кибернетические дреды.
— Ангрон, — выдохнул он имя.
— Да, — нечеловечески равнодушно подтвердил Император. — Я пытаюсь устранить причинённые Двенадцатому повреждения.
Император указал свободной рукой, также испачканной кровью, на три экрана, которые продолжали показывать мерцающий гололитический череп гиганта, мозг и позвоночник. Изображение было расколото десятками тонких чёрных усиков, которые были всем чем угодно только не органикой. Аркхан уставился на отсканированные изображения с медленно растущим пониманием. Учитывая опыт и образование его знание человеческой анатомии было абсолютным, но изображения на экранах не принадлежали человеку. Не соответствовали они и священным и одобренным путями аугметического вознесения.
Скорее они были богохульными.
— Полагаю, что ты видел это устройство раньше, — сказал Император. — Это так?
— Да, Божественный. В экспедиции в Гексархионские хранилища.
— Хранилища, которые снова закрыли твоим декретом, ратифицированным генерал–фабрикатором Кельбором—Халом, а всё найденное внутри осталось неизвестным.
— Да, Божественный. Знания представляли моральную угрозу и потенциальное искажение познания.
Пальцы Императора коснулись виска лежавшего без сознания примарха.
— Но ты видел такое устройство.
Аркхан Лэнд кивнул.
— В богохульных текстах, погребённых в Гексархионских хранилищах, оно называлось cruciamen.
Никак не прокомментировав услышанное, Император продолжил сканирование кончиками пальцев.
— Я никогда не видел его вживлённым и работающим, — признался Аркхан. — И никогда такую мощную модель, ни в стазисном поле, ни в хранилище. Устройства в закрытом подземелье были намного примитивнее этой конструкции.
— Я ожидал подобное.
— Зачем в Вашей бесконечной мудрости вы вживили это устройство в примарха?
— Я не делал этого, Аркхан.
— Тогда… к великому стыду признаюсь, что не понимаю, на что смотрю, Божественный.
— Двенадцатый и его легион называют их «Гвозди мясника». — Император продолжал изучать информацию на экранах. — Ты смотришь на изменения моего оригинального шаблона Двенадцатого. Точнее говоря, ты смотришь на изменения примитивного гения. Перед этим осмотром я полагал, что улучшения, полученные Двенадцатым на Нуцерии, являлись источником его эмоциональной нестабильности. Моя гипотеза состояла в том, что они стимулировали в Двенадцатом чувство вечной, но, в конечном счёте, искусственной ярости. Но всё наоборот. Изменив краевую долю и островковую область мозга, хирурги нарушили умение Двенадцатого регулировать любые эмоции. Также они перестроили его способность получать удовольствие от любых чувств, кроме гнева. Только эти химические и электрические сигналы свободно перемещаются в его мозгу. Всё остальное или полностью подавляется или изменяется, чтобы причинять невыносимые страдания. То, что Двенадцатый до сих пор жив — свидетельствует о выносливости моего проекта «Примарх».
— Его собственные эмоции причиняют ему боль?
— Нет, Аркхан. Всё. Всё причиняет ему боль. Размышление. Чувство. Дыхание. Единственная передышка, которой он обладает, заключается в изменённом неврологическом удовольствии из химикатов гнева и агрессии.
— Как мерзко, — произнёс техноархеолог. — Извращение познания, а не очищение.
Император продемонстрировал только бесстрастный интерес.
— Такая перенастройка физиологии, конечно, мешает высоким функциям мозга Двенадцатого. Весьма хитроумное устройство, учитывая его примитивность.
— Вы можете удалить его?
— Конечно, — ответил Император, всё ещё продолжая смотреть на экраны.
Аркхан изо всех сил постарался скрыть удивление.
— Тогда, Божественный, почему вы не удалили его?
— Вот почему, — Император положил обе руки на голову Ангрона, кончики пальцев одной касались виска и щеки примарха, а другой покоились на бритой голове, где усики–кабели соединялись с плотью и костью. Изображения на экранах сразу сменились более чётким отпечатком прочного толстого черепа несчастного с грубой кибернетикой и шрамами на кости от глубоких хирургических лазерных разрезов.
— Видишь? — спросил Император.
Аркхан видел. Усики глубоко укоренились в плоти мозга, они пронизывали нервную систему и спускались вдоль позвоночника. Каждое движение должно было причинять примарху сильную боль, стимулируя злобу и гнев.
Что ещё хуже, краевая доля и островковая область мозга были не просто разорваны внедрением механизма, их хирургически атаковали и удалили ещё до имплантации. Вбитое в череп устройство не разрушило эти части мозга, а заменило их. Внутреннее сканирование показывало уродливую чёрную кибернетику на месте целых участков мозговой ткани примарха.
— Они — единственное, что сохраняет ему жизнь, — сказал Аркхан.
Император убрал руки с черепа спящего примарха. Большинство экранов сразу потемнели. Он заговорил, снимая хирургические перчатки.
— Это было познавательно.
— Не понимаю, Божественный. Чем я могу быть Вам полезен?
— Ты уже принёс огромную пользу, Аркхан. Ты подтвердил мои подозрения о том, что это – cruciamen. Никто другой не смог бы сделать это. Поэтому я благодарен.
Аркхан ожидал бесстрастного поведения Омниссии, но увидев Его в такой личной обстановке, был невероятно поражён. Столь нейтральный. Столь нечеловечески нейтральный.
— Божественный, — произнёс он, прежде чем понял, что собирается что–то сказать.
— Повреждённый примарх — всё равно остаётся примархом, — продолжал отвлечённо размышлять Император. — В чём дело, Аркхан?
Лэнд замешкался.
— Вы жизнерадостнее в этот момент, чем я ожидал, даже учитывая Вашу священную отстранённость от эмоций.
— А какой остаётся выбор? — Император положил испачканные кровью перчатки на ближайший хирургический стол, где лежали покрытые красными пятнами мокрые недавно использованные скальпели и другие инструменты. — Плакать над Двенадцатым, словно он мой раненый сын, а я его скорбящий отец?
— Ни в коем случае, Божественный, — осторожно подбирал слова Аркхан. — Хотя некоторые ожидали бы этого.
Император отцепил наручи костюма, а затем снял хирургическую маску, которая закрывала Его лицо.
— Он не мой сын, Аркхан. Никто из них. Они — военачальники, полководцы, инструменты, рождённые служить цели. Как и легионы, рождённые служить цели.
Аркхан смотрел на спящего полубога, видя, как лицо Ангрона подёргивается и вздрагивает в болезненной гармонии с разрушенной нервной системой.
— С вашего благословения, Божественный, я хотел бы Вас кое о чём спросить.
Император в первый раз посмотрел на Лэнда. От взора Омниссии Движущая Сила в крови Аркхана потекла быстрее, покалывая, как слабая кислота.
— Спрашивай.
— Примархи. Говорят, что они всегда называют Вас отцом. Это выглядит таким… сентиментальным. Я никогда не понимал, почему Вы позволяете это.
Император некоторое время молчал. Когда Он заговорил, Его взгляд вернулся к огромной фигуре на хирургической плите.
— Когда–то жил писатель, — начал Он, — сочинитель детских рассказов, написавший историю о деревянной марионетке, которая хотела родиться заново и стать человеческим ребёнком. И эта марионетка, этот покрашенный автоматон, вырезанный из дерева и желавший обрести плоть, кровь и кости, ты знаешь, как он называл своего создателя? Как такое существо называло своего творца, давшего ему облик, форму и жизнь?
«Отец», — Аркхан почувствовал мурашки на коже.
— Я понял, Божественный.
— Вижу, что понял. — Император повернулся к телу на плите. — Продолжительность жизни Двенадцатого и тактическая проницательность могут снизиться, но механизм боли усилит эффективность других аспектов и компенсирует это. Я полагаю, что верну Двенадцатого в его легион. Прими ещё раз мою благодарность, Аркхан. Спасибо, что пришёл.